— Куда? — коротко спросил Абдукарим, запуская мотор.
— Туда, где нас первый раз ждал Раджими. Тронулись. Некоторое время ехали молча, потом Саткынбай сказал:
— Давай обо всем забудем. Нам ссориться невыгодно…
Абдукарим насторожился: тон был необычный.
— А я и не хотел ссориться, — промолвил он. Снова помолчали. Машина неслась по пустующим ночным улицам города. Мелькали освещенные окна. Асфальт окончился, началась мощенная булыжником мостовая.
— Когда свадьба? — раздался сзади голос Саткынбая.
— На следующей неделе.
— Пригласишь?
— Ты живешь в нашем доме, зачем тебя приглашать!
— А мамаша твоя иначе рассуждает: она хочет отказать мне в квартире.
— Живи сколько хочешь, — коротко ответил Абдукарим и почувствовал на своем затылке горячее дыхание Саткынбая.
— Вот и хорошо! — согласился Саткынбай. — А когда тебе трудно будет с деньгами — скажи, я всегда выручу.
Абдукарим молчал. В душе росла тревога: почему сегодня Саткынбай сел не рядом с ним, как обычно, а позади?
Миновали второй мост. Где-то внизу шумел канал. Из-за тучи выплыла луна и залила все вокруг бледномолочным светом. Справа от моста тянулись редкие жилые строения, слева начинался пустырь.
— Бери влево, — сказал Саткынбай и похлопал Абдукарима по плечу. — А теперь разворачивайся на обратный ход. Подождем минут пять.
Абдукарим остановил машину и выключил мотор. Сразу стало тихо, и от этой тишины ему сделалось жутко. Желая скрыть нарастающее волнение, Абдукарим полез в карман за папиросами.
— А машину ты водить здоров! — сказал Саткынбай. — Дай-ка и я закурю.
Абдукарим хотел чиркнуть спичкой, как вдруг что-то обрушилось на его голову, перед глазами вспыхнули огни, потом свет погас…
Саткынбай прислушался: дыхания не слышно. Вышел из машины, вытащил Абдукарима, легко поднял на руки и понес. На краю обрыва положил его на землю. Ощупал карманы: коробка папирос, пачка денег — дневная выручка. Все переложил к себе в карман. Столкнул тело вниз.
— Вот так будет лучше, — произнес он спокойно и направился к машине.
Никита Родионович подал Шарафову только что полученную перед выходом из дома телеграмму от Ризаматова.
Майор прочел:
«Институт срочно вызывает сдачу экзаменов Москву. Как быть?»
Шарафов задумался. Брови его сошлись на переносице.
— Да, мы не учли приближение осени, — произнес он с огорчением. — Вы, кажется, предупреждали меня, что Ризаматов поступает в институт…
— Месяца два назад.
Майор постучал пальцами по столу.
— Что ж, задерживать не будем, — сказал он, возвращая Ожогину телеграмму. — Пусть едет. — И, заметив удивление в глазах Никиты Родионовича, добавил: — Телеграмма подсказала мне интересную мысль. Я думаю, Что отъезд Ризаматова надо даже ускорить. Пусть сядет в поезд не завтра, а сегодня ночью.
… Два дня спустя, в девять часов вечера, Юргенс надел очки и вышел на очередную прогулку.
Как обычно, он неторопливо направился к центру города. Он старался держаться теневой стороны, избегал освещенных мест и хотя и сознавал, что такая предосторожность излишня, все же не пренебрегал ею по привычке.
Войдя в сквер, он замедлил шаг и присел на скамейку у густой зеленой изгороди летнего ресторана. Оркестр исполнял попури из какой-то оперетты. За близстоящим столиком двое громко разговаривали.
— Да ты толком расскажи, — просил один: — кого убили?
— Не убили, а пытались убить шофера нашей базы.
— Как же это произошло?
— Машина с базы ушла утром, а ночью на пустыре заметили человека. Подобрали. Оказался шофер двадцать шестой машины. Голова разбита, чуть дышит… Вызвали неотложную помощь и отправили в больницу.
Оркестр заиграл марш и заглушил голоса.
Юргенс всячески напрягал слух, но теперь ничего разобрать не мог.
При всей своей выдержке он не смог унять мелкую неприятную дрожь в ногах. Очевидно, Абдукарим жив. Надо было немедленно принимать меры, и Юргенс заспешил домой.
Не успел он переступить порог, как навстречу поднялся Раджими.
— Я с плохими вестями, — сказал он.
— Да… — не то спросил, не то подтвердил Юргенс.
— Исчез Алим Ризаматов.
Удар был неожиданным. Юргенс стоял, не двигаясь, в напряженной позе, но на лице его ничего нельзя было прочесть.
— Как исчез?
Раджими вскинул плечи, развел руками:
— Его соседка по квартире мне рассказала, что позавчера подошла неизвестная машина. Алим отдыхал после обеда. В комнату вошли двое, вернулись с Ризаматовым, усадили его и увезли.
— Что это, провал? — глухо проговорил Юргенс и быстро заходил по комнате. — Немедленно идите на квартиру Саткынбая и предупредите его, чтобы он скрылся: Абдукарим жив. Я слышал собственными ушами. Бегите скорее! Раджими остолбенел.
— Не тяните, бегите! — грубо сказал Юргенс. Раджими поспешно бросился к двери. Минул час.
«Тик-так… Тик-так…» — выстукивал монотонно маятник на часах.
Юргенс ходил, опускался в качалку, вновь вставал, курил, пытаясь успокоить взбудораженные нервы.
Бледная и неровная полоска лунного света падала на расстеленный на полу коврик.
«Тик-так… Тик-так… Тик-так…»
Юргенс быстро подошел к часам и остановил маятник: он начинал действовать ему на нервы.
Заскрипела дверь, раздались тихие шаги, и в полумраке комнаты обрисовались контуры человека. Это был Раджими.
Он вошел, облокотился на дверной косяк и тяжело перевел дух. Юргенс ждал, нетерпеливо постукивая ногой.
— Беда! Саткынбая вчера под утро арестовали.
— Как это произошло? — глухо спросил Юргенс. Раджими молчал. С таким же точно вопросом и он мог обратиться к Юргенсу.
Кто мог ожидать, что все так сложится! Надо было свертывать широко задуманные планы. Снимался с повестки дня, как неразрешенный, вопрос получения данных о стратегическом сырье республики. Не могло быть и речи об использовании дома тетушки Раджими под нелегальную радиостанцию.
Обстановка требовала ускорить похищение документов Мейеровичем.
Принятый ранее вариант вывозки одного Мейеровича теперь уже не подходил: оставлять его жену — значило рисковать делом. Должен был уйти и Раджими.
По мнению Юргенса, провал Саткынбая не означал неизбежной угрозы делу: Саткынбай умел держать язык за зубами, знал, как себя вести. Вся история могла пройти за уголовную, что не так уж страшно. Гораздо большую тревогу вызывало исчезновение Ризаматова. Как мог он провалиться? Ведь Раджими встречался с ним всего только один раз!
