Юрий Кузнецов
Ты змеиные ноздри раздула…
Ты летала, от гнева бела,
То хватала дневные одежды,
То ночные одежды рвала.
Только клочья я вырвал из рук
И накинул на голое тело.
Не стихая всю ночь до утра,
Языки, словно змеи, ласкались
В глубине двуединого рта.
Ю. Кузнецов
Ты одежды по спальне швыряла,
Я рыдал, я молил: – Помолчи! –
Ты в ответ то, как сыч, хохотала,
То, как ведьма, вопила в ночи.
Я смотрю, раскаляясь до дрожи,
Как ты жжешь за собою мосты.
О, как хочется, господи боже,
Обругать тебя хлестче, чем ты!
Вспоминаю, как мы распалялись,
Виноваты, грешны и правы,
Как два носа друг в друга вжимались
В двуединстве сплошной головы.
В середине порочного круга
Две прически, как змеи, сплелись,
Две подушки вцепились друг в друга,
Две рубашки в лохмотья рвались.
А о том, как мы зло целовались,
Не расскажут ни проза, ни стих:
Языки наши в узел связались,
Лишь к утру мы распутали их.
О, как страстно, как жутко дышалось,
Но лишь стих опаляющий шквал,
Двуединство с рычаньем распалось
И в два голоса грянул скандал!
Шел скандал двухэтажно и длинно,
Двуедино, двулико и всласть,
Но ругалась твоя половина,
А моя – обнаженно тряслась.
Взгляд змеи и ни грамма надежды.
– Ну, прощай! – Ты покровы рвала,
И, швырнув мне ночные одежды,
Ты дневных, уходя, не взяла.
И ушла ты, прихлопнув дверями
Все мольбы. Но я местью дышу.
И о том, что творилось меж нами,
В дикой страсти, глухими ночами,
Я еще и не то расскажу!..
1981
И в отворенное окно
К нам тишина приходит снова.
А все же жаль, что я давно
Гудка не слышал заводского.
М. Матусовский
Песня о шуме и громе
Машинный грохот – это рай.
Я высшей радости не знаю.
Ревел под окнами трамвай,
Теперь хоть ляг и умирай:
Убрали. Нет того трамвая!
С какой я нежностью внимал
Трубе, что в ванне завывала!
Но слесарь где-то постучал
И словно в душу наплевал –
Шабаш! Не воет. Замолчала!
И раз затих вдали гудок,
Так пусть хоть что-то грянет громом:
Ударь, отбойный молот ок!
Взреви, бульдозер, перед домом!
Нет, так, товарищи, нельзя,
В тиши я на стену полезу.
Прошу вас, милые друзья:
Едва усну покрепче я,
Ударьте палкой по железу!
И чтоб воспрянул я душой,
Пусть мой район тепло и грозно
Всю ночь истошно надо мной
Вопит то дисковой пилой,
А то сиреной паровозной.
Ревите громче, я прошу!
И тут, в счастливом этом взлете,
Я вам такое напишу,
Такою песней оглушу,
Что год в рассудок не войдете!
1977
Лицо энергичное, волевое,
Решительный шаг и чеканная фраза,
Блестит Золотая Звезда Героя,
Нету руки и глаза.
Таким и знают его в городке,
Гордятся не первый год.
На митинге, в красном ли уголке –
Любовь ему и почет!
В домах он – желаннейший из гостей,
А в сферах учреждений
Ему надавали сто должностей.
Выбрали в сто правлений.
Пожалуй, не было здесь никому
Такого от жителей уваженья.
Герой! И, наверное, потому
Только в одном отказали ему –
В праве на слабости и сомненья.
Если случится ему порой
Сказать: «Не получится», «Страшновато».
Все улыбаются: «Шутит Герой!
Вот оно – скромное сердце солдата!»
Назвали героем – и стой как Казбек!
Стой и глядись, как статуя, в реку.
А он не гранит, а живой человек,
Со всем, что свойственно человеку!
Герой, это правда. Но правда и в том,
Что он бы не прочь повздыхать под гитару,
И лишний бокал осушить за столом,
И спеть озорно, и сплясать до угару.
Хочется, если даже Герой,
А горе затянет вдруг, словно болото, –
Забыв про солидность, как в детстве, порой
Кому-то пожаловаться на кого-то…
Хочется… Только довольно о том.
Видите: вот он идет по тропинке.
Качаются удочки за плечом,
Смеясь, помидоры шуршат в корзинке…
Как славно шагать и смотреть кругом
Не статуей важной и не Казбеком.
Бронзы не надо. Бронза – потом!
Мы средь живых ведь людей живем,
Так дайте при жизни быть человеком!
Лектор был ученым в высшей мере.
И свою беседу о морали
Он решил построить на примере,
На живом, конкретном материале.
Пусть сначала, подчеркнув проблемы,
Выскажется тип предосудительный,
А затем, для закрепленья темы,
Слово скажет ярко-положительный.
И, когда замолк заряд карающий,
Вышел парень «горько-отрицательный»
И сказал: «Мне совестно, товарищи,
Что такой я весь непривлекательный…
Лектор прав: куренье это – зелье.
Мне ж, дубине, зелье по нутру,
Вот поешь, закуришь поутру,
И в душе – ну точно новоселье!..
И про водку тоже не таю!
От нее все стонут и терзаются.
Ну, а мне, мерзавцу, это нравится!
Я, скотина, преспокойно пью.
Вру домашним. Барахлю с зарплатою.
И что хочешь, то и сотворю…
А ведь все через нее, проклятую!
Это я вам верно говорю!
Вот зайдешь в кафе после работы,
Хлопнешь стопку, милые друзья,
И – блаженство! Никакой заботы…
А ведь так, товарищи, нельзя!
А мораль? Ведь ужас, что бывает!
