злая сила,
Как собственный внезапный горб;
И на своем горбу почуешь
Всю тяжесть истинной вины…
…Ты, кто болящий дух врачуешь,
Кому страдания видны,
Кто всех – от мала до велика —
Исчислил срок и дал удел,
Не отводи стального лика,
Не завершай последних дел,
Но выслушай. Возьми надежду
И все, что хочешь, не спросив.
Спаси безумную Надежду,
Лишь от самой себя спаси!
Одна из самых впечатляющих фресок Джотто называется «Смерть, подтверждение стигматов»
Набрось фату на собственное фото,
Тебе пришлет подарок мальчик-фат.
Но смерти нет. Она – на фреске Джотто,
А фреска есть запечатленный факт.
Когда-нибудь – когда? – поймешь сама ты,
Что это значит – гибнуть ни за грош.
Смотри: на фреске явственно стигматы
Вдруг проступают, и бросает в дрожь
Увиденное: эта боль юдоли!
Кровь запеклась. На лицах – тусклый взгляд
Покойников. Частица смертной доли —
В хрустальном кубке растворенный яд.
А ты живи, дави свой давний сплин,
Живи, как мышь, как старица, живи…
…О, гений Джотто, славы исполин —
Певец разлуки, смерти и любви…
Прыжок. И я в уме…
О. Мандельштам, „Стансы“
Быстрый путь: от родства до уродства, —
Мимоходом, стремглав, на ходу, —
И кривая подчас сумасбродства
Затевает с тобой чехарду:
Перепрыг, перескок, перемена
Чьей-то участи; прыгнул – лови
Этот миг, совершив непременно
Свой прыжок в беспросветность любви!
Что ж, допрыгался, значит, приятель, —
Вряд ли знание силы придаст, —
Тот, кто предан – тот сам и предатель,
Тот, кто любит – тот сам и предаст!
«Надежда наждаком сжигает жуть ночную…»
Мне ни к чему одические рати
И прелесть элегических затей…
А. Ахматова
Надежда наждаком сжигает жуть ночную,
Но следом входит в дом предутренняя боль.
Я под собой давно страны уже не чую,
Похоже, и страна свою забыла роль.
Торжественно звучит готическая ода
(По правде говоря, старинный «отходняк»),
И ты в судьбе моей – принцесса эпизода.
Разрушенный тобой воздушный особняк,
Тобой и создан был, – иль таковым казался, —
Над нами облака обломками висят.
Вновь сотворенный мир лишь нас с тобой касался —
Мы пили мед любви, а оказалось – яд.
Я боль перетерплю. Поверь, твоя измена
Спасет меня, как врач, сама наложит жгут.
Пусть жизнь твоя плывет, привычна, неизменна,
А боль… Она придет, когда ее не ждут…
Фантазия на вымышленную тему о несуществующей Надежде Р.
Итак, цикл стихов о вымышленной женщине – Надежде Р., которой в действительности не существовало.
Игра воображения подсказывает мне, что если она существовала, то ей этим летом, а именно 3 июля, сегодня, ей исполнилось бы сорок лет.
Заранее прошу не экстраполировать все то, что будет написано в стихах – на личность автора; ей-Богу, автор сам по себе, а его вымышленная героиня, витающая в небесных эмпиреях воображения – сама по себе.
Tertium non datur – третьего не дано.
Сорокалетняя женщина: семь вариаций на тему
1. Сорокалетняя женщина: предполагаемая встреча
Мы встретимся, когда тебе исполнится сорок,
где-нибудь на Пречистенке или на Чистых прудах.
Из меня выветрится любовный морок,
и ты, увидев меня, подумаешь: «Ах,
неужели я когда-то от чувства к нему угорала?
Неужели всё это было? Слава Богу, давно…»
Ты меня не любила?
Ты просто от скуки играла?
И любить, и терять одинаково тебе не дано.
Ты стоишь предо мной,
и глаза почему-то отводишь.
Разве этот любил я
поникший в момент пустоцвет?
Отойди, проходи,
неизвестное ныне отродье,
неужели действительно
тебе сорок исполнилось лет?
И замкнется лицо твое,
и усмешкой раздвинутся губы,
сорокалетняя женщина —
белокурый, задумчивый враль.
Ты припомнишь, что нас
разъединил февраль
и прикинешь мгновенно в уме,
какая от этого убыль…
Ты кивнешь мне с презреньем,
как провинившемуся в чем-то холу́ю,
позабывшему об одной из предписанных
уродливых, лакейских поз.
И тогда твою тонкую руку
я, склонясь, невзначай поцелую,
и пойду себе прочь,
как побитый, но радостный пёс.
Ты можешь,
сколько угодно говорить,
что у тебя хорошее настроение,
ставить лайки на Фейсбуке,
писать бравурные посты́.
Но никто, кроме тебя —
только ты, —
не знает, на самом деле,
что жизнь твоя – это ветхое строение,
мир, загнанный в угол,
хижина дяди Тома,
где негр, работающий на плантациях,
это тоже ты;
и от всех этих проблем
в теле твоем нездоровая истома,
и давно уже на пыльном твоем
подоконнике
завяли цветы.
Сорок лет —
это лёт
сорок
длиннохвостых,
принесших на хвосте
новость
с обратным адресом —
«ад».
Ты думала, что предавать —
это радостно, легко и просто?
Но судьба похожа
на обезьяну,
которая, прикрывая
руками свой краснолицый зад,
умильно строит,
кривляясь,
различные
резвые
рожи,
как вдруг
остается гримаса,
размазанная по лицу.
Ты чувствуешь,
сорокалетняя,
как тело твое корежит
и кровь свой шаг печатает,
как рота солдат на плацу.
Скажи мне,
сорокалетняя,
зачем ты,
сорока летняя,
летящее лето
радости
сменила
