ЯВЛЕНИЕ 2-Е
Появляется МИРИАМ в сопровождении ЮЛИИ и ВЕВЕИ. Она слегка возбуждена.
ГОРГИЙА вот и та, которой, как Цирцеей,
Он, человек, в шакала превращен!
(Наблюдает из-за мачты)
МИРИАМ (оглядываясь)Где ж спутник наш? Его ищу везде я…
Ужель нас на молу покинул он?
Нет, я видала, как в толпе угрюмой
Носильщиков на сходни он ступил.
Я ж видела его сейчас у трюма, —
С гребцами он о чем-то говорил.
Вот странный юноша! Молчал всё время,
Пока мы были с ним почти вдвоем
В завесах лодки… Здесь же на триреме
Беседует с презреннейшим рабом!
Да, тщетно я в пути, то руку тронув,
То в очи заглянув, влекла его! —
Подобно изваяньям фараонов,
Глядящим с саркофага своего,
Он оставался бледен, нем, недвижим
И так прекрасен, что… смущалась я.
Иль склонности он не имеет к рыжим?
Иль грезил о другой, в волнах скользя?
А! Если это…
(С гневом хрустит пальцами)
ЮЛИЯ (целуя ей руки)Значит, он – лишь мальчик,
В такой красе не смыслящий совсем
И недостойный, чтобы этот пальчик
Из-за него страдал!
(Помолчав.)
Да и затем
Он, госпожа, наверно, скуп иль беден,
Как в год голодный полевая мышь:
За весь наш долгий путь им не был съеден
И финик!
Что за вздор ты говоришь!
А эта барка с птицей серебрёной
У носа и кормою расписной?
А шерсть мягчайшая его хитона?
А обруч с жемчугом и бирюзой
Цены огромной, выделки отличной?
Но как могла взглянуть ты, Мириам,
И на него с корыстностью привычной?!
О, между прочим… Я сама отдам
Всё, чтоб хоть раз со мной на ложе лег он! —
Ах! Рот его подобен почке роз…
И гиацинту – длинный, темный локон…
Так неужель в твоей душе зажглось
Желанье и к нему?!
Что ж тут дурного?
Иль он – дитя? Иль я не хороша?
Да, если смеешь соблазнять святого!
На взгляд мой, госпожа,
Сомненье в этом может быть едва ли…
Так знайте: он – посланник нам с небес!
Иль только я… А вы… Вы не видали
Дорогой совершённых им чудес?
Припомните: плывя по нильской зыби,
Сронил кольцо он вглубь… и вмиг, нырнув,
Стоящий на прибрежье робкий ибис
Его принес ему, зажавши в клюв!
Когда же ехали мы тростниками,
Камышинку сухую он сорвал, —
И вся она покрылась вдруг цветами —
И этот был лазурен, тот же – ал!
Поверьте в эти знаменья!
Да, ловко
Болтаешь ты, о правде лишь забыв!
Горячая же у тебя головка! —
Она какой-то вспомнившийся миф
И в наши дни, должно быть, хочет видеть.
Вевея – лгунья? Да? О, Мириам!
(Убегает, закрыв лицо руками.)
МИРИАМ (вслед)Куда же ты? Поверь, тебя обидеть
Я не желала!
В глубине сцены показывается ПАЛОМНИК.
ВЕВЕЯ(Исчезает вместе с ним.)
МИРИАМ (поспешно оглядываясь)(Делая движение туда)
Он там? Опять ей показалось!
(Возвращается.)
Ах, Юлия! Ну, не беспечна ль я? —
Ушла из дома, в дальний путь собралась,
Не взяв с собой и вам взять не веля
Одежд, припасов – никакой поклажи…
Купи ж в портовом рынке – близок он —
Мне веер пальмовый, и плащ лебяжий,
И с благовоньем розовым флакон,
И с померанцевым питьем амфору,
Плодов, сластей – всего, чтоб чуть дыша
Носильщик твой с покупками шел в гору…
Иди! Иди ж!
