Землетрясение в Армении
7 сентября 1988 г. в Ленинакане, Кировакане, Спитаке и окружающих селах погибло 55 тысяч человек.
(Из правительственного сообщения)
Всех высших сил напряжение,
Камни в крови людской.
Народ мой, моя Армения,
Я – рядом, я здесь, с тобой!
От страшного злого горя
Душу сковал мороз.
И что там любое море
В сравнении с морем слез!
Под сводами рухнувшей школы
На веки веков погас
Смех ребятни веселой
В сиянье горячих глаз.
Развалины, как могилы…
Взгляни – не лишись ума:
Похоже, что с злобной силой
Все смерти земли громили
Здесь улицы и дома.
И есть ли страшней картины,
Чем те, где во тьме ночной
Тихо стонут руины,
Залитые луной…
И разве же мир забудет,
Как, сердцем припав к земле,
От горя седые люди
Близких зовут во мгле:
– Ашхенчик! Ты где? Ты слышишь?
В кровь пальцы… Лопата… Лом!
– Папа! Мы здесь! Ты дышишь?
Крепись! Мы спасем, спасем!..
Черною птицей кружится
Зло над моей землей.
Стисни зубы от ужаса,
Но только борись и стой!
Боли и восхищения
Вскипает в сердцах волна.
Мужайся, моя Армения,
Сейчас с тобой вся страна!
Рвут самолеты ветры,
С громом мчат поезда
Сквозь стужи и километры
Туда, где стряслась беда.
Ах, если б мне дали силы
Всех к сердцу прижать, спасти!
Армения! Край мой милый!
Оплакав стократ могилы,
Я знаю, что с новой силой
Ты будешь еще цвести!
О, как тороплив бег времени!
Казалось, почти вчера
Я проводил в Армении
Стихов моих вечера.
В памяти, как на экране,
Мелькает за залом зал:
Вот это я в Ереване,
А здесь я в Ленинакане
Строки свои читал.
Ленинакан весь тонет
В яблочном сентябре.
Концертный зал филармонии
В древнем монастыре.
Я здесь, как в родных объятьях
Света и доброты,
И девушки в ярких платьях
Бегут мне вручать цветы.
По низенькой гулкой сцене
В пионах, словно в огне.
– Как вас зовут?
– Арфеня.
– А вас?
– А меня Каринэ.
Забыть ли, как, счастьем пьян
От гордого вдохновения,
Студент Вартанян Степан
Показывал мне Армению!
И вот, когда разом тьма
Упала на край цветущий,
На улицы, на дома,
На солнце и день грядущий,
Я верить ей не хочу:
– Друзья! Я прошу: найдитесь!
Всем сердцем сквозь боль кричу:
– Откликнитесь! Отзовитесь!..
Да, видно, напрасно звать
Тех, кому не очнуться.
Другим же, к чему скрывать,
Но просто начать мечтать
Иль снова нам улыбнуться.
Не все отзовутся, что ж,
Не будем слабы на тризне.
Горем всех не вернешь.
Умерим же в сердце дрожь,
Ведь жить надо ради жизни!
И люди отлично знают
Десятки и сотни лет,
Что праздник чужим бывает,
А горя чужого нет!
Забыть ли, как дни и недели
С разных концов земли
С любовью к тебе летели
Крылатые корабли.
А люди с тройной любовью
Шли, думу и кровь даря,
Воистину говоря:
Вот дружба, скрепленная кровью!
И славит тебя в волнении
На всех языках эфир:
Будь сильной, моя Армения,
Живи и цвети, Армения,
Сегодня с тобой весь мир.
15 декабря 1988 г.
Люблю людей в прекрасном настроении
Люблю людей в прекрасном настроении,
Когда в глазах смеется доброта,
А в сердце – то незримое свечение,
То синевы простор и высота.
Нет, каждый вроде выглядит обычно:
Прошел и не запомнится вовек,
Но стало настроение отличным,
И словно обновился человек.
Пусть дома, пусть во всяком учреждении,
С какой к нему ни сунешься нуждой,
Тот человек, в отличном настроении,
Шагнет к тебе с улыбкой и с душой.
В толпе, в час пик, где часто сущий ад,
Страстей и споров попросту не будет,
Ведь в превосходном настроенье люди
Не злобствуют и даже не грубят.
А главное, в невзгодах иль лишениях,
Когда порой в душе тоска и лед,
Хоть тут ты даже и не ждешь спасения,
Но человек в прекрасном настроении
Скорей других услышит и придет.
И, право же, не следует дивиться
В какой-то мере странностям таким,
Ведь если сердце радостью стучится,
Оно нередко жаждет поделиться
Вот этой своей радостью с другим.
Сравните всех знакомых вам людей,
И, безусловно, сразу станет ясно,
Что человек, настроенный прекрасно,
И мягче, и красивей, и добрей.
