Над самой землей, всего в трех саженях, кречет вдруг широко раскрыл крылья и отпустил цаплю. Та тоже попыталась выправить полет, скользнуть над снегом – но размаха ее крыльев не хватило, и она ударилась, подпрыгнула – сверху упал кречет, и сильный удар клюва завершил долгий воздушный поединок.
– Взял!!! Взял, красавец! – восторженно закричал Великий князь. – Ай, мой любимый, справился! Пять рублей сокольничьему! Цаплю на вертел! Надо же, взял!
В этот раз возле добычи спешились все. Сокольничий, дав победителю оторвать себе несколько кусков горячего парного мяса, осторожно забрал его, накрыл колпачком, обнял. На теле кречета были хорошо различимы несколько ран, и потому возвращать его князю слуга и не подумал.
– Ты глянь, какая боевая оказалась! – встал над добычей Василий Иванович. – Еще чуток, и ушла бы, вымотала птиц.
Князь Старицкий поднял руку. Вскоре рядом с ним осадили скакунов двое слуг, спешились. Один подал князю большой золотой ковш, покрытый тонкой чеканкой изнутри, усыпанный самоцветами и залитый эмалью снаружи, тут же наполнил его темно-красным, сочно пахнущим травами вином. Андрей Иванович подступил к Великому князю:
– Давай, брат, братчину за удачную охоту! Не подвела меня заветная луговина и в этот раз! – Он сделал из ковша несколько больших глотков, протянул государю.
Тот тоже отпил, вернул:
– Да уж, порадовали соколы наши зрелищем красивым.
– Порадовали. – Старицкий отпил еще, отдал чашу брату. – Но выдохлись. Сегодня больше не летуны. Давай тоже приляжем, пока кони после галопа выхаживаются.
Слуги уже успели расстелить на снег кошму, сверху бросить ковер, несколько подушек и как раз сейчас расставляли на нем блюда.
Великий князь приглашению внял, опустился на подстилку, подсунул подушку под локоть. Его брат, поджав ноги под себя, вновь наполнил до краев драгоценный ковш, изрядно от него отпил, наглядно доказывая, что яду в угощении нет, протянул гостю. Василий тоже отпил, отер бороду и указал:
– Цаплю вели сегодня же вечером на пир подать!
– Ты меня обижаешь, брат! – возмутился князь Старицкий. – Цапли токмо дерутся в небе хорошо, есть же в птице сей вовсе нечего. У нее же не мясо, а подошва пересохшая! Нешто для тебя у меня нежных рябчиков, семги да потрошков зайчатьих не найдется?
– Нет, Андрей! – погрозил ему пальцем Василий и отпил еще вина. – Эта птица честно отвоевала право свое на пиру княжеском место почетное занять!
– Воля твоя, государь! – Устроитель охоты развел руками. Он понял, что гость пребывает в отличном настроении, зачерпнул из вазы горсть засахаренных в меду орешков, налил еще вина.
Василий Иванович ни орехов, ни кураги, ни разноцветной пастилы не тронул – такое уж это угощение, что лишь знающий человек цукатинку или ягоду по особым приметам чистую от ядовитой отличить способен. Но вот вина выпил – его безопасность хозяин доказывал часто и с легкостью.
– Славно, что так мы встретились, брат, – вдохнул полной грудью Великий князь, подставил лицо теплому весеннему солнцу. – Лепо! Давно таково душу не отводил. Все годы последние что казанцы, что литвины, ровно сговорились, каждое лето покою не давали. То на восток поход, то на запад, то на восход, то на запад…
– За тебя, брат мой, и победы ратные твои! – опять наполнил ковш вином князь Старицкий. – Смоленск у схизматиков поганых отобрать – сие есть деяние славное!
– Да, сие было непросто, – согласился Василий и гордо выпил за самого себя, отер губы рукавом: – Самолично к осаде выезжать доводилось…
Послышался топот копыт. Великий князь в тревоге приподнялся на локте – но это была всего лишь хрупкая одинокая всадница на сером тонконогом скакуне. Осадив лошадь возле ковра, она легко спрыгнула на землю – от резкого движения тяжелые юбки чуть поднялись, показав ножки до колен, но тут же опали, и гостья за узду подтянула морду коня к своему плечу:
– Вот и я, Андрей! Сказывай!
Она была ярко, ослепительно рыжей! И ослепительно молода. Легкая вуаль почти не скрывала пышной шапки длинных кудрей. Тонкие алые губы, большие голубые глаза, точеный носик и такие же изящные уши с рубиновыми серьгами, чистая белая кожа. Сарафан из серого бархата украшали полоски песцового меха на плечах, а от высокой груди к поясу, резко сужаясь, шла парчовая вставка – отчего и без того тонкая талия казалась и вовсе осиной.
– Хочу представить тебе, брат, княжну Глинскую, Елену Васильевну, – приподнялся с ковра князь Старицкий.
– Да, это я! – с усмешкой подтвердила девушка, чуть вскинув точеный подбородок, и повела им в сторону. На лебединой шее зазолотился под солнцем тонкий пушок.
– Это брат мой, Василий Иванович, государь всея Руси.
– Владыка величайший, вельми польщена встречей. – Девушка кивнула, повернулась к Великому князю спиной и легко взметнулась обратно в седло.
– Ты куда?! – растерялся князь Старицкий.
– Туда! – звонко рассмеявшись, махнула рукой вперед княжна.
– Нешто на охоте не желаешь развлечься?
– Нешто это охота?! – свысока фыркнула девушка. – Охота с собаками должна быть, с трубами, лаем, погоней, и чтобы дичь рукою своею ощущать, как на рогатину насаживаешь! Это же у вас баловство пустое, птички-невелички. Ха!
Серая лошадь сорвалась с места в карьер, выбивая копытами из мерзлой земли белые осколки.
– Это что еще за смутьянка? – поднялся на ноги Великий князь, глядя гостье вслед.
Еще никогда в жизни от него, повелителя половины мира, всесильного государя, не отмахивались с такой легкостью! Да и внешность девицы была таковой, что так сразу не забудешь.
– Литвинка. Сирота, – пояснил Андрей Иванович. – Отец ее еще пятнадцать лет тому преставился, дядя пять лет у тебя в застенках томится, мать вовсе невесть где. Так что ныне старшая в роду. Вот и буянит. Никакого мне с ней сладу! – Князь Старицкий повернулся к гостю: – Но ведь хороша, брат! Согласись, диво как хороша. Она ведь еще и чингизидка по отцу! Видел, глаза какие большие? Кожа белая, волосы рыжие. Издалече породу видать, не ошибешься!
– Сирота, стало быть, неприкаянная, – согласно кивнул Великий князь. – Нищая, как церковная мышь, княгиня из рода изгнанников. Но, похоже, при твоем дворе неплохо прижилась и по имени тебя называет!
– Брат мой… – Князь Старицкий облизнул отчего-то пересохшие губы. – Не так я полагал разговор сей начать, но раз уж ты спросил… Ты токмо выслушай, перебивать и гневаться не спеши… В общем… – Андрей Иванович широко перекрестился и поклонился государю: – Что хочешь, проси, брат! Клятву любую принесу, от рода-племени отрекусь али из земель твоих съеду… Все, что токмо пожелаешь! Но только жениться дозволь…
