Но учитель хитер, он и против этого умеет найти меры. Как-то он подзывает к себе одного рослого парня, расторопного и преуспевающего в учении.
— Иди вырежь тополевую ветку и хорошенько оскобли ее!
— Будет исполнено, учитель! Я со всей душой, — приложив руки к груди, изгибается в поклоне парень. — Вы уже приказывали однажды, так я теперь сразу две хороших бирки сделаю, — говорит он и торопливо уходит, встревоженные, мы все затихаем на минуту. Потом начинаем перешептываться.
Парень вскоре возвращается и кладет перед учителем две аккуратных палочки — обе начисто ободраны, гладко выскоблены, и на каждой с одного конца веревочка привязана.
— Добро! — говорит учитель и показывает нам палочки: — Вот смотрите, это бирки! Если кому-либо понадобится справить нужду, тот должен испросить позволения: «Учитель, разрешите выйти!» Я дам ему бирку и разрешу отлучиться.
В комнате установилась глубокая тишина.
— Ну, продолжайте занятия! — приказывает учитель, положив перед собой бирки.
После этого отлучки учеников несколько сократились. При нужде, мы просили у учителя позволения и, получив бирку, бегали по-одному. Но такой жесткий порядок продолжался всего шесть-семь дней. Потом, мы, ребята, сговорились и нашли способ избавиться от бирок. Кто-то из старших забросил их на крышу.
— Да, знаю. Озорников среди вас много, — говорит учитель и приказывает еще одному парню: — Иди, сделай еще две бирки!
Проходит два дня, новые бирки тоже исчезают. Учитель нервничает, кричит с досадой:
— Опять затеряли бирки? Что ж, ладно… Это потому, что среди вас есть дурные мальчишки. Знаю сам. — Он хмурится, с минуту сидит молча, затем уже спокойно говорит: — Дети, идет зима, волоча за собой свой меч. Погода портится, пойдет снег. Несите по одному целковому на уголь.
Ребята начинают тревожно перешептываться. Учитель, как можно мягче, продолжает:
— Да… И еще, светы мои, несите деньги на циновки. Эти в труху растрепались уже, стыдно! На циновки по три теньги. Скажите вашим родителям, и поторопитесь со сбором. Срок — неделя…
Учитель запахивает халат на коленях:
— Ну, а теперь за уроки!
Сироты и бедняки перешептываются: «Что будем делать?» Все мы расстроены.
Немного погодя учитель поднимается. Обращается к одному из чтецов корана, худощавому подслеповатому парню лет двадцати, в рубашке с «духовным» воротником, говорит:
— Ты присмотри за ребятами, у меня кое-какие дела есть. Я сейчас же вернусь.
Как только учитель уходит, в комнате поднимается шум, гвалт, начинается потасовка. Бедняга подслеповатый кары пищит тонким жалобным голоском:
— Перестаньте! А то, смотрите, вот камча! Занимайтесь! — Будущий чтец корана пытается подействовать на класс угрозой, потом начинает упрашивать слезно: — Ребята, как не стыдно?
А ребятам хоть бы что: перемигиваются, хохочут, передразнивают кары. Шум, буйство разгораются все сильнее. Начинается драка. Мы, малыши, ухватившись за руки, устраиваем качели, кувыркаемся, ходим колесом. А старшие переругиваются, дерутся. Одного уже избили до крови. Есть в школе здоровенные парни, мастера борьбы и кулачных расправ. Часть из нас выбегает во двор и затевает игры.
Неожиданно возвращается учитель. Мы разом летим в комнату. Рассаживаемся по местам и тотчас принимаемся за уроки… В комнате — пыль до потолка, циновки разбросаны, разорваны в клочья…
Учитель, сдерживая гнев, молча опускается на свою подстилку. Подслеповатый кары дрожит от страха, жалобно мяучит:
— Господин! Я и кричал на них, и бранился… Никак не мог сладить… Слепой я, что поделаю, никто меня не слушается…
Учитель был очень расстроен.
— Открой окошко! — приказал он одному из учеников. — Бой-бой-бой, пыль какая!.. — Он долго кашляет, потом кричит, краснея от гнева: — Занимайтесь своими уроками, окаянные? — Хватает в руку плать, но почему-то никого не бьет.
* * *
Учитель достает из нагрудного кармана часы. Мельком взглянув на них, говорит:
— Урок кончился, дети! Ты, ты, ты… — Тыча указательным пальцем, он отбирает десяток учеников. — Приоденьтесь почище и возвращайтесь. Пойдем читать молитву над больным. — И чуть приметно улыбается: — Предвидится хорошее угощение.
После довольно короткого на этот раз чтения корана он отпускает всех по домам.
Вернувшись домой, я тут же пристаю к матери:
— Учитель велел принести деньги на уголь, на циновки, сейчас же приготовьте!
