22 сентября в ноте НКИД было подчеркнуто, что правительство РСФСР не может «равнодушно относиться к систематической подготовке мелкой партизанской войны» на пограничной территории против мирного населения. Было подчеркнуто также, что требование ликвидировать «бандитские организации Савинкова, Балаховича и Петлюры» основано на условиях Рижского мирного договора. В ноте особо подчеркивалось желание польского правительства замолчать сам факт «формирования, обучения, вооружения, снабжения деньгами бандитских шаек» при явном покровительстве польских военных властей, особенно второго отдела Генерального штаба[732].
В сентябре – октябре в течение месяца в русской эмигрантской и европейской прессе (варшавская «Свобода», парижское «Общее дело», берлинский «Руль» и др.) публиковались «Разоблачения поручика Масловского» или развернутое их изложения. Изучение и анализ архивных документов из второго отдела Генерального штаба Польши дает основания предполагать, что братья Савинковы и польский майор Я. Кешковский исполняли провокационную операцию в отношении советского полномочного представителя Л. М. Карахана, но сами оказались жертвами тщательно продуманной операции по линии Профинтерна. Советская операция была направлена на компрометацию деятельности польского Генерального штаба и раскрытие фактов поддержки им группы Б. Савинкова в Польше. Ее исполнителем стал С. Д. Масловский[733].
Сфабрикованные с его подачи В. Савинковым и начальником второго отдела польского штаба «документы» были переданы (проданы) советскому полномочному представителю в Варшаве. Уже в сентябре 1921 г. подборка этих «документов» была опубликована в сборнике «Советская Россия и Польша», изданном НКИД[734]. Появление этого сборника «документов» стало решающим аргументом в требованиях советского правительства о выселении Б. Савинкова и ряда его сотрудников из Польши.
В. Савинков, подводя итоги деятельности Информбюро и НСЗРиС, в разделе «Разведка и контрразведка» своего отчета за период с 1 июня по 1 октября 1921 г. констатировал, что предполагавшееся «общее восстание» летом 1921 г. не состоялось, а план, составленный оперативным отделом РЭК, развития не получил. Не оправдались и ожидания «о согласованности действий союза с украинскими организациями в случае общего выступления». Однако, не понимая, что он стал жертвой тщательно продуманной операции, «самым значительным результатом» своей деятельности с 15 сентября по 15 октября назвал «раскрытие задуманного покушения на жизнь Карахана от имени НСЗРиС и выяснение участников в сообщении материалов для “Красной книги”[735] большевикам»[736].
Вслед за этим на фоне «публичных разоблачений» «бывшего поручика Масловского» в эмигрантских газетах последовала дипломатическая атака советской стороны в форме нот НКИД и советского правительства польской стороне[737]. В начале октября в Варшаве начала работу конференция с участием полномочного представителя РСФСР Л. М. Карахана и польского вице-министра иностранных дел Я. Домбского. Конференция завершилась 7 октября определением списка лиц, подлежащих выселению из Польши не позже 8 октября. Среди них были Борис и Виктор Савинковы, А. Дикгоф-Деренталь, М. Н. Гнилорыбов и еще 16 человек[738].
Было решено также, что с 8 октября возобновят работу реэвакуационная и специальная комиссии, а РСФСР начнет проведение реэвакуации имущества и культурных ценностей в Польшу и до 20 октября передаст первый взнос за железнодорожное имущество. Со своей стороны, Польша обязалась сообщить советской стороне текст приказа по армии относительно выполнения статьи V Рижского договора, а также заверила, что рабочие отряды из интернированных будут переведены из приграничных районов в глубь страны[739].
8 октября Философов получил от министра иностранных дел Польши К. Скирмунта письмо-уведомление о принятом на конференции решении. Скирмунт просил «снестись и переговорить» с Восточным отделом МИД «относительно вопроса выезда из Польши гг. Виктора Савинкова, Одинца, Ярославцева, Деренталя и Рудина». Министр был уверен, что свойственное Философову «лояльное и чуткое понимание двустороннего положения, являющегося результатом заключенного Польшей Рижского трактата» позволит ему объяснить причины принятого решения[740].
