раза были изгнаны с трибуны, прежде чем успели закончить выступление. Когда один из аспирантов сказал, что планирует последовать примеру Фейнмана, Ландау обвинил его в «погоне за модой». В конце концов Ландау использовал диаграммы Фейнмана в своей статье, написанной в 1954 году, но поручил сложный анализ двум своим студентам. «Это первая работа, где я не могу сам справиться с вычислениями», – признавался он коллеге [177].
Как повлияли на распространение диаграмм Фейнмана такие люди, как Ландау? В 2005 году физик Луис Беттанкур, историк Дэвид Кайзер и их коллеги решили это выяснить [178]. К тому времени Кайзер уже собрал коллекцию научных журналов, изданных по всему миру за все годы после того, как Фейнман рассказал о своей идее. Кайзер внимательно пролистал каждый журнал, чтобы найти все ссылки на диаграммы Фейнмана и подсчитать, сколько авторов подхватывали эту идею в разное время. Когда исследователи построили график на основе собранных данных, получилась знакомая S-образная кривая, которая сначала растет по экспоненте, а затем выходит на плато.
Следующей задачей было измерить «заразность» идеи. Хотя диаграммы были придуманы в США, их стремительное распространение началось после того, как они попали в Японию. В СССР процесс шел медленнее, чем в этих двух странах. Отчасти это объяснялось историческим контекстом. В послевоенный период японские университеты переживали бурный рост, и в стране сформировалось активное сообщество талантливых физиков, изучавших элементарные частицы. СССР в то время вступал в фазу холодной войны – и это, наряду со скептицизмом таких ученых, как Ландау, препятствовало распространению диаграмм.
На основе собранных данных Беттанкур с коллегами также смогли рассчитать репродуктивное число диаграмм Фейнмана: скольким коллегам передавал эту идею подхвативший ее физик? Выяснилось, что идея была очень заразной. На первых порах в США значение R составляло около 15, а в Японии доходило до 75. Это была одна из первых попыток рассчитать репродуктивное число идеи, то есть дать численную оценку тому, что раньше было лишь смутной догадкой о заразности.
В связи с этим возник вопрос, почему идея оказалась такой притягательной. Быть может, потому, что в то время физики постоянно общались друг с другом? Вовсе не обязательно: скорее всего, такое высокое значение R связано с тем, что люди, подхватившие идею, продолжали транслировать ее в течение долгого времени. «Распространение диаграмм Фейнмана напоминает медленное распространение болезни», – отмечали исследователи. Повсеместное проникновение идеи объяснялось «скорее очень долгой жизнью идеи, чем аномально высоким уровнем взаимодействия».
Отслеживание цепочек цитирований позволяет не только увидеть, как распространяются идеи, но и понять, как они появляются на свет. Если в какой-то области известные ученые обладают непререкаемым авторитетом, это может замедлить развитие альтернативных идей. В результате новая теория может получить поддержку только после того, как на нее обратят внимание ведущие ученые. Физик Макс Планк однажды сказал, что «прогресс науки идет от похорон к похоронам». Исследователи из Массачусетского технологического института (MIT) решили проверить это известное утверждение, проанализировав, что происходит после преждевременной смерти выдающихся ученых [179]. Выяснилось, что представители конкурирующих групп начинают публиковать больше статей – и чаще цитируются, – тогда как соратники умершего ученого обычно теряют позиции в научном мире.
Научные публикации важны не только для ученых. Эд Кэтмелл, один из основателей студии Pixar, называл их полезным способом установления связей со специалистами за стенами компании [180]. «Помимо того что публикации знакомят нас с идеями, они поддерживают нашу связь с научным сообществом, – писал он. – Эта связь намного ценнее любых идей, которые мы можем для себя открыть». Компания Pixar известна тем, что поощряет связи типа «мир тесен» между разными кластерами сети. Это отразилось даже на дизайне их здания, где в большом центральном атриуме созданы зоны для спонтанного общения (там расположены почтовые ящики и кафе). «Большинство зданий проектируются с учетом функционального назначения, но наше задумано так, чтобы максимально участить случайные встречи», – объясняет Кэтмелл. Идею социальной архитектуры он тоже позаимствовал из другой области. В 2016 году в Лондоне открылся Институт Фрэнсиса Крика. Крупнейший биомедицинский центр в Европе, разместившийся в здании стоимостью 650 миллионов британских фунтов, должен стать домом для 1200 ученых. По словам его директора Пола Нерса, планировка здания продумана так, чтобы люди чаще общались друг с другом, и достигается это путем создания «легкого беспорядка» [181].
Неожиданные встречи способствуют появлению новых идей, но если полностью устранить границы внутри офиса, это может дать обратный эффект. Исследователи из Гарвардского университета использовали цифровые трекеры, чтобы отследить перемещения сотрудников в двух крупных компаниях, и выяснили, что при переходе к открытой офисной планировке уровень личного общения снижается почти на 70 %. В таких условиях люди предпочитают общаться удаленно – число электронных писем увеличивается более чем на 50 %. В офисе с открытой планировкой снижалось количество результативных взаимодействий, а с ним и общая производительность [182].
Для распространения чего-либо восприимчивые люди должны контактировать с инфицированными – напрямую или опосредованно. Независимо от того, рассматриваем ли мы инновации или инфекции, количество возможностей для передачи будет зависеть от частоты контактов. Таким образом, чтобы осмыслить процесс заражения, необходимо выяснить, как мы взаимодействуем друг с другом. Как оказалось, это очень сложная задача.
«Тэтчер приостанавливает социологический опрос о сексе», – гласил заголовок в газете Sunday Times. Дело было в сентябре 1989 года, когда правительство отклонило предложение об исследовании сексуального поведения людей в Великобритании. Столкнувшись с растущей эпидемией ВИЧ, ученые осознали, какую значимую роль в этом играют сексуальные контакты. Проблема заключалась в том, что никто не знал, насколько распространены такие контакты. «Мы понятия не имели, каковы оценочные значения параметра, от которого зависит эпидемия ВИЧ, – вспоминала Энн Джонсон, которая наряду с другими учеными предложила провести исследование в Великобритании. – Мы не знали, какая доля населения вступает в гомосексуальные контакты, мы не знали, сколько партнеров бывает у людей» [183].
В середине 1980-х годов группа медицинских исследователей предложила изучить сексуальное поведение в национальном масштабе. Они провели успешное пилотное исследование, но запустить масштабный опрос никак не удавалось. Сообщалось, что Маргарет Тэтчер отказала в государственном финансировании, решив, что такой опрос нарушит неприкосновенность частной жизни и приведет к «неподобающим спекуляциям». К счастью, нашелся другой источник финансирования. Вскоре после выхода статьи в Sunday Times инициативу поддержал независимый благотворительный фонд Wellcome Trust.
Национальное исследование сексуальных отношений и образа жизни (Natsal) было проведено в 1990 году, а затем в 2000-м и в 2010-м. По словам Кей Веллингс, участвовавшей в его подготовке, было очевидно, что полученные данные найдут применение не только