Ну, в этом-то не будет затрудненья.
(Ищет свой кошелек.)
Однако… Боги! Где ж мой кошелек?
Да, позабыт он также, без сомненья…
Поистине, преследует нас рок!
(Сразу легкомысленно.)
Что ж! Красота моя – богатство тоже.
Сегодня ж на нее устрою торг, —
И тот, кто даст всех больше, всех дороже,
Узнает ночью ласк моих восторг!
Здесь, на судне, в толпе богатой, праздной,
Найдется много, Юлия, таких,
Что всё дадут из сладкого соблазна —
Меня, меня оспорить у других!
И первым не окажется ль меж ними
Он, наш улыбчивый иероглиф,
Знакомец наш с глазами неземными,
Что больше лицемерен, чем стыдлив?
(Удаляется в сопровождении ЮЛИИ.)
ГОРГИЙ (с горечью)Так, стало быть, будь я, мудрейший Горгий,
Глупейшим Крезом – я владел бы ей!
Теперь же на постыдном этом торге,
Средь жалких и счастливых торгашей,
Я встану, корчась в зависти, но молча…
О, это золото, красней, чем кровь!
О, это золото, желтее желчи!
Когда им обещается любовь,
Ее любовь! – то я его добуду.
Входит СОСФЕН, осматривая грузы. Он узнает ГОРГИЯ, который не успел еще спустить на лицо плаща.
СОСФЕНКого я вижу? Иль, как Диоген,
Избрал наш ритор этих бочек груду
Своим убежищем?
Как знать, Сосфен?
В наш век, как и всегда, философ – нищий.
Надет уж подобающий наряд.
Располагайся ж, друг, в своем жилище, —
Я много дам!
Как некий меценат,
Мне столько ж дай до этой глупой сцены!
Вот остроумец тонкий! Вот шутник!
Но у Сосфена
Для тех, чье состоянье – кипа книг
Да куча слов, и драхмы не найдется.
(Похлопывая по своему кошельку)
А между тем здесь – тысячи их есть…
(Вновь смеется)
Да, дорогой учитель, уж придется
Тебе, чтоб получить их, в бочку лезть,
Откинувши на время самолюбье!
Не вижу я, – какой бы смысл нашел
Ты в этом?
О, большой! Взглянул бы вглубь я, —
А мудрый Горгий, слава наших школ,
С осанкой льва и взорами орлицы,
Сидит, согбен и выпачкан смолой!
Ну, как тут хохотом не разразиться?
А смех, как поучает медик мой,
Весьма полезен для пищеваренья.
Итак…
За то… хоть мыслимое униженье.
Не-т, дурака во мне ты не найдешь!
Послушай… Я не знал, как горд ты…
Я пошутил… Ведь ты умен… поймешь…
Да и клянусь, – ох, не тесни же к борту! —
Я не богат… То – старческая ложь…
Чтобы она… Чтоб Мириам любила!
Так и плати ж за всё! Плати! плати!
За то, что ты, такой обрюзглый, хилый,
И возлежал на розовой груди,
За то, что пил ты из того фиала,
Что был к устам сладчайшим поднесен!
За то, что твой ковер кроваво-алый
Лелеять должен был ваш с нею сон!
Но что из этого? Повсюду в мире
Блудниц дарят, ласкают и…
Вбегает БИРРИЙ с маленькой ивовой корзинкой.
ГОРГИЙ (ему)Скорей! Он госпожу поносит, Биррий!
Так он умрет, как ядовитый гад!
(Наваливается на СОСФЕНА и душит его)
ГОРГИЙ (стоит в стороне, скрестив руки с полным хладнокровием)БИРРИЙ (несколько подавленный)ГОРГИЙБИРРИЙГОРГИЙБИРРИЙГОРГИЙ (про себя)(Громко.)
