— А это что? — кивнул я на то, что лежало на земле. Солдаты услужливо расступились.
— Да принц вроде… — сказал кто-то небрежно, только что не зевнув.
— Да! Черт вас всех возьми!.. — выкрикнул гугенот, и в его голосе были злые слезы.
— Конде?.. — Я перевел взгляд на то, что лежало на земле, и на миг пораженно застыл. Он все еще был здесь. Мертвый, смешанный с вездесущей грязью, и кто-то даже успел стащить с него сапоги.
— Скоты! — рявкнул я взбешенно. — Безмозглые скоты!..
— Но-но, полегче… — выпалил кто-то, когда я взмахнул пистолетом. Пиетет перед аристократией у них явно здорово упал после боя, да еще над трупом поверженного принца. Но они просто шарахнулись, от греха подальше, и успокоились, когда я указал дулом в сторону мертвого тела.
— Возьмите его и отнесите герцогу! — отчеканил я, чтобы им все было предельно ясно. — И приведите его в порядок! Если его не узнают, потом только и разговоров будет, что о его «чудесном спасении». Да и вознаграждения вам тогда не видать!
— Голова… — выдохнул кто-то со сдержанным, но искренним восхищением, будто его только сейчас осенило.
— Сволочь… — сказал обезоруженный протестант. Хотя, полагаю, не в его интересах было, чтобы труп принца продолжал лежать в грязи.
— А этого еретика… — проговорил я уже привычно презрительно, ткнув в него пистолетом, — я отведу сам…
— Полегче, — предупредил старик Арра с искренним беспокойством, — он какой-то того — бешеный…
— Будет бешеный, будет мертвый, — я небрежно пожал плечами.
Старик отчего-то расплылся в довольной улыбке и чуть мне не подмигнул.
— Ты и впрямь скотина… — повторил кальвинист. В его глазах плескалось настоящее отвращение. Бешеный? Да, есть немного, всегда был таким… — Следовало ожидать от паписта…
— Лучше тебе не сопротивляться, — сказал я, глядя в его отчаянно-яростные глаза. — Или эти милые люди разорвут тебя прямо здесь.
Солдаты засмеялись, уставившись на нас с горячим любопытством. Кальвинист покачнулся, посмотрел на меня еще немного ненавидящим взглядом, и все-таки, пошел вперед. Я надеялся, что именно это он и сделает, хотя бы, чтобы сказать мне наедине все, что он обо мне думает. И еще надеялся на то, что он все-таки сомневается, и в глубине души понимает, что происходит, хотя и не хочет признаваться в этом себе самому.
Когда мы немного отошли в сторону, он застыл посреди поля как вкопанный.
— Ну а теперь можешь стрелять, — с вызовом бросил он сквозь зубы. — Никуда я с тобой не пойду!
— Стрелять я не буду, — сказал я негромко. — Я просто пытаюсь тебя спасти.
— Что??? — он резко развернулся, будто готовый на меня кинуться. — От себя самого, что ли? Сто раз слышал! Все вы одинаковые!..
На этот раз я улыбнулся по-настоящему.
— Ты совершенно не изменился, Огюст! Не меняйся и дальше, ради бога.
Огюст озадаченно нахмурился.
— То есть?..
— То, что ты и подумал. Дорога долгая, те, кто видит нас сейчас, не должны видеть потом, нам надо идти вперед. Хорошо, что туман и еще не развеялся дым.
Трудно сказать, поверил ли он, но больше не возражал, и даже прибавил шагу. Вскоре я сам остановил его, оглянулся, сошел с коня, сбросил плащ и накинул его Огюсту на плечи, заодно сняв с него его слишком яркую перевязь, по которой в нем могли узнать чужака, и отдав ему обратно его шпагу.
— Что ты все-таки делаешь? — пробормотал он недоверчиво.
— Догадайся, — предложил я.
— Поль… сейчас не время для шуток. Я не расположен к этим издевкам!
— И чертовски устал, — продолжил я. — Прямо сейчас отпускать тебя опасно. Но именно затем я и разыграл эту комедию. Раз они решили, что мы враги, им не будет никакого дела до того, куда ты вдруг исчез. Но если ты слишком устал и не хочешь скрываться, я просто возьму тебя в плен и прослежу, чтобы все было по правилам, тебя никто не тронет, слово дворянина все еще стоит не так мало.
Огюст посмотрел на меня волком, сжимая эфес своей шпаги, но кидаться в бой все-таки не спешил.
— Сейчас мы отправимся в мою палатку и подождем, пока не стемнеет, — я посмотрел на небо. — Это уже скоро. Ты не ранен?
— Не знаю.
— Мишель посмотрит.
— Мишель?..
— Не беспокойся, он мне верен. Найдем тебе лошадь, и когда стемнеет, я провожу тебя через посты. — Так будет спокойнее.
— Я могу тебя убить, — хмуро сказал он.
— Может, и можешь, — я пожал плечами. — Это война — тут то и дело убивают. Пойдем, тут слишком сыро.
— Почему ты это делаешь? — спросил Огюст немного погодя.
— Потому, что бой уже кончился, — ответил я.
— Война — не кончилась.
— Они никогда не кончаются.
— Ну, а если бы бой не кончился? — не унимался он.
— Не знаю, в бою не очень-то многое делаешь так как хочешь, больше так, как приходится.
— А я бы… — Огюст замолчал.
— Что?
— Я бы, наверное, все-таки убил…
— Может, и я бы. Но все мы все время думаем одно, а когда доходит до дела, делаем другое. Так что, зачем загадывать? Мы пришли. Мишель!
Огюст снова слегка дернулся, Мишель радостно кинулся навстречу.
— Вы живы! Слава богу, ваша милость. Почему так долго?
— Искал одно, нашел другое, — ответил я. — Отличный денек, чтобы прогуляться, ты не находишь?
Мишель перехватил поводья, лишь мельком взглянув на Огюста, которого принял за кого-то из моих же шеволежеров.
— Не задерживайся, — сказал я ему. Мишель кивнул, уводя коня. Я откинул сырой снаружи полог, пропустил внутрь Огюста и вошел сам. Стало немного легче. Как будто и тише, и черт с ним, с тем миром, что за этими плотными тонкими стенками. Внутри горел огонь в жаровенках и все казалось не таким уж мерзким. Несколько минут здесь, и может быть, я стану совсем другим человеком… Я махнул Огюсту: «Садись, где хочешь».
Он сбросил мой плащ и оглянулся на меня, колеблясь.
— На твоем месте, я бы избавился от этого панциря. Неплохо было бы тебя еще и просушить, но это уж как пожелаешь. Уверен, у меня отыщется что-нибудь сухое.
Огюст покачал головой.
— На мне высохнет быстрее, — ответил он вполне резонно, но панцирь все-таки отстегнул и нервно стер грязь с лица.
— Не беспокойся, — сказал я. — Не думаю, что в отличие от меня тут найдется много знающих тебя в лицо.
Я отыскал подготовленный заботливым Мишелем кувшин с чистой водой и таз, и поставил на видном месте, но прежде чем что-то делать, извлек початую бутылку хереса и налил вино в небольшие медные стаканчики. Может, подогретое вино было бы лучше, но с этим пришлось бы повозиться, а немного вернуться к жизни хотелось сразу же. Огюст принял до краев наполненный стакан и выпил залпом. Я налил ему снова. Он молча посмотрел на стакан, нахохлившись, но пока к нему не притронулся. Он все еще боялся мне верить, и даже если верил — здесь, среди врагов, он не мог чувствовать себя спокойно. Я тоже прикончил свой херес и горечь немного отступила, отступила и сырость.
