на стервятника, готового броситься на жертву в любой момент. Его голос мало того что походил на отрывистый лай, так ещё и неприятно гнусавил.
— А что случилось с Волтером Коулером? — спросил Джон, ответив Мидере рукопожатием.
Мужчина презрительно скривил губу.
— Он отказался от участия — сослался на больные ноги. Но я думаю, причина в глубокой обиде на Парламент и Союз путешественников.
— Ах да, — вспомнил Фоллер и расстроенно вздохнул, — его же исключили и лишили звания. Может, не стоило этого делать…
— Я не менее опытен, чем Коулер. — Злость и обида наполнили археолога. — К тому же он уже старик. Пусть читает газетки в ожидании старухи с косой.
— Что ж, раз вы за него, давайте начнём.
— Прошу к монитору… — Мидера взял со стола пульт и указал на огромный экран в стене.
В зал неспешно вошла Сиона. Кивнув археологу, она села в одно из кресел.
Гектор нажал пару кнопок, и на мониторе появилась схема: Спейстаун — Горы Монтего — Небесный храм — Фаертаун — Райский остров.
—…Позвольте, объясню, — Мидера откашлялся в кулак. — Через пару дней мы доберёмся до гор Монтего и спустимся в подземный лабиринт. Пройдя его, наша команда выйдет к древнему храму. Как утверждает госпожа Като, Небесный анкх находится в нём. Заполучив артефакт, мы направимся к райскому острову, сделав остановку в Фаертауне для пополнения припасов.
— Остров, как вы знаете, расположен неподалёку от Ледяного континента, — заговорила Сиона. — Чудовищные ураганы сгубили многих путешественников, но не переживайте, господин Фоллер, — анкх позволит нам пролететь через штормовые врата. Если нет вопросов, предлагаю закончить наше маленькое собрание и разойтись.
— Я не буду вас задерживать, — и Джон устало зашагал к выходу. Всё, чего он хотел, это уронить тяжёлую голову на подушку.
— Спокойной ночи, — пожелал ему вслед Мидера и подошёл к Сионе: — Вас проводить до каюты?
— Не утруждайся, — холодно ответила Като, посмотрев на Гектора как на клопа. — Лучше работай как следует и не забывай о нашем уговоре.
— Разумеется, госпожа, — откланявшись, Мидера покинул зал.
Оставшись одна, Сиона подошла к иллюминатору и взглянула на усыпанное звёздами небо.
— Ещё немного, и Гайя войдёт в новую эру. — Она сняла колье и с интересом взяла в ладонь рубин. — Человечество получит то, что заслуживает.
Внутри камня возник образ беспризорника из «Неосити». Мальчик стоял на коленях и тянул вперёд руку, по его губам читалось «Помогите». Широко распахнутые невинные глаза смотрели прямо на Сиону, умоляли вернуть ему мечты, эмоции и мысли о братьях, но её лицо всё больше морщилось в мерзкой презрительной гримасе.
* * *
Восьмилетний Джон вернулся из школы с дыркой на брюках. Увидев это, его мать покачала головой:
— Как же тебя угораздило, дорогой?
— Прости, мам, это всё забор, — мальчик виновато опустил глаза.
— Ладно, раздевайся и мой руки.
Сев минут через пять за стол, Фоллер вдохнул чудесный аромат грибного супа.
— А папа опять не придёт? — с грустью спросил он и посмотрел в окно, за которым ветер гонял по тротуарам сухую листву.
— У него много дел, — объяснила мать. — Сегодня он будет поздно.
— Понятно, — вздохнул Джон и зачерпнул суп.
— Ты кушай и садись за уроки, а я пока достану из шкафа другие брюки. Надо их погладить.
— Их нет, — пробормотал Джон.
— Что? — нахмурилась мать.
— Я их отдал.
— Как отдал? Кому?
Фоллер убрал ложку в сторону.
— Вчера к нам перевели нового мальчика по имени Бэрл — на штанах заплатки, портфель потёртый, а под глазом синяк, большой такой. На перемене я спросил, как у него дела. Он ответил, что его бьёт папа, а денег на новую форму в семье нет. Почему, мама? Разве папа не должен защищать сына?
— Это сложно объяснить, дорогой, — мать погладила Джона по голове. — Не все папы хорошие. Мне жаль твоего одноклассника. Это ему ты отдал брюки?
— Прости меня. Я лишь хотел сделать его немножечко счастливее. Ты сердишься?
— Конечно, нет, дорогой, — мать прижала Фоллера к себе. — Мы купим другие, не переживай.
За окном стемнело. Включив светильник на тумбочке, Джон надел пижаму и лёг в постель. Мать тихонько зашла в детскую пожелать сыну спокойных снов. Когда она села на край кровати, Джон перевернулся на спину и посмотрел ей в глаза.