В тот же день Философов писал Б. Савинкову в Париж о «доброжелательном» отношении руководства МИД, но непреклонной позиции министра иностранных дел Польши. «Действия МИД приобрели характер одностороннего распоряжения, а не взаимного согласия»[741], – подчеркнул Философов. В Варшаву Б. Савинков прилетел срочно на аэроплане 26 октября и сразу отправил письмо министрам внутренних и иностранных дел Польши. Коллективное послание от имени группы экстрадируемых из Польши[742] было направлено С. Грабскому (председателю комиссии по иностранным делам сейма) и депутатам Сейма (Анушу, Сейде, Барлицкому и Перлю). Б. Савинков заявил, что не согласен с высылкой, поскольку, «покидая Польшу 26 октября, мы создали бы фикцию, будто бы добровольно покидаем ее, что не отвечает действительности»[743].
Министр иностранных дел в ответ на это объявил Б. Савинкову, что перечисленные лица «должны покинуть пределы Польши 28 октября вечером», а Б. Савинков – 30 октября. Б. Савинкову удалось добиться для своих сотрудников возможности выезда в Чехию, вследствие чего ранее запланированная их принудительная ссылка в Гданьск была заменена принудительной ссылкой за пределы Польши[744]. Вечером 28 октября шесть сотрудников РЭК во главе с В. Савинковым[745] были препровождены полицией на Венский вокзал и в сопровождении чинов Министерства внутренних дел покинули Польшу. 29 октября в предпоследнем номере газеты «Свобода» была опубликована краткая хроника процесса выселения «русских антибольшевистских деятелей» из Польши[746]. Был опубликован также Протокол о высылке, подписанный В. Савинковым, А. Дикгоф-Деренталем, А. Мягковым, А. Рудиным, М. Гнилорыбовым, В. Уляницким. Было отмечено, что гг. Белецкий, представитель правительственного комиссариата г. Варшавы, и полицейский комиссар «от подписи протокола отказались»[747].
30 октября Б. Савинков писал начальнику государства Пилсудскому: «Глубокоуважаемый и дорогой Иосиф Иосифович, прощаясь с вами, я хочу Вам сказать, что, как бы ни были прискорбны и тяжки инциденты, имевшие место в последние недели, мое и моих друзей отношение к Вам и к братскому польскому народу останется по-прежнему исполненным чувства искреннейшей признательности и глубокой дружбы, и чувство это не может измениться под влиянием обстоятельств, которые в наших глазах являются случайными».
Б. Савинков «сердечно поблагодарил» Пилсудского и «от имени русских офицеров»[748]. В предпоследнем номере газеты «Свобода» было опубликовано его обращение к польскому обществу, в котором Б. Савинков вновь выразил благодарность польскому народу и польскому обществу, которое «без различия партий и классов оказало нам своим сочувствием моральную поддержку»[749].
В середине ноября 1921 г. состоялось секретное совещание у председателя польского сейма по вопросу об обвинениях, выдвинутых советским правительством против второго отдела военного министерства в связи с «делом Масловского». На этом совещании присутствовали: военный министр, министр юстиции, начальник Генштаба, министр внутренних дел, делегаты сейма[750]. В очередном номере информационного бюллетеня второго отдела Генерального штаба сообщалось: «Прославившийся по делу Масловского и ряду позднейших провокационных подделок майор Кешковский получил, наконец, десятимесячный отпуск без сохранения содержания для окончания своего агрономического образования»[751]. Полномочный представитель Л. М. Карахан через некоторое время был отозван из Варшавы.
Так закончилась бурная деятельность братьев Савинковых в Польше по организации «отряда русских беженцев», «комитетов» и «союзов» для борьбы с Советской Россией. В годовом отчете НКИД РСФСР IX съезду Советов было подчеркнуто, что за спиной Б. Савинкова и его организаций стоял второй отдел польского Генерального штаба, который руками Б. Савинкова «вел неофициальную войну против Советской России»[752]. В результате их деятельности возникла сложная проблема содержания, обмундирования и репатриации из Польши немалого контингента интернированных антисоветских формирований, на решение которой потребовалось нескольких лет.
Положение интернированных антисоветских формирований в польских лагерях (за исключением некоторых привилегированных групп – петлюровцев и казаков) до заключения Рижского мирного договора было «терпимым и сносным». С начала апреля 1921 г. польское военное командование стало испытывать натиск со стороны РУД смешанной комиссии по репатриации, затем – советского представительства в Польше. Польское руководство, следуя букве Рижского мирного договора, должно было официально отстраниться от любой поддержки бывших союзников – интернированных русских армий[753].