И, может, чтобы сложностей не знать,
Неплохо б нам принять одно решение:
Не отравлять друг другу настроение,
А повышать и только повышать!
1988
Сегодня модно все критиковать.
Все, так сказать, от альфы до омеги.
И мы, как разгулявшаяся рать,
Разносим все на собственном ковчеге.
Скрывать не будем: много-много лет
Держали правду за семью замками,
И у начальства всякий кабинет,
Пусть даже мало-мальский кабинет,
Страшил людей суровыми дверями.
Но как нам жить без крайностей и властности?
И вот теперь, в иные времена,
Кой-кто спешит под лозунгами гласности
Все оплевать с повышенною страстностью,
Хмелея даже злей, чем от вина.
Твердят нам зло, что каждая эпоха –
От Рюрика и до последних дней –
Все было отвратительно и плохо,
Все примитивно от царя Гороха,
И до культуры, кваса и церквей.
Где корни? Где источник и живые?
Ведь все смешалось: скиф и печенег,
И где она, доподлинно Россия?
И есть ли чисто русский человек?
И вот, чтоб зло пошире распалить,
А шовинизм ведь хлеще, чем заклятие,
Задумано под флагом демократии
Отечество на части раздробить.
О, как же изворотлив и хитер
Тот мозг, что жаждет корни рвать живые,
Найдите вы, к примеру, двух сестер
Родней, чем Украина и Россия?!
Мой лучший друг – исконный киевлянин,
При всех ветрах судьба у нас одна.
Одна осталась за спиной война,
Одна дорога и одна страна,
И каждый в ней с рождения хозяин.
Жить «самостийно», может, и отлично,
Но я восторг пока приберегу,
Ведь я столбов меж нами пограничных,
Ну хоть убей, представить не могу!
Кто изобрел иезуитский план
Рвать на куски страны первооснову:
Армению, Россию, Казахстан,
Туркмению и звонкую Молдову?!
Всех растолкать по собственным дворам
Нелепых чьих-то шовинизмов ради.
Дверь на засовы, и бурлите там,
На всех соседей с подозреньем глядя.
А дальше каждый ЖЭК и каждый дом,
Назвав себя, глядишь, «свободной зоной»,
Начнет свои придумывать законы,
И свой совмин объявится при нем.
Смешно? Да нет, какое ж развлеченье!
Вы гляньте повнимательней вокруг –
Зачем рубить нам под собою сук
И все на свете предавать глумленью?!
Пусть крикуны впадают в злобный раж,
Но братство наше, повторяю, БРАТСТВО
Не выдумка, не глупость, не мираж,
А высшее и светлое богатство!
Нельзя нам трогать сросшихся корней,
Даешь и страсть, и мудрые беседы,
Пусть жарко спорят тысячи идей,
Но только нет для нас иных путей,
Чем общие и судьбы, и победы!
И вижу я, когда-нибудь сквозь годы
Мою страну, рассеявшую мрак
И вскинувшую светоносный стяг,
Быть может, выше статуи Свободы!
1990
«Всегда, везде, еще с утра…»
Всегда, везде, еще с утра,
Скользя на лыжах или санках,
В лесу, на лагерных полянках,
Шумя, резвится детвора.
Ах, как светла душа лучистая,
И жизнь ясна как раз, два, три.
У ребятни веселье чистое,
Как луч, звенящий изнутри.
А взрослые живут иначе.
Тут все: и горе, и грехи,
И труд, и праздник, и стихи,
И сердце то поет, то плачет.
Не все у них светло и дружно:
То – день, то – мрак, то серый дым.
И им подчас бывает нужно
Веселье подогреть спиртным.
У стариков же тлеют души
Уже без бурь и лишней смелости.
У них все лучшее – в минувшем,
В далеком детстве или зрелости.
И память штопает портнихою
Цветистый плащ былых желаний.
У стариков веселье тихое,
Чтоб не спугнуть воспоминаний.
1990
Сегодня, какую-то мысль гоня,
Спросила ты с легким смущеньем глаз:
– Скажи, а ты мог бы, ну пусть не сейчас,
А в будущем, вдруг разлюбить меня? –
А я улыбнулся:
– Ты ждешь ответ?
Но надо ль тут что-нибудь говорить?!
Вот можем, к примеру, мы или нет,
Ну, скажем, без воздуха в мире жить?
Нет-нет, ты постой и проникни в суть:
А жизнь сохранилась без еды?
И мой разговор не пустяк отнюдь,
И можно ль без солнца или воды?
Сама же смеешься? Ну вот, ну вот,
Да как тут возможен иной ответ?!
А ты для меня ведь и хлеб, и свет,
И воздух, и звон родниковых вод.
Все, даже веселые соловьи
Звенят в твоем голосе для меня.
И вечно со мной среди мглы и дня
И нежность твоя, и труды твои.
И для тебя это не секрет,
Что нету лукавства в моей груди,
Поэтому я, ну сама суди:
Могу разлюбить тебя или нет?
1990
