ВЕСТНИК:
Да потому, что сам он был бездетен.
Тебя – из рук моих он принял в дар.
СВЕТЛОВИДОВ (долго и внимательно смотрит на него):
А ты… купил меня или нашёл?
ВЕСТНИК:
Мне передал тебя другой пастух.
СВЕТЛОВИДОВ:
ВЕСТНИК:
Да. Мы в горах окрестных
Пасли стада…
СВЕТЛОВИДОВ:
Кто ж он? Сказать ты сможешь?
ВЕСТНИК:
Он, помнится, слугою звался Лая.
СВЕТЛОВИДОВ:
Не прежнего ль фиванского царя?
ВЕСТНИК:
Да, у царя служил он пастухом.
СВЕТЛОВИДОВ:
Он жив ещё? Увидеть бы его…
Жена, гонцом помянутый пастух —
Не тот ли, за которым мы послали?
ИОКАСТА:
Не всё ль равно? О, полно, не тревожься
И слов пустых не слушай… позабудь…
СВЕТЛОВИДОВ:
Не может быть, чтоб, нить держа такую,
Я не раскрыл рожденья своего…
ИОКАСТА:
Коль жизнь тебе мила, молю богами:
Не спрашивай… Моей довольно муки!
СВЕТЛОВИДОВ:
Не убедишь меня. Я всё узнАю…
ИОКАСТА:
Тебе добра хочу… Совет – благой!..
СВЕТЛОВИДОВ:
Благие мне советы надоели…
ИОКАСТА:
Несчастный! О, не узнавай, кто ты!
СВЕТЛОВИДОВ:
Ступайте. Приведите пастуха!
Пусть знатностью своей одна кичится.
Иокаста убегает; входит Никита Иваныч.
Догадываюсь, старцы. – это он,
Которого мы заждались: старик
Глубокий, он в одних годах с гонцом…
На все вопросы отвечай, старик,
В глаза мне глядя: был рабом ты Лаю?
НИКИТА ИВАНЫЧ:
Был. Но – не купленным, я рос при доме.
СВЕТЛОВИДОВ:
Каким существовал ты ремеслом?
НИКИТА ИВАНЫЧ:
Я бОльшую часть жизни пас стада.
СВЕТЛОВИДОВ:
Ну, а в каких местах живал ты чаще?
НИКИТА ИВАНЫЧ:
На Кифероне и в его округе.
СВЕТЛОВИДОВ (показывая на вестника):
Его ты знаешь? Ты его встречал?
НИКИТА ИВАНЫЧ:
Возможно. Только сразу не припомню.
ВЕСТНИК:
В том дива нет, владыка. Но заставлю
Забывшего всё в точности припомнить.
Поверь, он помнит, как бродили мы
По Киферону. Он два стада пас,
А я – одно. Поблизости… С весны
До холодов, три полугодья кряду.
Зимой же с гор я стадо угонял
В свой хлев. А он – на Лаев скотный двор.
Всё было так, как говорю, иль нет?
НИКИТА ИВАНЫЧ:
Всё правда… хоть прошло годов немало.
ВЕСТНИК:
Скажи, ты мальчика мне отдал —
помнишь? —
Чтоб я его, как сына, воспитал?
НИКИТА ИВАНЫЧ:
Так что же? Для чего такой вопрос?
ВЕСТНИК:
Вот, милый друг, кто был младенцем этим.
Показывает на Светловидова.
НИКИТА ИВАНЫЧ:
О, будь ты проклят! Прикуси язык!..
СВЕТЛОВИДОВ:
Младенца ты передавал ему?
НИКИТА ИВАНЫЧ:
Передавал… Погибнуть бы в тот день!..
СВЕТЛОВИДОВ:
Где взял его? Он свой был иль чужой?
НИКИТА ИВАНЫЧ:
Не свой… Его я принял от другого…
СВЕТЛОВИДОВ:
А из какого дома? От кого?
НИКИТА ИВАНЫЧ:
Не спрашивай ты больше, ради бога!
СВЕТЛОВИДОВ:
Погибнешь, если повторю вопрос.
НИКИТА ИВАНЫЧ:
Узнай же: был он домочадцем Лая.
СВЕТЛОВИДОВ:
Рабом он был иль родственником
царским?
НИКИТА ИВАНЫЧ:
Увы, весь ужас высказать придётся…
СВЕТЛОВИДОВ:
А мне – услышать… Но я слушать должен!
НИКИТА ИВАНЫЧ:
Ребёнком Лая почитался он…
Но лучше разъяснит твоя супруга.
СВЕТЛОВИДОВ:
НИКИТА ИВАНЫЧ:
СВЕТЛОВИДОВ:
НИКИТА ИВАНЫЧ:
СВЕТЛОВИДОВ:
НИКИТА ИВАНЫЧ:
Злых страшилась предсказаний.
