Старый сказочник
Я — старый сказочник, я знаю много сказок
Про злых волков, про зайцев косоглазых,
Про хитрых лис, про глупых попугаев…
Я — старый сказочник, я много сказок знаю.
Про Маленького Принца — гостя с неба,
Про тех — кто был на свете, и кто не был,
Про Кролика и девочку Алису,
Про доброго Кота и злую Крысу,
О глупом, жадном Короле-калеке,
О добром, умном, но — Сверхчеловеке,
О Счастье, о Любви и о Свободе,
О том, кто ищет, и всегда — находит.
Но не несу ни зла я и ни ласки,
Никто не будет плакать и смеяться:
Я сам себе рассказываю сказки
И жду, когда они начнут сбываться.
А сбывшимися сказки — не бывают,
Несбывшиеся сказки — забывают,
И больно мне, но я не унываю —
Я старый сказочник, я много сказок знаю…
Декабрь 1964 — январь 1965Стучит по брезенту палатки сосед…
Стучит по брезенту палатки сосед.
Не спится, я слушаю соло на стенке.
Мотив, которому много лет,
В старинном и ласковом вальсовом темпе.
Крутится вертится шарф голубой,
Крутится вертится над головой,
Крутится вертится, хочет упасть,
Кавалер барышню хочет украсть.
Опять, опять крутиться тебе
Шарф голубой, девичий шарф.
Как много в тебе от снегов и небес,
Ты жить помогал, расставаться мешал.
Где эта улица, где этот дом,
Где эта барышня, что я влюблен,
Так вот эта улица, вот этот дом,
Вот эта барышня, что я влюблен.
Сегодня опять утром снег и мороз.
Согреться помогут лишь чай да мешок.
Опять на маршрут пойти не пришлось,
Но песенку ночью приемник нашел.
Крутится вертится шарф голубой,
Крутится вертится над головой,
Крутится вертится, хочет упасть,
Кавалер барышню хочет украсть.
Мне в жизнь пути весенние
Вплетаются, как ленточки —
Заботливо-рассеянной
Рукою в косу девочки.
Всё сумерки да сумерки,
Пора бы быть и вечеру.
Стою с дорожной сумкою
И говорю: «До встречи!» — вам.
Растерянно и ласково
Гляжу на зори дальние,
И хочется участвовать
В рассветов созидании.
А кто-то скажет с завистью,
Мол, ехал за туманами,
А сам, наверно, явится
С набитыми карманами.
И вот словами связан я,
Как крепкою верёвкою,
И всё-то вам рассказывать
Становится неловко мне
О том, что я за сказкою,
За песней, за закатами,
За тем, чтоб перед ласкою
Я не был виноватым бы.
И впрямь пора заканчивать,
Да что-то вот не хочется.
И до сих пор заманчив мне
Призыв весны и осенью.
Все сумерки да сумерки,
Пора бы быть и вечеру…
Стою с дорожной сумкою
И говорю: «До встречи!» — вам.
25 мая 1968Где-то город качает детей,
Где-то треплет корабль ураган.
Ни города, ни корабля, ни людей,
Ни горя, ни счастья — тайга.
Где-то десятки чудесных книг,
Где-то страстей и желаний накал.
Ни книг, ни страстей, ни желаний… Одни…
Ни боли, ни веры — тайга.
Где-то задумчивых сказок слова,
Где-то сомнительной правды угар.
Ни правды, ни лжи, одни права
На жизнь и на смерть — тайга.
А где-то город и всё-таки ты
И надо кому-то зачем-то лгать,
И мне не спасти своей мечты,
И разницы нет — тайга.
Горы слева, горы справа,
Посредине — Темиртау,
Посредине — домик старый,
Посредине — я с гитарой.
Где-то сбоку люди ходят,
Что-то ищут и находят.
Я ж сижу посередине,
Словно мышь в пустой корзине.
Сверху — сыро, снизу — грязно,
Посредине — безобразно,
Мое тело и душа,
За душою — ни гроша.