— Вай, смерть моя, ты с ума сошел! Ни с того, ни с сего вдруг подавай ему деньги. — Мать, занятая шитьем тюбетеек на террасе, сердится, бранится. — В своем ли ты уме?! На циновки деньги, на уголь деньги, а там еще на плеть деньги… Куда он будет девать деньги, ваш учитель, сгинуть ему?!
— Вы должны найти! Иначе учитель завтра в школу меня не пустит.
— Что ты там говоришь? — кричит из комнаты бабушка, занятая латаньем одеяла. — Учитель твой, сгинуть ему, скупой, жадный, то и дело — денег, то и дело — денег ему. Я что, сама делаю деньги? Сам, сгинуть ему, богач, коня имеет, барашков имеет, и все ему мало. Пусть твой учитель берет деньги на уголь у людей денежных, обеспеченных! Отец твой, бедняга, лишь изредка еле-еле соберет и пришлет три-четыре рубля…
Я не желаю считаться ни с бабушкиными, ни с материнскими возражениями и уже сердито кричу матери:
— Завтра с утра деньги должны быть, иначе я не пойду в школу!
Подошедший к этому времени Иса, видимо, услышал шум, поднятый мною, говорит, вешая сумку на колышек:
— Чего ты расшумелся? Учитель ведь дал неделю срока, а за это время что-нибудь придумаем.
— А он тут извел нас, требует обе ноги затискать в один сапог.
— Положение наше трудное, руки коротки у нас… — вздохнув, невесело говорит мать. — Потерпи дней пятьдесят а там посмотрим, может, от отца деньги придут.
В это время где-то неподалеку от нас поднимается скандал. Я бегу на улицу. Две старухи по прозвищу Сара Длинная и Сара Короткая наскакивали друг на друга, как петухи в разгар боя. Дворы их были через улицу, калитка в калитку. Сейчас они стояли каждая у порога своей калитки и пощипывали друг друга словами.
Старухи были сношенницами, но не дружили и не терпели друг друга. И мужья их жили так же, не как родные братья.
Сражение было в самом разгаре. Меня забавляла их схватка.
— Эти старые цыганки заскучали, видно, опять затеяли войну, — подмигнув, сказал проходивший мимо парень.
Понемногу из дворов выходят любопытствующие женщины, ребятишки.
Сара Длинная — высокая, кричит грубым голосом. Сара Короткая — небольшого роста, невзрачная на вид, беззубая, но ядовитая старуха с морщинистым, похожим на ключ, лицом.
— Хо! — подбоченившись, кричала Сара Короткая. — Знаю ваши, сдохнуть вам, все проделки. Слыхала, как вы ходили на свадьбу, у таких-то были, льстили там, подлизывались. Три дня пропадали без вести! А еще важничаете! Нет чтобы дома сидеть да богу молиться, бесстыжая! Прядку крути, вату чеши — мало ли дома дела? А вы то к ишану, то на свадьбу, то на поминки! Ведьма крикливая, пошли аллах смерти вам!..
— Глупая, каверзная старуха! — подкусывает соперницу Сара Длинная. — О, наставники святые! Смотри, как разоралась, провалиться ей сквозь землю! Да, сдохнуть тебе, я, и правда, была у почтенной ишан-аим, помогала им по дому. Со всех четырех частей Ташкента собрались там жены больших достойных людей, и простые, бедные-неимущие женщины — тоже. Радение было там, слышишь ты, богоотступница, сгинуть тебе! А на обратном пути на одну только минутку поздравить забежала к подруге. — Обращаясь к собравшимся женщинам, она поясняет: — И свадьба-то была там так себе, скучная. А потом вдруг дождь полил, как из ведра, я и сбежала… — И опять поворачивается к сиошеннице. — И от кого только ты могла слышать, смутьянка, коротышка несчастная?! Боже, пусть сгинут все ябедницы! Да и какое, собственно, тебе дело? Ну, ходила я, веселилась. Если под силу тебе, посади меня на цепь! Вот тебе и весь сказ, хочешь слушать, слушай, а не терпишь, кусай себя за нос от злости!..
— Хмм… — притопнув ногой от досады, хмыкает Сара Короткая. — Блюда-чашки, говоришь, облизывала у ишанши. А почему бы тебе не посидеть дома? Тюбетейки хотя бы шила. Каждый божий день шляешься, шныряешь повсюду! Тебе ли заниматься радениями, неряха, прислуга грязная, сдохнуть тебе!
Сара Длинная орет на весь квартал:
— Самой тебе сдохнуть, вонючка старая!
Женщины, наблюдавшие эту сцену, начинают уговаривать спорящих.
— Как вам не стыдно! Перестаньте, довольно. Хоть слово перемолчите, в соседнем квартале, в Ак-мечети, вас слышно. Перестаньте! — говорит одна из женщин, обращаясь к Саре Длинной.
Но тут очередь перехватывает Сара Короткая, она опять начинает вопить на всю улицу.
— Будет, мама! Опозорили до смерти! — Невестка пытается втащить Сару Короткую во двор.
