ГЛАВА VI
IХорошо в деревне летом,
И зимою, и весною —
В дни, когда сквозит везде там
Белизной, зеленизною.
Там не менее прекрасно
И осеннею порою,
Только ранней, не сырою —
В дни, когда желто и красно.
Но уже гораздо плоше
Той же осенью, поздней, —
Пред серебряной порошей,
Средь свинцовейших дождей.
Сад стоит лишь в тонкой черни,
На лесах – густая воронь,
Как толпа голодной черни,
Кличут галки, грает ворон.
А над далью полевою
Грустно-грустно, пусто-пусто:
Там осталась лишь капуста
С сизой, с алою ботвою.
Да и ту изрубят скоро
Бабы в шубках и платках
Сечкой, блещущею споро
В зябких, розовых руках.
Что за тягостная скука
Жить сейчас в селе унылом!
Что за медленная мука
Быть всегда с холодным милым!
И Елене прихотливой
В Святогорье не сидится,
Но летит она, как птица,
К жизни яркой и шумливой
Не на юг и не на запад,
А в восточную Москву,
Что она за вид и зá быт
Мыслит сказкой наяву.
Вот она. Пестра богато,
Как игрушки-берендейки.
Русаки и азиаты,
Картузы и тюбетейки.
И роскошные франтихи,
И скупые староверки,
И повсюду – церкви, церкви,
Ярки, белы, звонки, тихи…
Стиль причудливый индийский,
Италийский стиль простой,
Темноватый – византийский
И славянский стиль цветной…
Вот она. Полна богато,
Как горшки-кубышки мага.
Склад – горою, ряд – палатой.
Деньги золотом, бумагой.
Пудовые возят тары
Громовые ломовые,
А артельщики живые
Тащат ценные товары.
Мех, парча, севрюга, рябчик
У амбарных ждут окон,
И таит железный шкапчик
Здесь нередко миллион.
Вот она. Хмельна богато,
Словно стопки-чарки пира.
И сивуха, и мускаты.
Рестораны и трактиры.
Вкруг с подносами шныряют
Разбитные половые,
Золотые чаевые
Им купцы, кичась, швыряют.
Как на бирже, воротилы
Здесь дела свои вершат,
И на стол из рук кутилы
Часто тысячи летят!
Вот она порою хмурой
И в грязи, и в позолоте,
Вся – с прозрачным домом Мюра,
С домом призрачным напротив.
С оживленнейшим Арбатом,
И с веселой, бедной Бронной,
И с Рогожской сытой, сонной,
И с Лефортовым богатым.
Посреди ж, как змей алмазный,
Как блестящий лирохвост,
Льющий модные соблазны,
Вьется вверх Кузнецкий Мост.
С чувством новым совершенно
Словно сон девичий, детский,
Вновь увидела Елена
Особняк Замоскворецкий.
Он старинностью забавной
Показался ей чудесным,
Но немножко скучным, тесным,
Полным рухлядью уж явной.
И она, его не тронув,
Вмиг задумала весной
Зданьем, годным хоть для тронов,
Сад украсить вековой.
А пока, до тех покоев,
За заставою Тверскою
Стала жить, слегка устроив
Чью-то виллу мастерскою,
Как большая меценатка,
Как большая же артистка,
Жизнью, всей богеме близкой,
С быстрым днем и ночью краткой.
Пред художниками всеми
Был открыт ее салон,
Их, различных школ и семей,
Единил охотно он.
Молодые символисты,
Прячась в темные вестоны,
Здесь читали труд столистый,
Неюны и монотонны.
Молодые ж футуристы,
Вздев оранжевые фраки,
Декламировали враки,
Неумны и голосисты.
А средь них несмело, четко
И народник молодой,
Щегольнув косовороткой,
Лепетал стишок простой.
Здесь романсы распевались
И чертилися наброски,
Обсуждались Фор, Новалис,
Туалеты и прически.
Здесь купчихи коренные
И известные актрисы,
Кроясь в огненные лисы
И в эгреты вороные,
Раньше всех затанцевали
Пресловутое танго,
Но и бросили едва ли
Здесь не раньше всех его.
В этом обществе, как в плене,
В суете и сплетне вечной,
Приходилось быть Елене,
Чтобы крах забыть сердечный.
И в своем автомобиле,
Где, алея, мерзнет роза,
На Дункан и на Далькроза
Мчит она, чтоб быть где были,
Иль к денному вернисажу —
В край волшебнейший картин,
Иль к вечернему пассажу —
В мир роскошнейший витрин.
Но обманываться тщетно:
Даже тут, в толпе столичной,
Становилась ей заметна
Злая правда жизни личной.
Увлекал ее давно ли
Каждый юноша прелестный!
Ныне ж – все неинтересны:
В ней и к флирту нету воли!
Вдруг, как отзвук сельских эхо,
Весть с посыльным принеслась:
Святогоровы, приехав,
Ждут сестрицу в тот же час.
Не жилось в тиши имений
Как Даниле, так и Анне:
Новых ждет она волнений,
Он – привычных обаяний.
И они из Святогорья
В город на зиму явились
И теперь остановились
В тихом, маленьком подворье.
Шагом трепетным и скорым
Шла Елена к ним сюда,
Волоча по коридорам
Голубые бархата.
Третий номер… И пахнуло
Вдруг сигарами, духами.
