Душа
У человека есть душа,
Церковники правы.
И мне, представьте, наплевать,
Как думаете вы.
Зови зарядом — не душой —
Эмоций и страстей,
Ведь человек же — не мешок
Мышц, нервов и костей!
Душа бывает с кулачок,
Бывает с шар земной.
И к чёрту космос и расчёт,
Я верю ей одной.
В душе у женщин — тайны спят.
Как детская чиста!
Душа дороже всех наград,
Страшнее казней ста.
Война идей и стран война
Ничто не завершат,
И победит одна она —
Великая душа,
И, роковой вдруг сделав шаг,
Сорвусь или сгорю, —
Возьмите, вот моя душа,
Я вам её дарю.
И жизнью собственной дыша,
Я к выводу пришёл:
У человека есть душа,
И это хорошо!
Понимаешь, это странно, очень странно,
Но такой уж я законченный чудак:
Я гоняюсь за туманом, за туманом,
И с собою мне не справиться никак.
Люди сосланы делами,
Люди едут за деньгами,
Убегают от обиды, от тоски…
А я еду, а я еду за мечтами,
За туманом и за запахом тайги.
Понимаешь, это просто, очень просто
Для того, кто хоть однажды уходил.
Ты представь, что это остро, очень остро:
Горы, солнце, пихты, песни и дожди.
И пусть полным-полно набиты
Мне в дорогу чемоданы:
Память, грусть, невозвращённые долги…
А я еду, а я еду за туманом,
За мечтами и за запахом тайги.
И снова уходим в далекие дали
И снова нам ветер надул паруса
Давай же присядем пока не расстались,
Пока ещё рядом любимых глаза.
И даже к тебе прикасаясь рукою
Одною с тобой уплывая рекой
Ты знаешь, что я как всегда неспокоен,
И рядом с тобой всё равно далеко.
И снова уходим в далекие дали,
И снова нам ветер надул паруса.
Давай же присядем пока не расстались,
Пока ещё рядом любимых глаза.
Мне солнце виски опалит,
Мне дождь обесцветит глаза.
Ищу я в дорожной пыли
Слова, что еще не сказал.
Трава мне кивает: «Приляг!»
Мне звезды кричат: «Погляди!»
И крутится набок Земля,
И хочешь не хочешь — иди.
Мне путь этот с детства знаком?
Восторгов, сомнений и бед.
По мыслям-ножам босиком
Иду, улыбаясь тебе.
Но пальчиков детских забор
Мне путь по земле преградил,
И мне уж не выиграть спор,
И хочешь не хочешь — иди.
А песни мне спать не дают,
И времени нет — пустота.
И где вы, покой и уют?
Без вас я немного устал…
…Разорванный мыслями сон.
Лежит потолок на груди…
И не пересечь горизонт,
И хочешь не хочешь — иди.
Жизненный мой путь, увы, исповедим,
Осознал я это в раннем детстве.
Раненую душу залечи, Иерусалим,
Мне никуда от этого не деться.
Мне никуда от этого не деться.
Я бродягой жил, любил и был любим,
Кладов не искал, не ждал наследства.
Я прямым путем пришел в Иерусалим,
И никуда от этого не деться.
И никуда от этого не деться.
Я от солнца прячусь, я по улочкам брожу,
Я гляжу — никак не наглядеться.
Я домой кусочек счастья увожу,
Мне никуда от этого не деться.
Мне никуда от этого не деться.
А над Петропавловском снова облака.
Про погоду летную не слыхать пока.
Берега угрюмые, сейнера кричат,
И, о чем-то думая, курит Авача.
В этой бухте рыбою пахнет каждый бич.
Белоснежной глыбою теплоход «Ильич».
И камчатский дождичек сыплется с небес…
И об этом хочется рассказать тебе.
Как тропой медвежьею шли мы кедрачом,
Как кусты невежливо рвали за плечо.
