Евгений Витковский - Век перевода. Выпуск первый (2005)

Чарльз, дум твоих мне ясен ход —
Ты мыслишь: что меня гнетет?
И для чего под ключ в комод,
Вздохнув украдкой,
Я спешно прячу с глаз долой
Поблекший шарфик кружевной,
Неверной, трепетной рукой
Разгладив складки?

Друг молодости, прям и строг,
Сколь ты от истины далек!
Не камень в печени — пролог
К сему настрою!
Сдержи кощунственный вопрос!
Встарь шарф
Ее касался кос…
Hie illae lammae[12] — и слез
Я не сокрою…

Она уже немолода
И замужем. Мы, иногда
Встречаясь, кланяемся… Да,
Друзья — не боле…
Пустяк — но взволновалась грудь…
Стерн не преминул бы всплакнуть;
Как прах былого всколыхнуть,
Не вызвав боли?
Мой «ясный взгляд» давно поблек;
Ее… не будь к святыням строг!
Но… пожелтевший лоскуток
Достал со дна я —
И нежный лик, лукав и мил,
Меня из мрака поманил,
И в сердце юношеский пыл
Взыграл, признаю.

Мы норовим замкнуть сердца;
Мотив, что льется без конца
Из музыкального ларца,
Глушим сурово;
Но чуть пружину тронь — и вот
Каскадом дребезжащих нот
Шкатулка о любви поет
Опять и снова.

Что ж, смейся! Юноша во мне
Воспрял — навстречу той весне,
Что чудом расцветает вне
Житейской прозы.

Мы вновь вошли в Златой Портал:
Матрона (ты ее встречал)
И я — отнюдь не идеал
Девичьей грезы.

Вновь шарфик льнул к ее щеке,
Играл оркестр вдалеке, —
Мы шли вдвоем, рука в руке,
Смеясь чему-то…
Бог весть, куда лежал наш путь…
Зачем ты вздумал помянуть
Про меры Гладстона и суть
Ирландской смуты!

Ну что ж, Судьба, я — твой должник!
Мне — общество любимых книг;
И трубка — как я к ней привык! —
Пыхтит исправно…
Се! Брачных избежав силков,
За Тех, что испокон веков
Покоят сон холостяков,
Пью тост заздравный!

Сей восторг не прискучит вовек,
Сей каприз никому не в укор —
Забывая про времени бег,
Любоваться на синий фарфор.
Хрупкий контур хранит до сих пор
Память древних веков — погляди!
Нанесли же глазурь и узор
При имперском дворе Хуан-ди.

Вот драконы — левкоя побег
Хвост одел им в цветочный убор.
Ной, покинув надежный ковчег,
Избежал ли клыкастых прожор?
Был неистов их ярый напор,
Золотилась броня на груди…
Сколь портреты их тешили взор
При имперском дворе Хуан-ди!

Ваза: садик, где вишенья снег
Кружит ветер, примчавшийся с гор,
Стал влюбленным обителью нег.
Смертной участи наперекор
Взмыли птицами в синий простор,
Скорбь оставив навек позади,
Эти двое; так рек стихотвор
При имперском дворе Хуан-ди.

Посылка
Добрый критик, язык твой остер,
Но порочить меня погоди:
Брал ли мудрый в расчет всякий вздор
При имперском дворе Хуан-ди?

Лежит во прахе Карфаген,
Тьма поглотила Вавилон;
Обильный златом Орхомен
И град, что звал своим Язон,
Коринф, храм сладострастных жен,
И Херсонес… Спустя года,
Что все вы, как не смутный сон?
Где вы, былые города?

Безмолвные руины стен
Спят средь лесов былых времен:
Гранит атлантов сокрушен,
Померк блеск мраморных колонн, —
Так Сеннаару предрешен
Удел исчезнуть без следа.
Эпохи стерли вязь имен.
Где вы, былые города?

Огнь, хлад и ветер перемен
Безжалостный чинят урон:
От Фив, чей люд на смерть и плен
Был Эрифилой обречен,
До града Ис — напевный звон
Со дна звучит, и гор гряда
Шлет эхо отзвуку вдогон:
«Где вы, былые города?»

Посылка
Принц, жребий царств — тщета и тлен,
Их грех, и радость, и беда,
И труд — все сгинут под рефрен:
Где вы, былые города?

Где ныне города равнин?
И где Вефиль, кумирен град?
Где Калах — Фовела почин?
Где Сеннаар? Алчбой объят,
Царь Амрафел повел отряд
В Сиддим — и сгинул без следа
В смоле, и был низвергнут в ад;
Где вы, былые города?