СВЕТЛОВИДОВ:
НИКИТА ИВАНЫЧ:
Был глас, что он убьёт отца.
СВЕТЛОВИДОВ:
Но как его посмел отдать ты старцу?!
НИКИТА ИВАНЫЧ:
Да пожалел!.. Я думал, в край далёкий,
На родину, снесёт его… А он
Для бед великих спас дитя. И, если
Ты мальчик тот, знай: ты рождён на гОре!..
СВЕТЛОВИДОВ:
Увы мне!.. Очевидна катастрофа…
О свет! Тебя в последний раз я вижу!
В проклятии рождён я, в браке проклят,
И святотатственно я пролил кровь!..
Затемнение, музыка; потом вспыхивает луч света, в котором видны только двое: Светловидов и Никита Иваныч.
НИКИТА ИВАНЫЧ: На вас лица нет, Василь Васильич! Даже меня в страх вогнали…
СВЕТЛОВИДОВ: Для чего живёт человек?.. Неужели только для того, чтобы набить свою память воспоминаниями? Молодость гонится за впечатлениями, а в старости они приходят сами, сами обступают со всех сторон, теребят за рукав, разворачивают пред тобой длинные свитки отыгранных прежде ролей, шепчут на ухо старые, знакомые слова, которые когда-то отбарабанил без толку и смысла, а только сейчас начинаешь понимать всю их глубину… А роли-то – ушли вместе с годами, их не вернуть, не переиграть заново… А коли б можно было – о, как бы я теперь всё это сыграл! Как бы я это всё оживил нынешним моим знанием, нынешнею моею болью… Но – нет! Дудки!.. Если бы молодость знала, если бы старость могла… Не зря у Пушкина Скупой рыцарь лишь грезит в ночи над своими сокровищами, которые собирал он с молодых лет… Сделать-то уж с ними ему нечего! Если бы молодость знала, если бы старость могла…
НИКИТА ИВАНЫЧ: Пойдёмте домой, будьте великодушны!
СВЕТЛОВИДОВ: Прозрел я тогда…
НИКИТА ИВАНЫЧ: Когда? Когда?..
СВЕТЛОВИДОВ: Ну, тогда… Когда велела она мне «оставить сцену»…
НИКИТА ИВАНЫЧ: Ну?..
СВЕТЛОВИДОВ: Ну, прозрел я, прозрел, говорю…
НИКИТА ИВАНЫЧ: Ну, прозрел…
СВЕТЛОВИДОВ: И дорого мне стоило это прозрение, Никитушка! Стал я после той истории… стал я без толку шататься, жить зря, не глядя вперёд… Разыгрывал шутов, зубоскалов, паясничал, развращал умы… А ведь какой художник был, какой талант!.. Зарыл я талант, опошлил и изломал свой язык, потерял образ и подобие Божие… Сожрала, поглотила меня эта чёрная яма!.. Не чувствовал раньше, но – сегодня… когда проснулся, поглядел назад, а за мною – шестьдесят восемь лет!.. Только сейчас увидел старость…
В темноте раздается мощный удар грома, и сверкает молния.
Злись, ветер! Дуй, пока не лопнут щёки!..
Вы, хляби вод, нахлыньте с ураганом,
Залейте башни, флюгерА на башнях!..
Вы, серные и быстрые огни,
Предвестники громОвых тяжких стрел,
Дубов крушители, летите прямо
На голову мою седую!.. Гром,
Всё потрясающий, разбей, круши
Природы форму, шар земной – расплющи
И разбросай по ветру семена,
Родящие людей неблагодарных!..
(Никите Иванычу)
Топочет ногами.
Ну! Из «Короля Лира»!.. Подавай скорее слова шута! Некогда мне!
Сверху на них обрушиваются реальные струи дождя.
НИКИТА ИВАНЫЧ: Что, куманёк?.. Под кровлей-то сидеть, окропляя себя святою водою, лучше, чем под таким вот дождевым кропилом? Право, дяденька, пойдём, помиримся с твоими дочерьми… В такую бурю и умнику, и дураку – равнО не сдобровать.
СВЕТЛОВИДОВ:
Греми вовсю!.. Сверкай, огонь!..
Лей, дождь!..
Чего щадить меня? Огонь, и ветер,
И гром, и дождь – не дочери мои!..
В жестокости я вас не укоряю:
Я царства вам не отдавал при жизни,
Детьми моими вас не называл…
Вы не подвластны мне… Ну, так бушуйте!..
Вот я – ваш раб, старик несчастный,
слабый…
И вы: угодливые слуги – в помощь
Злым дочерям – вы всей небесной мощью
Обрушились на голову мою,
Седую, старую!.. О, стыдно, стыдно!..
НИКИТА ИВАНЫЧ: У кого кровля над головой, у того и голова в порядке… Пойдём, пойдём, дяденька!..
