РОБЕРТ ФЕРГЮССОН{233} (1750–1774)
Адам, возделывая ниву,
Не знал вина, не ведал пива.
Жаль мужика, но особливо
Не стоит плакать:
Мужик не пил — жена гневливо
Не смела вякать.
В жару и свет казался мраком;
Но за зеленым буераком
Текла речушка, и со смаком
Из той речушки
Наш предок, наклоняясь раком,
Лакал без кружки.
Потомство — тоже не спивалось,
Водичке верным оставалось
И по канавам не валялось.
(Потомство ж Ноя
Уже винишком пробавлялось,
От зноя ноя.)
Поэты нынешней эпохи —
Всем выпивохам выпивохи:
Штаны в заклад снесут, пройдохи,
Снесут рубаху-с,
Чтобы о них не думал плохо
Их идол — Бахус!
Нет, увлекут меня едва ли
Алкоголические дали.
Чего мы с Музой не видали
На пьяном фронте?
Пусть девки потолкуют дале
Об aquafont'e[38].
Мудреный термин сей лелея
Для пациента-дуралея,
Его нам псевдочародеи
Бросают в рожи,
Чтоб завиральные идеи
Продать дороже.
Не верьте доктору-бродяге!
Тесней к моей придвиньтесь фляге!
Я расскажу о свежей влаге,
То бишь водице,
Что при хворобной передряге
Любой сгодится.
Когда вонзится боль в суставы,
Микстуры сложного состава
Пошли к чертям. Была бы, право,
Водичка в глотке,
И ты спасен, и можешь, право,
Шагать к молодке.
Саднит сердечко? Я рассею
Твой страх с решительностью всею.
Запомни, корчась и косея,
Мой друг, водичка —
от всякой хвори панацея
(То бишь отмычка).
Когда б не свежая водица,
То чем девицы стали б мыться?
Бедняжки, как бы стали злиться
Те замарашки,
Что в зеркалах нашли б не лица,
А злые ряшки!
Чумичку под покровом грязи
Оценишь ли? Ни в коем разе!
Бог Купидон любовной связи
Способству сам, — уж
И он такое безобразье
Не выдаст замуж!
Но если Свежая Водица
Да в летний дождик превратится,
Взойдут овсы, взойдет пшеница,
Мы выйдем с торгом, —
То под барыш у нас девицу
Возьмут с восторгом!
Какие стройные фигуры!
Какие знойные амуры!
У Старика у Дымокура
Спроси: «Откуда?»
«Вода, — Старик ответит хмуро, —
Свершила чудо!»
Девицы, словно феи в сказке,
На Майский День устроят пляски,
Росу найдут, чтоб вымыть глазки
В траве, в бутоне.
Ключом кристальным даст им ласку
Святой Антоний.
Пускай, всё боле расцветая,
Они пребудут краше Мая.
Как Май, ты, Муза молодая,
Стань голосистой,
И отслужу тебе тогда я,
Как рыцарь истый!
РОБЕРТ БЕРНС{234} (1759–1796)
Вши, которую я увидел в церкви на шляпке одной леди
Куда ты, чертова холера?
Какого, извиняюсь, хера?
Зачем возвышенная сфера
Ничтожной вошке?
Не лезь на леди и на сэра, —
Там нет кормежки!
Какой пассаж! Невероятно!
Всё было б ясно и понятно,
Когда бы к голи перекатной
Ты лезла, вошь,
Но ты полезла к леди знатной…
Ну ты даешь!
Ты в космах нищей побирушки
Была бы с пищей на пирушке.
Твои друзья, твои подружки
Сползлись бы кодлой,
И не устроил бы прорушки
Вам гребень подлый.
Тебе бы лучше было, гадкой,
Лежать под лентой или складкой,
Но ты до славы стала падкой,
И кажешь дерзость,
И лезешь наглой супостаткой, —
Какая мерзость!
Черна, красна твоя одежа,
И серой ты бываешь тоже.
И на крыжовник ты похожа.
Ползи тишком,
Пока тебя не уничтожу
Я порошком!
Уж лучше б ты облюбовала
Старух чепцы и одеяла,
По мужикам покочевала
И вверх, и вниз ты,
Но нет, нахалка, увенчала
«Лунарди» мисс ты!
