– Гость в дом, радость в дом… – Купец обнял и гордо вскинувшего подбородок татарина. – Где ж ты его сыскал, Кудеяр?
– Знамо, где! На разбое словил.
– Какой разбой, братья?! – немедленно возмутился степняк. – Так, баловство! Удаль молодецкая.
– Ладно, потом. – Купец повернулся и хлопнул в ладони: – Слушайте меня все! Радость у меня великая, брат в гости приехал! Ради радости таковой в обед два бочонка меда хмельного выставляю. Праздник ныне в доме моем! Веселитесь!
– Ура Федору Семеновичу! – немедленно отозвались несколько работников. – Долгие лета! И брату его здоровия!
Потом, знамо, были пирушка, баня, много немецкого вина, печеных голубей, соленой и копченой рыбы, и снова – жаркая парилка и долгие рассказы о переменах в судьбе, перемежаемые детскими воспоминаниями. Пять сотен верст и разные хлопоты разделили братьев, словно стена каменная, и Кудеяр ведать не ведал, что его младший брат уже давно женат и успел обзавестись двумя сыновьями с дочкой. Последыш знал и того менее: ушел однажды брат в новики по разряду – и сгинул начисто, ровно бездна морская поглотила.
– Как же тебя к окияну нашему Ледяному ныне занесло, Кудеяр? – уже за полночь наконец полюбопытствовал Федор. – Откуда мне такое счастье?
– Великий князь наделом возле порта Онежского наградил. Три деревни, одно озеро… – Кудеяр зачерпнул ковшом терпкого заморского вина, сделал несколько больших глотков и посетовал: – Ни пашни в той земле, ни ремесла никакого. Спровадил, в общем, государь от двора куда подалее. Сослал к Карачуну в задницу со всем своим уважением.
– Удел у побережья Белого моря? – резко наклонился вперед купец. – И кто же тебе о нищете тамошней побасенки наплел?
– Так смерды тамошние кланялись…
– Вот ведь лесовики хитропопые! – хлопнул ладонью о ладонь Последыш. – И ты им поверил, Кудеяр?! Эх, узнаю братца своего наивного, никогда ты выгоды своей нигде не видел!
– Мыслишь, обманули смерды? – усомнился Кудеяр. – Я ведь лично объехал все, нет у них там пашни, токмо огороды малые да скотина.
– Да какая пашня, брат! – схватился за голову Федор. – Да кому она здесь нужна?! Здешнее золото живое – это семга! Семга! Рыба столь знатная и вкусная, что даже нурманы, у коих и своей рыбы хватает, за сим лакомством к нам на торг ходят! Обычной рыбы добрый возок не больше алтына продать можно, семгу же даже здесь по три рубля телега берут, а во Владимире, Муроме али Москве она уже по пять рублей пуд продается! При том что на реках здешних каждая тоня за сезон пять-шесть возов семги приносит. Озеро, сказываешь? Коли озеро – сток с него имеется. Считай, пятнадцать рублей дохода за год принесет. А то и двадцать, полноводная если. Коли еще реки в наделе текут, каждую на пятнадцать умножай. И сие без прочих доходов. Порт онежский рядом – тамошним кораблям после переходов дальних завсегда строевой лес для ремонта надобен; сорная рыба здешняя, каковой собак кормят, в землях тверских и тульских по три рубля воз стоит, воз грибов сушеных тут пятерка, на юге – полста, тут соль полтора рубля пуд, на юге – пятнадцать. А еще поташ, смола, деготь, скипидар, канифоль… Кудеяр, о чем ты тут сказываешь? Ты теперь богат!
Боярский сын изумленно промолчал.
– Так, понятно… – тяжело вздохнул купец. – Давай, брат, признавайся, ты им какой оброк назначил?
– Пока ничего. Сказал, подумать надобно.
– Ну, слава богам! – размашисто перекрестился Федор. – Напортачить не успел. Завтра нарты найму, помчимся с лесовиками твоими ушлыми беседовать. Покажешь им меня, управляющим назовешь, дабы впредь не артачились. А прочее все… Прочее по месту посмотрим. На собаках два дня туда выйдет, два обратно. Три, положим, там… Да-а, времени в обрез, поспешать надобно.
– Куда поспешать?
– Ныне Двина схватилась, брат, через пару недель насмерть лед встанет, – выпил вина Последыш. – А как встанет, караван купцы здешние сбирают, да вверх по реке, к Вологде, Костроме да Казани он без спешки идет, в каждой деревне прибрежной и на притоках всех для торга большого останавливается. Зима, Кудеяр. Ни рыба, ни мясо, ни жир с салом в пути не портятся. Дорого – продавай, дешево – покупай и за сохранность не беспокойся. Опять же, сани не ладья, товар в трюме искать не нужно. Для торга сие зело удобно. К апрелю, аккурат перед ледоходом, караван сей в верховья приходит. А после распутицы оттуда можно или назад с товаром возвертаться, или далее в земли басурманские плыть.
– Удобно… – кивнул все еще не пришедший в себя Кудеяр.
– Просьба у меня к тебе, брат. Сам понимаешь, богатство таковое без охраны отпускать боязно. У тебя под рукой пятеро воинов бывалых, сам ты тоже опытен… Возьмешься?
– И сколько за спокойствие свое купцы здешние кладут? – живо поинтересовался татарин.
– Ты же брат наш, Рустам! – вскинул ковш Федор. – Какие могут быть счеты между родичами?
– Иншала! – разочарованно откинулся на стену степняк. – Опять за просто так голову под саблю подставляй! Русские хитры, завсегда нас обманывают…
– Не грусти, брат, – рассмеялся купец, – и тебя выручим, раз такое дело. Письмо отцу напиши да за слово мое поручись. И еще грамоту составь особую, с указанием, к кому я путь держу, Магомеда в ней прославь да родовитость свою расхвали сильнее, дабы басурмане ваши на таможнях и дорогах не придирались. Дойдем до Костромы, соберу пару лодок с товаром. Хлеб, железо, мед, меха красивые, чай копорский. Вы ведь любите чаю попить, Рустам? Коли успею, шапку средь купцов пущу на выкуп душ православных из полона сарацинского… Сплаваю летом к отцу твоему на Сиваш, сговорюсь о свободе твоей, коли ты ему надобен.
– Я в семье пятый, – как-то сразу загрустил хмельной татарин. – Полста может и не дать. Тяжко ныне с торгом, совсем мало за соль платят…
Он тяжко вздохнул, тоже зачерпнул вина, осушил разом полковша.
– Хватит пить, братья! – поднялся Последыш. – Зимний день короток. Времени у нас мало, а хлопот, так выходит, много. С рассветом в дорогу.
8 мая 1511 года
Москва, подворье князей Оболенских
Ярыга долго рассматривал постучавших в калитку путников через небольшое окошко, однако засов в конце концов отодвинул, низко поклонился вошедшему на мощеный двор Кудеяру:
– Прощения просим, боярин, сразу не признал. Чего же вы пешие-то все? Усомнился в пеших, непривычно как-то.
– Под парусом потому что пришли, дружище, под парусом! – ответил ему Ежан. – Ныне на Москва-реке простор и раздолье. Прямо море разливанное! Куда хочешь, туда и плыви…
– Как Ингул мой у вас? – первым делом поинтересовался степняк. – Чистили? Накормлен?