— Почему мой папа не может помочь Бэрлу? Он ведь работает в министерстве по делам детей.
— Не всё так просто, дорогой, — мать нежно коснулась ладонью щеки сына.
— Но почему? — не понимал Джон. — Папа и президент могут сделать счастливыми всех детей на Гайе.
— Как бы объяснить… — мать на некоторое время задумалась. — Помнишь, какой вкусный торт был у тебя на прошлом дне рождения?
— Конечно, — расплылся в улыбке мальчишка. — Творожный, со взбитыми сливками. Вкуснотища!
— А теперь представь, что этот торт — счастье. В тот день ты пригласил десять человек. Вы весело провели время, и лакомый кусочек достался каждому. Но что бы ты делал, будь гостей сотни? Пойми, нас очень много, поэтому счастья на всех не хватает. — По щеке матери скатилась слеза. — Нельзя сделать счастливыми всех. Накорми досыта одного — и оставишь голодным другого. У каждого чиновника свои взгляды на будущее Гайи. Если бы ты только знал, с какими трудностями в работе сталкиваются твой отец и президент. Политика — это настоящее поле боя, где каждый готов загрызть соперника, чтобы обеспечить себе счастливое будущее под Тауросом. Сейчас ты ещё мал, но настанет день, и ты всё поймёшь. А теперь засыпай, дорогой.
— Не споёшь мне мою любимую песню? — вдруг попросил Джон, чем смутил мать.
— Опять? Я пела тебе её вчера.
— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!
— Ну хорошо, — мать вытерла слезу, откашлялась и тихонько запела:
— В нашем мире много грусти,
Много зла и много бед,
Но возможно стать счастливым,
И я дам один совет.
Нет, не надо строить замки
Иль сокровища искать,
Нужно честным быть с собою,
Детских грёз не предавать.
Счастьем просто поделиться —
Надо с малого начать:
Улыбнуться тем, кто в грусти,
Кому плохо, тех обнять.
Раз, два — улыбнись,
Кусочком счастья поделись.
Три, четыре — будь собой
И мир по-новому открой.
Пять, шесть — смелей мечтай,
И если дождь — не унывай.
Семь, восемь — человеком будь,
Найдёшь в сердца других ты путь.
Девять, десять — засыпай.
Люблю тебя, ты так и знай…
— Знаешь, мам, я вырасту и сделаю мир лучше, — заявил уверенно Джон. — Обещаю.
— Конечно, дорогой, — улыбнулась мать. — Ты же у меня умница. Люблю тебя.
— И я тебя. Спасибо за песню. Кстати, а кто её написал?
— Я… не помню, честно. Ну всё, засыпай, а то уже поздно. Спокойной ночи.
Оставшись один, Джон перевернулся на бок и попытался уснуть, но неутихающие мысли не давали векам сомкнуться.
Прошло больше пятидесяти лет, а Джон всё ещё свято верил в то, что мир может стать лучше.
В каюте царил полумрак. Свет с палубы проникал в два иллюминатора и рассеивался возле кровати. Президент лежал на боку и никак не мог заснуть: повторял припев маминой песни. Он мечтал сделать счастливыми всех жителей Гайи, но вместо этого связался с Като обрёк народ на страдания. Не зря говорят, что благими намерениями вымощена дорога в ад. Одно лишь грело душу Фоллера — Небесный анкх, способный открыть путь к райскому острову.
«Всё будет хорошо, мама, — мысленно пообещал Джон. — Что бы ни случилось, моя мечта станет явью».
[1] Билборд — рекламный щит большого размера, закреплённый на металлической опоре.
С заходом Тауроса жизнь в столице не останавливалась. Люди, дабы прокормить семьи, шли с одной работы на другую; кому повезло больше, отправлялись с коллегами в паб надраться до беспамятства. Яркие вывески ослепляли, а громкая реклама с билбордов и рокот моторов били по перепонкам. Те, кто проводил поздние вечера дома, плотно закрывали все окна, опускали чёрные шторы, но это помогало не всегда.
Шуре́н Накаму́ра, коротковолосый брюнет крепкого телосложения, сидел за письменным столом в просторном кабинете. В приталенной белой рубашке, заправленной в брюки, он походил на типичного офисного работника. Образ портили полные хмельного безумия глаза и бокал пива в руке. Перевалило за́ полночь, но мужчина, сдвинув густые брови и почёсывая на мощных скулах и выдающемся подбородке щетину, внимательно изучал лежавший на коленях журнал «Тайны нашей планеты», в котором опубликовали интервью Волтера Коулера.
Мебель для кабинета Накамура