Напрасно в спеси и гордыне
Головкой ты поводишь, Джинни,
Не видя то, что, видя ныне
На модной тулье,
Гудит народ по сей причине,
Как пчелы в улье.
Когда б мы были в состоянье
Со стороны, на расстоянье
Свое увидеть одеянье,
Свою походку,
Нам было б с ними расставанье
Всегда в охотку!
Старый шотландский поэт-песенник Джон Скиннер, друг Бернса, был этим стихотворением очень недоволен и направил Бернсу следующее послание:
ДЖОН СКИННЕР{235} (1721–1807)
О стихотворении Роберта Бернса «Вши, которую я увидел в церкви на шляпке одной леди»
Что?! Вошь — на шляпке госпожи?!
Нашел о чем писать — о вши!
А мне, брат, кто ни закажи,
Писать и спьяну
Ни славы для, ни за шиши
О вши не стану.
Поэт, конечно, ты великий,
Но «леди» с «вошью» — казус дикий.
(Какая польза от заики
И от икоты?)
«Талант двусмысленный, двуликий», —
Решили скотты.
Такой поэт с таким талантом
Не должен быть комедиантом.
Беда, коль муж, прослывший франтом,
Бредет, расхристан.
Солидный бас, пропев дискантом,
Уйдет, освистан.
Стихи ты пишешь мелодично,
Но мыслишь ты неметодично.
Не трогай женщин, — неприлично:
Любая шутка
О платьях, шляпках, брат, обычно
Их бесит жутко.
Стихом о мыши, коей плуг
Нору разрушил, всем вокруг
Ты угодил, — но с вошью вдруг
Так оскандалился,
Что встал вопрос: ты, часом, друг,
Не насандалился?
Теперь об этой вот загвоздке
Не то что взрослые — подростки
Гудят на каждом перекрестке,
На пятачке, брат.
У дам ты — их сужденья хлестки —
На язычке, брат.
Сии шотландские Венеры
Ходы найдут в такие сферы,
Что хулиганские манеры
Ты, брат, забудешь
И грубиянские химеры
Плодить не будешь.
А что до нашей Герцогини,
Благую роль в твоей судьбине
Сыгравшей, — то она в унынье
Промолвит: «Чести
Нет в том, кто оскорбляет ныне
Всех женщин вместе!»
Отнюдь не все метаморфозы
Стиха достойны или прозы.
Мой опыт прост, — и ты без позы
Прими, что выдам:
Приводят мелкие занозы
К большим обидам!
Насмешник злой, поэт Овидий
Представил мир не в лучшем виде.
И мир сказал ему «Изыди,
Посмейся в ссылке!»
К такой же приведут обиде
Твои ухмылки!
Пока не грянула гроза,
Нажми, Поэт, на тормоза,
Иначе проклянешь глаза
За свой же ляп,
Когда не застила слеза
Ни Вшей, ни Шляп!
В веках, однако, мнение Скиннера поддержки не нашло. Выдающийся канадский поэт Роберт Сервис, шотландец по происхождению, донес до нас последние отзвуки спора тех времен:
РОБЕРТ УИЛЬЯМ СЕРВИС{236} (1874–1958)
Была у прадеда манера
Гудеть от Труна и до Эра.
И Бернс, брат, — та еще холера! —
Гудел с ним вместе.
Пока в сознанье пребывали,
«Звезду» нахально рифмовали,
И выпивали, выпивали, —
Всё честь по чести!
«Вот кресло старое, вот пятна,
Что Бернс оставил. Всё понятно?» —
Твердил нам дед неоднократно
И пел внучатам
«Ту, что постлала мне постель», брат,
Или читал, впадая в хмель, брат,
Стишок про Вошь, что и досель, брат,
Не напечатан.
И я в то кресло по привычке
Свои ребячьи ягодички
Любил пристраивать. Странички
Всё шелестели…
Родным наречьем покоренный,
Читал о Мыши разоренной,
О Дьяволе. — В ночи бессонной
Часы летели…
Люблю я Стивенсона, Гарди
И Киплинга, — и всё ж о Барде,
Чей дар подобен был петарде,
О землеробе,
Воспитанный волшебным слогом,
Я думаю в молчанье строгом:
То грешник был, любимый Богом, —
Великий Робби!
БРАЙАН УОЛЛЕР ПРОКТЕР{237} (Барри Корнуолл) (1787/90 — 1874)