Владимир Ноговицын - Корни сосны

Чёрствый ломоть краюхи,
чёрной правдой приправленный густо...
Все приятные слухи
исчезли отсюда в минуты.
Ложь тогда хороша
и имеет свойство искусства,
Если только она
подчиняется зову Иуды.
Хоть куснули вы хлеба,
Водой непроточной запили
(запах плыл по округе -
дурманящий, приторно-мятный),
Но забыли про Небо,
О Господе тоже забыли,
Что страдал на кресте,
палачами за Правду распятый.
Хоть земля покрывалась,
как кровью, затем сорняками,
И хоть ссохлась листва,
что казалась - давно ль? - исполинской.
Но ребёнок, что только родился,
губами, губами
всё тянулся, тянулся
к горячей груди материнской...

Минуты подступили - и молчи!
Поленьев потреск слушай ошалело.
Поэзия натопленной печи
Почти гипнозом подчиняет тело.

И дух смолистый наполняет дом,
Во все углы пройдёт напропалую!
И я печи родительской теплом,
Бывает, душу стылую врачую.

1.
Не юлил он вокруг да около,
Говорил, вызывая страх.
Мокрый плащ - что крыло сокола -
На подмятых висел кустах.

А погода стояла гадская!
Не перечь ему, не перечь:
Это всё-таки атаманская,
Не холопская это речь.

И была правда-матка горькая.
И спускалось, как свет из рам,
Небо зябнущее, скользкое, -
К серебрёным его крестам.
2.
Никто, казалось, уберечь не мог
Людей от злобы, что на бой водила.
Их женщина украдкой окрестила
И прошептала: "Да храни вас Бог!.."

Когда ж в крови лежали и в грязи
Войною той истерзанные трупы,
Дороже, чем рыдания минуты,
Был тихий крик единственной слезы.
3.
Оркестровый раскатистый вой...
Мы ещё не расстались с войной.

И она, будто сабельный взмах,
Отразилась у многих в глазах.

Мы рубили её, захмелев,
Словно кроны у старых дерев.

Разжигали то сор, то траву,
Выпускали, как дым, в синеву.

И военные сны по ночам
Иногда возвращаются к нам.

Он ушёл без меня в этот бой.
Может быть, ушёл на рассвете.
Год уже девяносто шестой,
А мне кажется - сорок третий.

Я ловлю его грустный взгляд,
Глаз порой не свожу с портрета...
Мне домашние говорят,
Что я очень похож на деда.

Военные дороги далеки,
Друзья, бои, ранения
и страны...
Уходят тихо
наши старики,
Обиды отпустили их
и раны.

Давным-давно,
а не сейчас, не тут
(Кто слышал - те уже
позабывали)
В их честь гремел,
как музыка, салют
И марши так торжественно
звучали.

Был человек,
был наш сосед - и нет...
И мы стоим,
тому ещё не веря.
И лишь листву
ненужную вослед
Теряют почерневшие
деревья.

А он вестей
не подавал -
Он просто
без вести
пропал
в аду войны
жестоком...
А сын, что был
в ту пору мал,
отца домой
упорно ждал -
Без времени,
без срока...
Пора забыть бы,
наконец,
Но ожиданье
тянется... -
Поговорить бы
нам, отец...
Да вот, не получается...

Уйти, куда глядят глаза.
Уйти в вагонов перестуки.
Война устроила разлуки,
Война сменила адреса.

О чём не думалось тогда -
Другим додуматься придётся.
Но та далёкая беда
Затмит ли и луну, и солнце?

А пуля - знай себе - летит
Шестому вслед десятилетью,
И кто-то новый новой смертью
По-настоящему убит.

Но поколение других,
Всей прежней правды не изведав,
Забудет о могилах дедов...
Кто осудить посмеет их?!

И им, пришедшим, не понять
Пропавших без вести когда-то.
 Отца погибшего. И мать,
И сына, и сестру, и брата...

В Книге Памяти, в нашей газете
Появилась фамилия деда.
Нам о нём говорила бабушка
Как о пропавшем без вести.
А здесь - в напечатанных строчках
По белому чёрным - "ПОГИБ"...
Погиб. Значит, есть могила!
И бабка почти что радостно
Вздохнула: "Ну, слава Богу!"
Через пятьдесят два года
Где-то под Старой Руссой
Отыскались следы дедовы.
И вновь пришла похоронка,
Утерянная не нарочно
Когда-то в давнюю пору...
Я позже узнал, что в газете
Чётким почерком журналиста
Длинное "пропал без вести"
Исправлено на "погиб",
Поскольку таких пропавших
Для одного издания
Показалось довольно много.
И слов сочетание это
Выбивалось из тесных рамок
Привычных уже понятий.
- Что ты, это - детали, -
Меня убеждали спокойно, -
Это ж такая малость,
Обычный пустяк, не больше...
Так что твои рассужденья,
Мягко сказать, несущественны.
Была всего лишь поправка
В канцелярском незвучном тексте.
Её никто не заметит
И примет без возражений...

Но почему мне страшно?

Подняться из окопного
                            схорона,
На землю торопливый
                            бросить взгляд.
Призывный крик,
              подобьем ставший стона,
 В смертельный бой
                      опять повёл солдат.
.. .Давно уже обуглилась отава,
Деревья обгорелые стоят...
Пришла безвестность,
                         а отнюдь не слава
Ко всем убитым,
                       что плашмя лежат...

Торжество с вином и водкой,
Для него настал черёд.
Снова налитою стопкой
Обжигают жадный рот.

Мимоходом помянули
(А вспомянут ли потом?)
Тех, что намертво уснули
Не за спонсорским столом.

Я не встревожен давним зовом.
И я отторгнут от начала,
Когда на поле Куликовом
Звучала музыка металла.

И гром гремел великой сечи,
Но он в моих остался клетках,
Как позывные русской речи,
Как торжество далёких предков.

И я, порой понять не смея
Всю сущность нынешних историй,
Хочу, чтоб средь икон музея
Вдруг ожил праведник Егорий.

А в сердце какая-то слепота...
Мне тридцать три года - возраст Христа.
Я жду обещанного перелома.
Характер мой - не та простота.
А в доме моём живёт пустота,
А в доме своём я - будто не дома.
А на дворе - постылая ночь,
А с фотографии смотрит дочь -
Она улыбается редко, точь-в-точь
                                        как я...
Не будет же вечностью этот дождь!
Ненастья все уберутся прочь
И как бы вычеркнутся из бытия...
Мне тридцать три года - возраст Христа
Несу свой крест. Я устал от креста!
И тяжко рукам. И свербит спина.
И впору бы крикнуть: "Довольно!"
А кто-то уже предъявляет счета.
И камнем тянет чужая вина
Из тех времён, из минут, когда
Распяли Его. Но мне до сих пор -
Бо-ль-но!..