Он, чуть бледный, чуть сутулый,
Сжал ее с ее мехами.
«Даниил!» – «Елена!»… Сели
И друг другом любовались,
И друг с другом целовались,
И пьянели, как от зелий.
Наконец: «А где ж сестрица?» —
«На прогулке, говорят…» —
«Ах, и нам бы прокатиться!» —
«Что же, милая, я рад».
То была пора морозов.
Снег стал иссиня-атласен,
И закат, стеклянно-розов,
Гас меж кровельных балясин.
По Тверской, веселья чая,
Уж гуляли толпы, пары,
Заходя в кофейни, бары,
Чтоб спросить вина иль чая.
В ряде шор, американок,
Дамы мчались, хохоча,
И они смеялись с санок
Нанятого лихача.
О, езда Петровским парком
В снежных сумерках, зимою,
Меж дерев, подобных аркам
С горностайной бахромою!
Дым жемчужной жгучей пыли,
Вихрь серебряный, мятежный,
Окрик кучера небрежный,
Легкий лет и храп кобылий…
Неземного фермуара
Первый крупный бриллиант,
И огромный купол Яра,
Словно тусклый адамант.
Там влюбленные летели,
Упоенно задыхаясь,
С гибкой ласковостью в теле
Друг ко другу прижимаясь.
Рукавом пушистой шубы
Лик Елена заслонила
И манила Даниила,
Отдавая стан и губы.
И с улыбкою покорной
Льнул он к розовым губам,
А его каракуль черный
К серебристым шеншиллям.
Но уж высыпали звезды, —
И в приют радушный Яра
С лучезарного подъезда
Принимают их швейцары.
Там, вдали большого шума,
В волнах вальсов тихострунных,
В свете ламп золотолунных
Пьют они бутылку Мумма.
А кругом кивают живо:
«Ба, там – Деева?» – «Она». —
«С кем?» – «Уж с новым». – «Как красива!» —
«Ну, зато и как вольна!»
Так под хрупкий звон посуды,
За едой отменно-тонкой
Кружевные пересуды
«Вся Москва» плела сторонкой.
И, заметив взгляды эти,
Злится юноша, ревнуя, —
Рвет гвоздику расписную,
Что приколота в жакете.
А красавица в восторге,
Всю горячность ту учтя,
Уж спешит из места оргий,
Близким счастием цветя.
Но лишь вновь они на стуже,
Вновь застегнута лишь полость —
И она в нем чует ту же
Серафимскую бесполость.
Даниил опять, как прежде,
Льда бескровнее и крепче.
Тут Елена другу шепчет
В тайной маленькой надежде:
«Ты ко мне?» – «О нет! как можно…» —
«Милый! Милый! почему ж?»
И звучит ответ неложный:
«Ах, сестры твоей я – муж!»
Горьки женские упреки,
Уговоры же медовы.
Светлоликий, светлоокий,
Он дрожит, но крепнет снова.
Тут в неистовом терзанье,
В исступлении безумном,
Перед самым зданьем Думным
Ей дается приказанье,
Чтобы кучер на разгоне
Повернул к стенам Кремля…
И туда несутся кони,
Комья белые меля.
То была пора рассвета.
Снег стал чуть оперламутрен,
Медью, исстари напетой,
Разливались звоны утрень.
И несчастная Елена
Здесь, в любимейшем соборе,
В драгоценнейшем уборе,
В землю кланялась смиренно.
А за ней, как ангел падший,
Каясь, плакал Даниил,
Что жены сестрою младшей
Дьявол взор его пленил.
И пошло меж них боренье
Ежедневно, ежечасно, —
То лобзанья, то моленья…
Жизнь их сделалась ужасна!
И, как омут, их крутило
Для забвенья к разным сменам.
Святогоров стал спортсменом,
Игроком, большим кутилой.
Стала Деева мотовкой
Крепких бабкиных богатств
И едва ли не хлыстовкой —
Частой гостьей тайных братств.
А меж тем уж всё заметней
Был другим роман их длинный.
Про него ходили сплетни,
И, увы! не без причины.
Раз при юноше к Елене
Привязался Кралин очень —
И бежал его пощечин
За намек о днях на Сене.
А в другой – и от Елены
Балерине, что слала
Взгляды юноше со сцены,
Дерзость сказана была.
Анна лишь (они и рады)
Не имеет подозренья,
С головой уйдя в наряды,
Вся пустившись в приключенья.
То цветком она торгует
С милым спутником – студентом,
То, пока не брезжит день там,
В клубе масок интригует.
Лишь порой на Даниила
Поглядит она, дивясь:
Так его переменила
Полусчастливая связь.
Шла зима, весна виднелась —
И теперь в глаза кидалась
Вечной пары побледнелость,
Верной пары исхудалость.
Врач красавца поправляет
Млечно-пенистым кефиром,
А красавица с эфиром
Золотой флакон вдыхает.
И удел самоубийцы —
Оба – с радостью избрав,
У заезжего индийца
Покупают яд из трав.
Тут бесценную услугу
Оказала им Ненила —
То хвалила их друг другу,
То совместно их бранила.
Скажет девушка: «Старуха!
Мы задумали о смерти…» —
«Ох, касатики! А черти?
Не грешите против Духа!»
И сулит добро по картам,
И вино несет, хитря…
А ветра уж трубят мартом,
Зеленеет уж заря.