Где ныне гордый исполин
Карнак, громада из громад?
И где Луксор? — Среди руин
Шакалы рыщут, совы бдят,
Змея свилась в тени аркад,
Вязь знаков сгладили года;
Так звуки в раковине спят…
Где вы, былые города?

Где Сузы, град былых годин? —
Там Астинь ослепляла взгляд,
Там счет кувшинов и корзин
Вел бережливый Мифредат;
Неемию ж от сузских врат
Во имя Божьего труда
Звал город, что поныне свят.
Где вы, былые города?

Посылка
Принц, скорбной чередой утрат
Их грех, и радость, и беда
Забылись много лет назад.
Где вы, былые города?

Не говори мне — слова излишни, —
О чем колдунья поет
Под сводами убеленного терна,
Под отзвук сентябрьских нот, —
Мне ведомы все ее повадки,
Мы в дружбе не первый год.

На бурый мох у сонного плеса
Бросает шишку сосна;
Весь день кричит в никуда кукушка,
В долинных рощах — одна;
И радость странствий баюкает сердце,
Вычерпанное до дна.

Неверный отсвет роняет в травы
Изменчивая пора;
Призваны в строй под лунами жатвы,
Снопы стоят до утра;
И буки к зиме срывают одежды,
Пятная листвой ветра.

Прими в удел, как я — эту осень,
Всё, что без спора отдам, —
Страны, где вязы в полях, и дорога,
Блестя, уводит к холмам,
И шорохом полнятся чащи леса —
Многоколонный храм.

Ибо природа бездумна, бездушна,
Ей ни к чему ответ,
Что за чужак, преступив границу,
В лугах оставит свой след;
Не спросит, с зарей рассыпая росы,
Мои они — или нет.

Славный железнодорожный мост через реку Тей!
Увы! — поделюсь печалью своей:
Девяносто жизней отнял горчайший из дней
(То есть суббота последняя 1879 года).
Очень долго еще не забудут этого эпизода.
Было семь часов и близилась ночь,
А злокозненный ветер — он дул во всю мочь,
Дождь потоками лил с небесной кручи,
И недобро хмурились черные тучи,
И Демон ветров ревел: «Эге-гей!
То-то сдую я Мост через реку Тей!»
Когда эдинбургский экспресс отошел от перрона,
Было легко на душе у пассажиров вагона,
Но подул Борей и пригнал ураган,
И всяк задрожал, ибо страхом был обуян,
И многие повторяли, к груди прижимая детей:
«Господи, нас переправь по Мосту через Тей!»
Но едва экспресс докатил до Уормит-Бей,
Злобно и громко взревел Борей
И сотряс опоры моста через реку Тей
В последний субботний день 1879 года.
Очень долго еще не забудут этого эпизода.
Поезд мчал во весь дух, и часы текли,
Вот уж красавец Данди замаячил вдали,
И лица у пассажиров надеждою расцвели,
Ибо всяк уповал, что отпразднует Новый год
В кругу семьи и друзей, не зная забот,
И всем пожелает счастья под Новый год.
Поезд медленно полз по мосту через Тей,
Пока не дополз до середины путей,
Тут затрещали опоры — и распались на груду камней,
И рухнули поезд и все, кто в нем был, прямо в Тей!
Диавол Бури взревел сильней,
Ведь девяносто жизней отнял горчайший из дней
В субботу последнюю 1879 года.
Очень долго еще не забудут этого эпизода.
Как только стало известно об утрате моста,
Передавались вести из уст в уста —
И безутешный город горько рыдал:
Небеса милосердные! Мост через Тей упал,
И вместе с ним — эдинбургский экспресс.
Всяк был весьма огорчен и поднялся стон до небес.
Не уцелело ни одного пассажира,
Чтобы поведать о страшной трагедии миру:
О том, что стряслось в последний субботний день 1879 года.
Очень долго еще не забудут этого эпизода.
Это жуткое зрелище совсем не хотелось бы мне
Наблюдать своими глазами в сумерках при луне,
В то время как Демон Бури ярился и выл всё сильней
Над железнодорожным мостом через реку Тей.
О! Злополучный мост через реку Тей!
На этом я завершаю повесть скорбей,
Объявивши миру — просто и без затей,
Что опоры несущие не рухнули бы, ей-ей,
Как я доподлинно слышал от толковых людей,
Когда б с обеих сторон опирались на контрфорсы,
И немало толковых людей солидарны в этом вопросе.
Ибо которые строят дома надежно,
Тем умереть до срока никак не можно.