Надо, чтоб с одной ты жил и был,
А вот мне одна надоедает!
Я, подлец, об этом позабыл!
Путь-то он приятный, но плохой.
То с одной встречаюсь, то с другою,
И уж так мне стыдно, что порою
Даже вот ругаюсь сам с собой!
Эх, друзья! Ну что еще сказать?! –
Он вздохнул как будто над пожарищем.
Извините, я – в кафе, товарищи…
Видно, сердце надобно унять…»
Дело за «примерно-показательным».
Он шагнул и онемел в тиши:
В зале – пусто. В зале – ни души!
Все ушли в кафе за «отрицательным»…
1974
«Бывают в жизни отношения странные…»
Бывают в жизни отношения странные:
Сегодня вместе. Завтра – нет уже…
А у тебя прописка постоянная
В моей простой, но искренней душе.
Гори же в ней, как яркая звезда,
Но будь и ты надежною всегда!
9 февраля 1999 г.Москва
Беседа на небесах (По мотивам фольклора)
Однажды пришли побеседовать к Богу
Главы трех очень солидных стран,
Бог сам, видно, им указал дорогу:
«Смелей! В небесах не живет обман!»
И первым спросил президент США:
«О, Господи! Просит сама душа:
Когда же, хотелось бы знать заранее,
Придет к нам великое процветание?»
Господь, улыбнувшись, сказал в ответ:
«Расцвет к вам придет через тридцать лет!»
«Спасибо! Я рад, только мы не вечны
И мне столько лет не прожить, конечно…»
Тут молвил английский премьер: «Простите,
Но скоро ли Англии быть в зените?»
Господь помолчал и сказал опять:
«Запомните, сэр: через тридцать пять!»
Сказал англичанин: «Прошу простить,
Я счастлив, но столько мне не прожить!»
Тут вышел с вопросом глава России:
«Извечно Россию ломают, гнут,
Пусть скажут твои нам уста святые:
Когда ж к нам счастливые дни придут?»
Бог тихо погладил себя по темени
И молвил, печали своей не тая:
«А вот до такого счастливого времени
Дожить не смогу уже просто я…»
11 января 2000 г.
Москва
7 сентября 1988 г. в Ленинакане, Кировакане, Спитаке и окружающих селах погибло 55 тысяч человек.
(Из правительственного сообщения)
Всех высших сил напряжение,
Камни в крови людской.
Народ мой, моя Армения,
Я – рядом, я здесь, с тобой!
От страшного злого горя
Душу сковал мороз.
И что там любое море
В сравнении с морем слез!
Под сводами рухнувшей школы
На веки веков погас
Смех ребятни веселой
В сиянье горячих глаз.
Развалины, как могилы…
Взгляни – не лишись ума:
Похоже, что с злобной силой
Все смерти земли громили
Здесь улицы и дома.
И есть ли страшней картины,
Чем те, где во тьме ночной
Тихо стонут руины,
Залитые луной…
И разве же мир забудет,
Как, сердцем припав к земле,
От горя седые люди
Близких зовут во мгле:
– Ашхенчик! Ты где? Ты слышишь?
В кровь пальцы… Лопата… Лом!
– Папа! Мы здесь! Ты дышишь?
Крепись! Мы спасем, спасем!..
Черною птицей кружится
Зло над моей землей.
Стисни зубы от ужаса,
Но только борись и стой!
Боли и восхищения
Вскипает в сердцах волна.
Мужайся, моя Армения,
Сейчас с тобой вся страна!
Рвут самолеты ветры,
С громом мчат поезда
Сквозь стужи и километры
Туда, где стряслась беда.
Ах, если б мне дали силы
Всех к сердцу прижать, спасти!
Армения! Край мой милый!
Оплакав стократ могилы,
Я знаю, что с новой силой
Ты будешь еще цвести!
О, как тороплив бег времени!
Казалось, почти вчера
Я проводил в Армении
Стихов моих вечера.
В памяти, как на экране,
Мелькает за залом зал:
Вот это я в Ереване,
А здесь я в Ленинакане
Строки свои читал.
Ленинакан весь тонет
В яблочном сентябре.
Концертный зал филармонии
В древнем монастыре.
Я здесь, как в родных объятьях
Света и доброты,
И девушки в ярких платьях
Бегут мне вручать цветы.
По низенькой гулкой сцене
В пионах, словно в огне.
– Как вас зовут?
– Арфеня.
– А вас?
– А меня Каринэ.
Забыть ли, как, счастьем пьян
От гордого вдохновения,
Студент Вартанян Степан
Показывал мне Армению!
И вот, когда разом тьма
Упала на край цветущий,
На улицы, на дома,
На солнце и день грядущий,
Я верить ей не хочу:
– Друзья! Я прошу: найдитесь!
Всем сердцем сквозь боль кричу:
– Откликнитесь! Отзовитесь!..
Да, видно, напрасно звать
Тех, кому не очнуться.
Другим же, к чему скрывать,
Но просто начать мечтать
Иль снова нам улыбнуться.
Не все отзовутся, что ж,
Не будем слабы на тризне.
Горем всех не вернешь.
Умерим же в сердце дрожь,
Ведь жить надо ради жизни!
И люди отлично знают
Десятки и сотни лет,
Что праздник чужим бывает,
А горя чужого нет!
Забыть ли, как дни и недели
С разных концов земли
С любовью к тебе летели
Крылатые корабли.
А люди с тройной любовью
Шли, думу и кровь даря,
Воистину говоря:
Вот дружба, скрепленная кровью!
И славит тебя в волнении
На всех языках эфир:
Будь сильной, моя Армения,
Живи и цвети, Армения,
Сегодня с тобой весь мир.
15 декабря 1988 г.
Люблю людей в прекрасном настроении
