море серого стиля.
А поэзия, прости Господи, должна быть глуповата…
А. Пушкин в письме к П. Вяземскому
Пусть облако разорвано, как вата,
И кружится над улицей дымок,
Поэзия должна быть глуповата,
Порою нависая, как дамок —
Лов меч, но и тогда она желанна,
Живительна, как легкий полувздох,
Но иногда превратна и и жеманна,
Особенно на стыке тех эпох,
Когда властитель праздный и лукавый,
Властитель дум и покровитель муз,
Овеянный нечаянною славой
Вдруг заключит с поэзией союз,
И вот тогда, обласкана властями,
Поэзии жеманная строка
(А что же будет с родиной и с нами?),
Как мутная, прокисшая река
Вдаль унесет, и дальше по теченью
Словесный мусор (черт его дери!).
…А мы живем, благодаря стеченью
Тех обстоятельств, – и благодари,
Что только тех, что нас пока спасают,
И не однажды нас еще спасут.
И впрок стихи поэты запасают,
Приберегая их на Страшный суд.
Я читал Сомерсе́та Моэ́ма,
И рассказов увесистый том
Прозвучал для меня, как поэма,
Но закончился чистым листом:
Что ж, творений писательских раса
Вмиг пропала, ее не спасём.
Ах, судьба моя, tabula rasa.
Начинаю. Забыл обо всём.
Мне дан судьбой убогий дар —
Любить и говорить об этом,
И слыть до старости поэтом,
Когда, как солнечный удар,
Вдруг страсть!
И ей преграды нет,
Всё на своем пути сметая,
Она, – безумная, святая,
Случайна, как парад планет,
Но восхитительна, как миг —
Тот самый яркий миг сложенья,
Очарованья, наслажденья
И той дороги напрямик,
Что метит дьявол или Бог —
Дорога к аду или к раю.
Так и живу: иду по краю,
Прекрасен, счастлив и убог…
…Хочу весомой легкости строки!
(Не той строки, горящей вполнакала.)
Как жаль стихов, написанных так вяло,
Отмеченных небрежностью руки:
Они – плоды неверного труда,
И не служить им поводом для спора,
Они бесполы, как беспола спора,
Они – отходы, шелуха, руда.
Но я живу предчувствием строки,
Той, что спираль, раскрученная болью.
И продиктована отчаяньем, любовью,
Строка живет законам вопреки.
Что ей закон? В нее вселился бес!
В ней кровь моя, изъятая из вены…
…Ищи, мой друг, спокойствия небес —
Ведь небеса с тобою откровенны.
При ясности небес, при ясности умов
Возможен ясный стих, возможен голос смелый.
Так клонится в печали колос спелый,
Так ветра всхлип есть музыка шумов.
Ищи, мой друг, признания небес —
И обретешь в себе спокойствие и ясность.
Когда отчетлив ум, он обретает властность,
И слово каждое приобретает вес…
…Гоголь – ненормальная птица
русской словесности, —
нежданно отлепившись от отчего порога,
забывал про болячки,
пребывал в неизвестности,
и его лечила дорога.
И скрипели рессоры, и катилась коляска;
ослепляя безудержной пляской,
мелькали колесные спицы.
И если бы конечным пунктом предполагалась
Аляска,
то Гоголь бы выбрал Аляску.
– Ну, же, трогай! – кричал он вознице,
захлебываясь
от свежего воздуха, в преддверии рая,
и солнце тонуло в сумерках,
как утопающий, захлебываясь,
от стыда на время сгорая.
Эх, птица-тройка,
в литературу запущенная! —
ангел стремительный, недотрога.
До чего же жизнь наша
