Садовая дверь вела к маленькой квадратной площадке, окруженной акациями. Здесь стоял маленький храм — незаметное строение из светлого известняка. Обитая бронзой дверь была закрыта и поддалась с большим трудом.
Пиай пошел вперед и знаком попросил Мерит подождать. Внутри он зажег две масляные лампы, которые наполнил несколько дней назад. Потом взял принцессу за руку и ввел ее в душное, непроветренное помещение.
Подавив крик ужаса, Мерит внезапно остановилась и прижалась к Пиайю. Вот он — ужасный бог Сет, повелитель пустынь и чужих стран, убийца своего брата Озириса, бог металлов, чье дыхание выманивает из земли червей, владыка коварства, бог грома, бурь и моря, но также и старый бог южной Кеми, который вместе с Гором собрал и объединил Обе Страны — Пчел и Тростника, Змеи и Ястреба.
Сет стоял на алтаре из черного гранита — бронзовая позолоченная статуя в человеческий рост величиной. Его звериная голова с острой мордочкой и длинными угловатыми напряженными ушами выглядела коварной и отталкивающей, маленькие красные глаза глядели подозрительно, а красно-бурый парик должен был вызвать отвращение у любого египтянина, потому что красное считалось цветом зла. Звери, которых больше всего боялись в Кеми — гиппопотам и крокодил, — сопровождали бога, и каждому из них он положил руку на голову.
Тем не менее Озирис-Сети называл себя любимцем Пта и Сета и взял имя этого ужасного бога в качестве своего тронного имени.
— Я знаю этого бога, — прошептала Мерит, — но в храме Пер-Рамзеса он выглядит более приветливо. Пойдем отсюда.
Пиай обнял ее и сказал:
— Он, собственно говоря, и мой бог, потому что отец мой из чужих стран, которые подчинены Сету. Мое чужеземное имя, мои серые глаза… Я должен был бы сделать Сета своим домашним богом…
Шорох прервал их. Полуоткрытая дверь святилища со звоном закрылась, засов был задвинут. Пиай надавил на тяжелую, обитую металлом деревянную дверь, но она не поддалась.
— Кто это мог быть? — спросила Мерит. В голосе ее звучало любопытство, но страха не было.
— Кто-то, должно быть, последовал за нами. Он, наверное, услышал наши голоса. Итак, это преднамеренно, если…
— Другой выход есть?
— Нет, я полагаю, что нет.
Пиай взял все еще горевший факел из подставки и пошел за алтарь. Бог Сет, казалось, издевательски наблюдал за ним. Направо и налево от алтаря находились маленькие помещения без окон, где раньше хранились благовония, жертвоприношения и культовая посуда. Комнаты были пусты, за исключением нескольких осколков глиняной посуды и низкой кровати.
— Что нам теперь делать? — спросила Мерит, когда Пиай вернулся.
Он пожал плечами:
— Окна слишком узкие, через них и ребенок не пролез бы. Есть еще отверстие для воздуха. Мы можем подождать рассвета, а потом звать на помощь. Лежанка храмового стражника здесь еще стоит.
— Хотела бы я добраться до негодяя, который нам это устроил.
Она подошла к нему и коснулась его рукой:
— Это не так плохо или?..
Когда Мерит встала перед ним, все заботы отлетели от Пиайя, и он ощутил, как волшебный поток желания устремляется из этой узкой руки в его тело. Он давно не спал с женщиной, кровь в нем заиграла.
Он бурно обнял и поцеловал ее, и Мерит ответила на поцелуй, прижалась к нему и тихонько хихикнула:
— Что подумает Сет?
— Это только металл, — сказал Пиай. — Раскрашенная фигура из бронзы не думает.
Он высоко поднял принцессу, отнес ее в маленькое помещение сбоку от алтаря и положил на постель.
— Теперь мы мужчина и женщина…
Пиай крепко ее поцеловал.
— Да, принцесса и архитектор остались снаружи.
— А что делают мужчина и женщина в таком положении? — спросила Мерит, когда смогла отдышаться.
Пиай снял с нее платье и отложил в сторону свой передник. Мерит сняла венец с уреем и парик и засунула их под кровать.
— Они делают то, что всегда. — Он поцеловал ее грудь и погладил живот.
— Я хочу тебя видеть, — потребовала Мерит.
Пиай на ощупь достал одну из масляных ламп, зажег и поставил в углу.
Мерит оглядела обнаженного мужчину:
— Ты прекраснее, чем бог за этой комнатой, и почти такой же высокий, как мой отец.
Пиай склонился над ней и покрыл прекрасное девичье тело поцелуями. Он нежно прикусил ее соски, долго медлил у гладкого живота. Тело Мерит извивалось, подобно змею Апопу. Она прижала к себе его голову, ища губы любимого, и Пиай почувствовал, что она готова. Осторожно и нежно он проник в нее, и она подалась ему навстречу, прижалась и, даже не заметив, потеряла девственность. Она была очарована этим мужчиной, которого всегда хотела, хотела даже в снах, и который наконец лежал с ней, как мужчина с женщиной.
Ненасытно и неутомимо они повторяли прекрасную игру, в то время как старая дряхлая лежанка качалась под ними, и стонала, и ахала, но все же выдержала.
К утру Пиай впал в беспокойный сон. Голова Мерит лежала на его груди, она задремала до него…
Принцесса проснулась первой, захотела аккуратно высвободить ногу и… разбудила Пиайя.
Факел и масляные лампы давно отгорели, и сквозь открытую дверь из помещения храма проникал скудный рассвет.
Любовники огляделись.
— Если я позову на помощь и дверь откроют, должны мы вместе…
— Нет, — сказала Мерит. — Нет. Это было бы опасным для нас. Давай, любимый, используем время, которое у нас еще есть. Ты сделал меня женщиной, а женщине нужен мужчина, ее мужчина.
Они еще раз любили друг друга, ласково и нежно, без торопливости и необузданности, и теперь старая лежанка, выдержавшая такую бурную ночь, сдалась. Прозвучал как будто вздох — она сломалась, и оба любовника оказались сидящими на полу. Они огляделись и начали одновременно смеяться, громко и беззаботно, как дети, которым удалась шалость.
Потом Пиай забеспокоился, подошел к двери, налег на нее — и она поддалась. Он приоткрыл дверь и выглянул наружу. Птицы уже пели раннюю утреннюю песню, но Ра еще не появился из-за горизонта. Пиай медленно закрыл дверь и обратился к Мерит, которая как раз появилась в помещении храма.
— Теперь дверь снова открыта. Это не была случайность или ошибка, нас заперли намеренно. Но кто это мог быть, и что стоит за этим?
— Я рада, что так случилось. Если бы нас не заперли, не было бы этой ночи…
— Это верно, — Пиай нежно посмотрел на нее. — Но это все же странно.
Мерит потянулась и зевнула:
— Я сейчас приму ванну, а затем нагоню то, что недоспала.
— Ты прекрасна, моя любимая. Я же должен после такой ночи забраться на леса и работать над лицом твоего отца, да будет он жив, здрав и могуч. А у меня закрываются глаза.
