Петербургская поэма. Избранные стихотворения - Марк Котлярский

…Это ты мой ворованный воздух,

это ты, мой изменчивый ангел,

это ты запоздалая сущность,

звезд свеченье,

золотое сеченье,

страсти странной пересеченье,

вод глубинных, бурливых теченье,

сроков загнанных истеченье…

Ты рванулась ко мне, словно птица,

словно пуля в замедленной съемке,

и прошила насквозь наши судьбы,

словно строчкой,

надежнее прошвы,

и ушла,

став видением прошлым,

и свернулась,

как сгусток кровавый

на запекшейся резаной ране…

…И вороний оклик картавый,

словно точка в дурной мелодраме.

Если можешь – прости.

Простирается простывшего неба простор,

натужно кашляет гром,

и вовсю рассопливился ливень —

того и гляди, не помогут врачи и припарки.

…Вяжут, вяжут, ворча, наши судьбы

сварливые парки,

расплетают и снова вплетают

причудливый новый узор.

Ты прости: я не смог распрощаться тобой,

я не смог сохранить тебя,

я оставил тебя в Зазеркалье —

там где мир подчиняется волчьим законам,

и не верит слезам, как Москва,

что не только слезам,

но и даже делам и поступкам не верит.

Кремль, тучный, как боров,

напыжившись, гонит волну…

Это все Зазеркалье.

У времени пошлом в плену

и, попав, словно в плен навсегда,

в социальные сети,

дети разных народов мечтой о наживе живут.

И блестит, освященный людьми золотистый телец,

бьет поклоны ему разбитная веселая стая.

…Ты простишь меня, слышишь?

Мы простились с тобой, наконец.

Я закрыл эту книгу,

страницы уже не листая…

Что же в этом отрадного,

если на склоне дня

женщина из Отрадного

не думает про меня?

Жизнь развернута скатерью

пестрой. За годом год

вместе с безумной матерью

в доме она живет.

Всё без прикрас, без мистики:

среднее, в общем, кино.

Женщина из статистики,

коих полным-полно.

Окна отрадно лыбятся —

все на одно лицо.

Ты же хотела выбиться,

среды разомкнув кольцо!

Помнишь, как ты шептала:

«Милый, уйду с тобой…»?

Нас от любви шатало,

связывало судьбой.

Связывало да не связало,

было да и прошло.

Легче отнюдь не стало,

мело да не замело.

Ты не суди так строго,

нервно платок теребя.

К счастью ведет дорога,

но… в стороне от тебя.

Труби, судьба, в печальный рог,

Тащитесь, траурные дроги:

Нет, я тебя не уберег

И не окликнул с полдороги.

Давно растаял голос твой,

Разъятый пламенем распада.

Печально время листопада

Под ветра неумолчный вой.

Прощай, безгласная свирель!

Раскачивает ветер ель —

Что ж вертопраха

Вряд ли унять.

Летят листы,

За ними вслед летишь и ты

На крыльях праха.

…Когда жизнь отвратительнее,

чем поддельный вермут,

да и под рукой ничего,

кроме вермута,

нет,

я вспоминаю о том,

что отвергнут

на этой ничтожной

из всех планет.

„О чем ты? – вопил Пастернак. —

Этот вихрь духоты…»,

железная леди, поджатые губы,

губительна страсть,

губительна убыль

тобою просчитанная.

Но ты

напрасно не хочешь казаться, а быть

убогой богиней, принцессой предместья…

…Ах, если б измыслил суровую месть я,

то начал с того, что посмел бы забыть

тебя, стряхнуть наважденье,

как чертову скверну,

вогнать задумку о мести,

как вгоняют патрон,

чтоб затвор передернуть.

Отвергнут?

Встретимся

после

твоих

похорон…

Сначала

меня

убивала

женщина,

которую я любил.

Потом

меня

убивала

женщина,

которая меня любила.

И я не знаю,

кто из них

все-таки

меня убил,

потому что не знаю,

что же, на самом деле,

со мной

было.

Но помню,

что убивали

медленно,

по частям,

сначала

убивала

одна,

затем – другая.

Одна убивала – любя,

другая – ругая.

А может быть, —

но кто это знает? —

я

убил

себя

сам?!

…Нет, я всё слышу —

Я спокойно замкнул уста,

Мне надоело спорить

С теми, кто любит спор,

И пусть вокруг меня

Вихри́тся безумный ор,

Я не скажу ни слова —

Я просто устал…

Я, как монах-молчальник,

Денно коплю слова,

Нощно

Нещадно

Щедр

В раздумьях своих, как Крёз:

Разбрасываю повсеместно

Золото зимних грёз

(От летней жары у меня

Раскалывается голова…)

Нет, я всё-таки сплю,

Я знаю: в грезах зима

Белоснежным ковром

Покроет

Дорожный

Тракт.

Летят рысаки.

Начинается