ровую литературу. По широте кругозора и начитанности равных
ему было мало и в столичных театрах. Но парадокс заключался
в том, что его знания были ему не нужны — зачем читать Гер¬
цена и Кропоткина, чтобы выступать в хоре в опереттах? Судьба
посмеялась над Шимановским. Будь он человеком более гибким
и покладистым, возможно, ему удалось бы выбраться на поверх¬
ность. Но он держался независимо, и его интеллигентность только
шла ему во вред. «Ученость тебя замучила, вот пойди-ка по¬
пляши»,— посмеиваясь, говорил ему режиссер. И Шимановский
пел и плясал в оперетках, на которых держался бюджет театра.
Уйти ему было некуда, он этого и не хотел. Верил ли Шиманов¬
ский в свое возрождение, в то, что еще подымется? Во всяком
случае, если не верил, то виду не подавал. Более того, актер на
выходах, уже тогда сильно помятый жизнью, он пытался открыть
Орленеву романтическую сторону их профессии. И вопреки гне¬
тущей очевидности, а может быть, наперекор этой очевидности
Орленев принял веру Шимановского и всю жизнь был за то ему
благодарен. Я старался выяснить, как сложилась в дальнейшем
его судьба, и мало что узнал. Разве что нашел в провинциальных
газетах такие заметки: «В пьесе «Судебная ошибка» г. Шиманов¬
ский, игравший «злодея», несмотря на все старания, не мог изо¬
бразить характер взятого им лица» 3. Что еще осталось от Шима¬
новского, кроме этих случайных и нелестных упоминаний в ста¬
рых рецензиях?
После Вологды Орленев попал в Ригу. В промежутке было го¬
лодное лето в Москве; случайные спектакли в столичных клубах
и на открытых площадках; мимолетный роман с красивой вдо¬
вушкой, актрисой-любительницей, мечтавшей о профессиональной
сцене; первое знакомство с процедурой подбора провинциальной
труппы. Тогда же Орленев встретился с известным в провинции
актером и режиссером Бабиковым, натурой ярко одаренной, но
неуравновешенной, несосредоточенной, делившей свои увлечения
между живописью и театром. Теперь он окончательно остано¬
вился на театре и даже взял антрепризу в Риге. Орленев охотно
к нему поехал и многому у него научился. Уроки Бабикова
можно свести к нескольким правилам: выучить текст до послед¬
ней запятой, разбить его в последовательности движения сюжета
на простейшие действия и, уединившись, с закрытыми глазами,
не произнося вслух ни одного слова, мысленно проиграть цели¬
ком роль в ее зримой предметной наглядности, записывая те ми¬
зансцены, в которых ты уверен. С тех пор Орленев стал пользо¬
ваться записной книжкой, которую, по словам И. Вронского,
всегда держал при себе, «на лету схватывал какую-нибудь мысль,
деталь и сейчас же записывал»4. К сожалению, не все эти книжки
нам удалось разыскать.
Примерно в то же время в жизни Орленева случилось еще
одно событие. До сих пор мы называли его Орленевым по автор¬
скому произволу, как бы забегая вперед, потому что он был еще
Орловым, как и значилось в приходской метрике, и только летом
1887 года произошло его второе крещение. Почему он взял этот
псевдоним? Журналисты в театральных изданиях дореволюцион¬
ных лет ссылались на мотивы благозвучия. Любопытно, что Тол¬
стой и Чертков в переписке дали свою транскрипцию его фа¬
милии — Орленьев, таким образом подняв его из крестьянского
сословия до высоких дворянских степеней (Вельяминовы, Олсуфь¬
евы, Захарьины). Сам Павел Николаевич объяснял свой выбор
тем впечатлением, которое на него произвел роман Волконского
и его белокурый герой Орленев. Прозаик, драматург, автор пьесы-
пародии «Принцесса Африканская» (знаменитая «Вампука»),
с успехом поставленной театром «Кривое зеркало», М. Н. Волкон¬
ский приобрел известность главным образом как сочинитель книг
на исторические темы. Это были многостраничные подделки в духе
дюма-отцовской романтики и авантюры, перенесенной на русскую
почву. Специальностью Волконского стал XVIII век, особенно
конец его, драматизму которого в этой беллетристике обязательно
сопутствовала тайна и роковые предначертания судьбы. По такой
схеме написан и его ранний роман «Записки прадеда», главный
герой которого — Сергей Орленев5.