Даже не на что напиться,
И в соседний дом ввалиться,
И стоять посередине,
Словно лошадь в магазине.
Ну, а дома кто-то спросит,
Где его, мол, черти носят? —
В Темиртау посредине
Я, как дырка на картине…
Август 1963, ТемиртауОт песен в мире тесно,
Но это не беда:
Необходимы песни
Как хлеб или вода.
Петь в мире хочет каждый,
Без этого ни дня,
И смысл этой жажды
Попробуем понять.
И смысл этой жажды
Попробуем понять.
Есть песни про работу,
Про отдых и про сны,
Про радости, заботы,
Про действие весны.
Про горе и удачу,
Про леших и гробы,
Канатчикову Дачу
И Белые Столбы.
Канатчикову Дачу
И Белые Столбы.
Есть песни демонстраций —
Чеканить шаг ноги.
Есть песни дальних странствий
Про запахи тайги.
Есть песни незаконные,
Фальшивые и честные,
Есть песни незнакомые,
Есть широко известные.
Есть песни незнакомые,
Есть широко известные.
На ужин и на завтрак,
Про дни и вечера.
Есть новые, как завтра,
И старые — вчера.
Про женские, мужские
Глаза, пожатья, рты.
Похабные, святые,
Про травы и цветы.
Похабные, святые,
Про травы и цветы.
Про родственные души,
Про гномов, королей.
Есть с просьбами: «Послушай!
Дай закурить! Налей!»
Есть про своих девчонок
И про своих ребят,
Есть про больших учёных.
А я вот — про себя!
Есть про больших учёных.
А я вот — про себя!
13 июля 1968Тридцать лет — это время свершений,
Тридцать лет — это возраст вершины,
Тридцать лет — это время свержений
Тех, что раньше умами вершили.
А потом начинаешь спускаться,
Каждый шаг осторожненько взвеся:
Пятьдесят — это так же, как двадцать,
Ну а семьдесят — так же, как десять.
Тридцать лет — это время улыбок,
А не плач и не смех со слезами,
Тридцать лет — это время ошибок,
За которые нет наказаний.
Тридцать лет — это синие горы,
Вкус находки и ужас потери.
Тридцать лет — это радость и горе,
Тридцать лет — это жизнь на пределе.
Тридцать лет — это песни и мысли,
Тридцать лет — это море и скалы.
Тридцать лет — это поиски смысла…
Тридцать лет — это всё-таки мало…
Июль 1963Ты слышишь — солнце прозвучало
Аккордом утренних лучей?
И, начиная жизнь сначала,
Поймёшь, ты чей или ничей…
Ты слышишь — в окна рвётся ветер?
Покой на время позабудь!
Мы снова встанем на рассвете,
И снова — в путь, и снова — в путь.
Ты слышишь — сердце рвёт на части
Дорога дальняя и дом?
Так в чём же счастье? В чем же счастье,
Поймём мы или не поймём.
Ты слышишь — в окна рвётся ветер?
Покой на время позабудь!
Опять мы встанем на рассвете,
И снова — в путь, и снова — в путь.
Ты слышишь — губы прошептали:
«Не уходи. Не уходи.»
И те, кто любят, ждать устали.
И неизвестность впереди.
Ты слышишь — в окна рвётся ветер?
Покой на время позабудь!
Мы завтра встанем на рассвете,
И снова — в путь, и снова — в путь.
У каждого свой Эверест и Монблан…
У каждого свой Эверест и Монблан,
А сколько живет вдалеке от подножья…
Не надо ни плакать, ни верить в обман,
А надо дороги искать в бездорожье.
А надо, срываясь, руками взмахнув,
Которые крыльев никак не заменят,
Поверить, что кто-то репшнур натянул,
И верить, что сдержит, — и сдержит, раз верит.
И надо нести, словно собственный крест,
Не думать про слабость усталого тела.
И помни, поднявшись на свой Эверест:
Один никогда бы ты это не сделал.
1967–1968