Некоторое время пришлось держать путь по сухому извилистому руслу, ближе к западному обрывистому берегу, где можно было найти тень и хотя бы отчасти защититься от убийственных солнечных лучей.
– А здесь была полноводная река? – спросил главный саватей у своего проводника.
– Очень полноводная. Здесь, рассказывают, утонул сын хафсидского султана.
– Да, утонуть в такой реке – очень злая судьба. И когда же это случилось?
– Давно, еще когда мой дед был мальчиком.
– С тех пор дела хафсидов не стали успешнее.
– Они нажили себе слишком много врагов.
В те времена карта Магриба представляла собою лоскутное одеяло. Хафсидская династия, некогда здесь почти безраздельно правившая, свои позиции частью утратила, частью продолжала утрачивать. Почти в каждом городе был свой правитель. Племена пустыни враждовали между собой так же, как города. Берберы ненавидели кабилов, кабилы – туарегов, все вместе ненавидели саалиба и других арабов. И поверх всего этого кровавого разнообразия ощущалось влияние Высокой Порты. Египет фактически ей покорился. Фактически покорилась ей Ливия. Наставала очередь Магриба и прилегающих земель.
Кто-то выбирал между Стамбулом и Мадридом.
Кто-то был готов на союз с самим дьяволом, чтобы вернуть себе то, что было утеряно.
Кто-то был готов на союз с самим дьяволом, чтобы приобрести то, что приобрести был не в силах.
Кто-то был готов на союз с самим дьяволом, чтобы отомстить.
Шестеро всадников поднялись по пологому склону на левый берег исчезнувшей реки.
– Сайд, нужно дать лошадям отдых.
– Нет, нам нужно подняться на тот холм.
Всадники шагом поднялись.
– Оазис Абуид! – торжественно провозгласил проводник и указал в сторону горизонта.
В расплывающемся раскаленном мареве можно было различить кучерявящиеся древесные кроны, острие минарета, несколько белых куполов и один купол голубого цвета, усыпанный золотыми блестками.
– Ты хочешь нас здесь оставить, Сайд?
Проводник улыбнулся прямо в черные глаза саватея, сверкавшие над пестрым платком, закрывавшим нижнюю часть лица.
– Что ты, я должен дать отдых моему коню.
Всадники поскакали мелкой рысью в направлении оазиса. Он приближался слишком медленно, слишком медленно он вырастал из песков. Могло даже показаться, что он выдумка воображения, то, что называется мираж. Ибо не было заметно в нем никаких признаков жизни.
Словно сообразив, о чем думают спутники, Сайд сказал:
– Жара.
Но наконец картина изменилась. Впереди показалась группа всадников.
Большая группа, человек в сорок – пятьдесят.
Все они были в черном, несмотря на жару.
Это был цвет племени таами, одного из небольших кабильских племен, обосновавшегося после недавних неудач здесь, в небольшом оазисе Абуид.
Саватеи слегка придержали лошадей, чтобы сближение с черными всадниками не было воспринято как вызов.
Сайд же, наоборот, своего коня пришпорил и полетел к кабилам во весь опор. При этом он что-то кричал. Он кричал на своем наречии, которого никто из его спутников знать не мог.
Мартин де Варгас, а это был именно он в одеянии саватея, снял с лица пестрый платок и вытер им вспотевшее лицо.
– Он предупреждает, что мы лазутчики. Надо остановиться, чтобы кому-нибудь не досталась случайная стрела.
Кабилы быстро и умело рассредоточивались, охватывая замершую на месте группку, снимали через голову луки, вытаскивали из ковровых колчанов стрелы.
Шейх Арафар был чрезвычайно худ и высок ростом. Лицо имел темно-коричневое, исполосованное морщинами и шрамами. Один глаз его был захвачен бледным бельмом, зато второй смотрел пронзительно и проникал в самую душу.
Мартин де Варгас приложил правую руку к груди и слегка наклонил голову.
– Кто ты? – спросил шейх на кастильском, тем самым давая понять, что он уже сообразил, кто перед ним стоит. Пожалуй, можно было бы понять вопрос шейха и так: не безумец ли ты? Ибо только ненормальный подданный католического короля мог явиться в Абуид и сам отдаться в руки Арафара. Между шейхом и испанской короной были отвратительные отношения. Дважды генерал Педро Наварро в недавнем прошлом переходил дорогу шейху на пути достижения его целей. Арафар был представителем старейшего из кабильских родов, имел наибольшие права на то, чтобы возглавить все кочевые племена Магриба, а вынужден был влачить почти жалкое существование, никем не признанный, всеми преданный.
Его не уничтожали только потому, что не считали опасным. Даже в его собственном племени Куко наметился раскол. Большая часть людей пошла за молодым беем Сосланом и вступила в союз с шейхом Алжира. Правда, ничего путного из этого не получилось, большая часть этих баранов была вырезана людьми Харуджа.
– Меня зовут Мартин де Варгас, я капитан королевской армии.
– Ты прибыл ко мне сам или тебя послали?
– Я прибыл сам, но будет также верным сказать, что меня послали.
Шейх принимал испанца в небольшом белом зале с высоким куполообразным потолком и узкими вертикальными окнами, поднятыми над полом более чем на человеческий рост. Убранство зала было скудным, вернее сказать, никакого убранства не было. Только вытертый ковер у стены, противоположной входу. На нем сидел шейх. К убранству при желании можно было отнести двух гигантских телохранителей с обнаженными саблями в руках. Они были живописны и безмолвны.
– Говори. Начни с того, что тебе велели мне сказать. Закончишь тем, что хочешь сказать сам.
– Мой король хочет устранить несправедливость, которая была допущена по отношению к тебе и твоему племени.
– Что ты называешь несправедливостью? Ночное нападение на мой лагерь? Тысячу убитых и сотню посаженных на колы – это ты называешь несправедливостью?
– Это сделал Педро де Наварро по приказанию Фердинанда. Теперь на троне Карл и во главе армии стоит другой полководец.
– Но испанец всегда останется испанцем, а кабил – кабилом. Или ты хочешь утверждать обратное?
– Я не стану утверждать обратное, ты бы мне все равно не поверил.
По коричневому лицу пробежала тень усмешки:
– Но тогда ты согласен со мной и наш разговор не имеет смысла.
– Фердинанд был крепок в христианской вере, как никто. Всех почитателей Магомета[48] он считал своими врагами.
– Сейчас ты говоришь правду.
– Карл – другой человек.
– Он готов принять магометанство?
Внимательно глядя на улыбающегося шейха, капитан отрицательно покачал головой.
– Он просто считает, что не все, кому мил Аллах, должны быть немилы ему.
– Твои слова темны.
– Пока да. Сейчас я попытаюсь пролить на них свет объяснения.