* В блокноте, куда Орленев вносил свои мысли и наблюдения во время
работы над мемуарами, есть такая запись: «Раньше ни Рабиса, ни Бюро
не было, антрепренеры выбирали в коридорах гостиницы по мордам. Кто
понравился — зовет, и ведет переговоры. Здорово торгуется. Прибавляет
но два-три рубля».
Молодой блестящий дипломат Орлепев оставляет службу
в Лондоне и по семейным обстоятельствам возвращается в Пе¬
тербург, где попадает в атмосферу борьбы партий Потемкина и
Зубова, дворцовых интриг и светского времяпрепровождения.
Параллельно с этой явной, вынесенной наружу жизнью идет
и другая — скрытая, тревожно-загадочная, впрямую связанная
с нравственной философией масонства и его обрядностью. Зани¬
мательный рассказчик, Волконский не скупится на декорации,
перемешивая подлинные факты истории с вымыслом; перед нами
мелькают портреты Екатерины II, Потемкина, англичанина Пит-
та-старшего, музыканта-провидца, как будто взятого у Гофмана,
сановников, авантюристов, кокоток и т. д. Есть здесь и отчаянная
любовь с первого взгляда. Но я не думаю, чтобы этот расхожий
романтический реквизит мог вскружить голову Орленеву, тогда
уже прочитавшему романы Достоевского. Не правильней ли пред¬
положить, что в «Записках прадеда» его привлекла помимо внеш¬
ней декоративности героя навязчиво проведенная через весь ро¬
ман мысль о воспитании воли слабого человека, одолевшего эту
слабость: «Не тот соблазн побежден, который обходишь, а тот по¬
бежден, которому идешь навстречу и не поддаешься». Сентенции
Волконского по поводу воспитания духа, очевидно, сильно задели
молодого актера. Орленев в романе, когда это требовалось, прояв¬
лял завидную твердость характера, Орленев в жизни был подвер¬
жен сомнениям и колебаниям и выбрал себе псевдоним в некото¬
ром роде для нравственного образца, а может быть, и для
острастки.
Рижский сезон длился недолго, театр дал пятьдесят пять спек¬
таклей, и труппа распалась. Почему провалилась антреприза Ба¬
бикова? Немецкие газеты, выходившие в Риге, упрекали в равно¬
душии русскую публику. Русские газеты ссылались на «неудовле¬
творительный состав» труппы, бедной «заметными дарованиями».
Задолго до этой дискуссии, еще в начале сезона, в «Рижском
вестнике» появилась рецензия на постановку «Кина», где после
похвал Бабикову, исполнявшему заглавную роль, подробно гово¬
рилось об успехе Орленева. Это первое известное мне упоминание
в печати его фамилии и первая оценка его игры, положившая на¬
чало большой критической литературе, насчитывающей тысячи
названий — сколько-нибудь точно подсчитать их невозможно.
Критик «Рижского вестника» писал: «Из прочих исполнителей
мы должны выделить еще г. Орленева, прекрасно передававшего
роль мальчика-акробата Пистоля. Этот юный исполнитель обла¬
дает сценической наружностью и хорошим голосом; к тому же,
несмотря на свою юность, он держится на сцене вполне уверенно
и играет весьма толково. При хорошем руководстве из этого
юноши может выйти, если он будет работать, весьма недурной
актер. Не следует только давать ему ролей, не подходящих ни
к его летам, ни к физическим данным, как это было в комедии
«Муж знаменитости» 6. Как видите, рижскому критику нельзя от¬
казать в некоторой проницательности.
Второй сезон заметно отличался от первого, в Вологде; там
Орленев был на положении запасного и плохо подготовленного
игрока, которого держат в резерве на случай крайней необходи¬