Соболь мишкой кукольным из кустов глазел,
И глухарь испуганно прятался в росе.
По намокшим улицам бродят взад-вперед
Рыбаки, геологи — кочевой народ…
Выпьем за романтиков и за чудаков,
За друзей-дорожников, славных мужиков!
А вы что думаете, мне не страшно?
Здесь яркий свет, а там, внизу — темно.
И осторожным шагом, а не маршем
Иду, и все следят за мной.
Узка моя небесная дорога,
И можно выбрать путь другой любой.
И прекратить. И оправданий много.
Страшна не смерть — куда страшнее боль.
И я спокоен. Да, конечно, я спокоен…
Нет-нет, я не спокоен, это ложь.
Но иначе нельзя. Я это понял.
Важна не цель, а путь, которым к ней идешь.
И мне нельзя ни вправо и ни влево —
Лишь прямо, улыбаясь сжатым ртом.
Как говорила в сказке Королева:
«Сначала казнь, а приговор потом».
Потом, потом аплодисменты и улыбки,
И яркий свет, и все мы на виду…
Я сделал шаг, оставил мостик зыбкий,
И абсолютно тихо — я иду…
Спешите, спешите, открыта, открыта
Огромная новая карусель.
Бросайте квартиры, дома, общежитья,
Обжоры — еду, а супруги — постель
Вы девушка милая, вы порезвитесь,
Вы юноша крепкий, пора привыкать.
Пьяны вы, ну что же, слегка протрезвитесь,
Садитесь, я сел и пора начинать.
Карусель
Раскружи, как зимой метель,
Растревожь, как весной капель.
Карусель, карусель.
О-ля-ля.
Ах, как кружишься ты, земля.
И с улыбкою короля
Я кружусь и кружусь.
Карусель
Стран, народов, речей и дел,
Разговоров, молитв и тел.
Всё слилось, где предел.
О-ля-ля.
Ах, как кружишься ты, земля.
И с улыбкою короля
Я кружусь и кружусь.
Я кружусь и кружусь.
Кружусь, кружусь, кружусь, кружусь…
Я лицо мукою мелкой побелю,
Я его покрашу яркой краской свежей,
Я себя совсем, совсем переменю…
— Здравствуйте, я снова на манеже!
Я поставлю чувства на голову с ног,
От печалей — смех, а радость — от мучений.
Буду я смешней и неожиданнее снов,
Буду интересней приключений.
Шарик, что казался сверху голубой,
Поднесу, а он — зеленый, желтый, красный.
И сомненье, радость, горе и любовь
Сделаю, как я, простым и ясным.
Если же внезапно истинную грусть
Как-нибудь случайным жестом обнаружу, —
Я подпрыгну вверх, и я перевернусь,
И тогда опять вам буду нужен.
А когда домой вернетесь поздно вы,
Спор обычный, как всегда, сменив на нежность,
Кто-нибудь заметит: а ведь клоуны правы…
— Здравствуйте, я снова на манеже!
— Ах, чтоб мне лопнуть — это ж старый Билл!
Каков ковбой! — лежит в траве и в ус не дует!
Здорово, парень! Или ты забыл,
Что кто-то в этом мире существует?
А что теперь у вас в Техасе пьют?
Все джин и виски, или что другое?
Лежишь в траве — я знаю, что уют
И теплый плед совсем не для ковбоя.
А сколько мексиканок покорил?
И где ваш, извините, «Смит и Вессон»?
И не про вас ли Джо мне говорил:
— Штаны надеть забыл, а кольт повесил?
Вас чья-нибудь смущает красота?
А как родео? Вы, наверно, первый?
Ого, я вижу, фляга-то пуста!
Но все равно, у вас стальные нервы.
Неплохо сигарету бы to smoke.
Есть лишь «Памир», а «Кэмела» вот нету…
— Кончай трепаться. От нее письмо.
Она уходит. Дай-ка сигарету.
Когда-нибудь, наверно скоро…
