Однажды ранним утром наша группа вышла на выполнение задания в район захваченной немцами станции Ясень. Шли через лес. Было тихо. Но вот над нашими головами, справа, где-то в соснах, раздалось: «Тум-тум-тум-тум-тум!» Черный дятел! В мирное время его иначе никто и не называл, как лесным барабанщиком, а теперь, в военное, — автоматчиком. Бойцы заулыбались, завертели по сторонам головами. «Ку-ку, ку-ку, ку-ку!» — закуковала в отдалении кукушка — значит, пришло настоящее лето. А рядом пичужка запела, мохнатая рыжая белка скакнула с ветки на ветку. По верхушкам деревьев скользнул золотистый луч солнца. Лес просыпался. Чистый, прозрачный воздух был наполнен запахом хвои. Дышалось легко и свободно.
Изредка перебрасываясь шуткой, взбудораженные чудесной свежестью этого замечательного июньского лесного утра, мы шли дальше, как обычно, гуськом, выдвинув метров на двести впереди себя скромную — два человека — партизанскую нашу разведку: Гришу Дорофеева и бывшего учителя Петра Ступака. Вскоре лес поредел, и мы стали видеть между деревьями маячившие спины наших разведчиков.
Дорофеев шел впереди, Ступак — метрах в ста за ним.
Внезапно Дорофеев поднял руку и опустил. Ступак быстро повторил это движение и скрылся в траве… Немцы!
По знаку командира группы Тутученко мы почти бесшумно бросились в кустарник, росший вдоль русла пересохшего ручья.
Маскируясь в кустах, я прополз вперед, нашел удобное место и, приложив к глазам бинокль, увидел сквозь редкие деревья на открытой поляне до полуроты немцев. На подводе стояли два пулемета.
Немцы в изумлении уставились в одном направлении, рассматривая что-то, видимо поразившее их воображение. Я повел биноклем в ту сторону, куда были повернуты головы немцев, и не поверил глазам.
По краю поляны Дорофеев катился колесом!
Вот он разбежался, перевернулся боком, взметнув руки вверх, перекувырнулся через спину на руки, подпрыгнул, еще переворот, еще прыжок — и он лихо крутанулся в сальто-мортале!
Ошеломленные неожиданным зрелищем, гитлеровцы стояли как вкопанные.
Подползший Тутученко выхватил у меня бинокль.
— Що, що це? — воскликнул он, вне себя от волнения.
Но мы уже все поняли: Дорофеев наткнулся на немцев внезапно. И вот он «дает представление», чтобы спасти положение — выиграть время. Даже минута сейчас для нас много значила!
— Хлопцы, за мной! Ратувати Гришу! — вполголоса скомандовал Семен Тутученко, скатился в овражек и побежал вдоль пересохшего русла, которое подковой огибало поляну.
Замысел его был прост: с фланга или с тыла, где будет удобнее, открыть огонь по фашистам и отвлечь их внимание от попавшего в беду товарища.
Тяжело дыша, мы изо всех сил спешили на помощь Грише, но Гриша в помощи уже не нуждался.
Показав гитлеровцам еще один цирковой номер, он сделал головокружительный трюк — свой любимый, как он часто нам говорил, пируэт — двойное сальто-мортале в противоположную от зрителей сторону, двумя скачками добрался до кустарника, скатился в овраг и будто сквозь землю провалился!
Спохватившись, немцы открыли огонь…
Позже, вспоминая это «представление» в лесу, Дорофеев, смеясь, говорил нам:
— Это был тот единственный в моей жизни артиста случай, когда я ни за какие аплодисменты не стал бы повторять свой номер на «бис»!
У западной границы партизанского края, недалеко от занятого оккупантами районного центра Гремяч, немцы прижали нас к реке. Мы, правда, успели оторваться от них, но теперь перед нами лежала широкая, полноводная в эту пору, с быстрым течением Десна. И тут, на удивление всем, выяснилось, что среди нас есть не умеющий плавать: подрывник Петро Сильченко.
Он скрывал от товарищей этот свой «порок», опасаясь, что его отстранят от участия в операциях. Не подумав о хлопотах, которые он мог доставить всей группе, Сильченко и на сей раз перед выходом на задание умолчал о своей беде. И теперь командир группы задумался: не бросать же товарища.
Место, где мы очутились, представляло собой голый пустынный берег; вблизи не было ни строений, ни кустов, ни деревьев, из которых можно было бы соорудить хоть небольшой плот.
Нас было тринадцать чекистов-разведчиков. Часть оружия, одежды и обувь мы завернули в плащ-палатки и переправили с хорошими пловцами. Командир группы, капитан Евгений Мирковский, и остальные товарищи, в том числе Сильченко, еще оставались на этом берегу.
Надо было, не теряя ни минуты, решить вопрос, как переправить нашего незадачливого друга через реку.
Михаил Вычеров предложил: вылить воду из наших алюминиевых фляг, крепко завинтить крышки, чехол каждой фляги сквозь ушко нанизать на кожаный пояс, и этот «спасательный круг» надеть на Сильченко. Мирковский план одобрил.
Прежде чем надеть на Сильченко пояс с флягами, командир проверил на себе действие столь молниеносно изобретенного «спасательного круга». Надев пояс, он бросился в воду: фляги держали отлично!
Теперь и Сильченко ступил в воду. Сделав шаг вперед, он потерял дно под ногами. Несмотря на все усилия не подавать виду, лицо Сильченко изобразило крайнюю растерянность… Но фляги держали. Придя в себя, Сильченко перевел дух, приободрился, глянул вокруг и крикнул, подбадривая сам себя: «Пошел!»
Не скрою: несмотря на серьезность обстановки, мы от души смеялись, уж очень комичной казалась нам фигура нашего друга в «ореоле» из фляг! И весь этот «поезд»…
Впереди плыл Николай Кромский. На нем был кожаный пояс, к которому была привязана веревка, закрепленная на «спасательном круге», чтобы течением, чего доброго, не унесло Сильченко вместе с флягами.
Первая треть переправы проходила для Сильченко неблагоприятно: водная гладь, как он потом признался, казалась бесконечной. Голова, не повинуясь ему, погружалась в воду, ноги непроизвольно всплывали вверх. Фляги, правда, цепко держали, но сладу с ними не было: они шевелились «как живые» и делали с Петром все, что им было угодно: бросали вниз головой, переворачивали с боку на бок, выносили ноги вперед…
Перед глазами Сильченко поплыли разноцветные круги. Он готов был принять бой с целой ротой противника, только скорее бы берег! А до берега еще оставалось две трети пути…
— Веселей, Петро, веселей! — кричал плывший сбоку Локтев.
— Уже близко, — подбадривали мы с берега.
Сильченко слышал наши дружеские реплики. Сознание того, что с нами не пропадешь, поддерживало его крепче, чем фляги.
В конце концов Сильченко приловчился к ним. Когда голову тянуло вниз, он опускал на груди две средние фляги — туловище моментально выпрямлялось… Боковая правая фляга, приподнятая чуть из воды, давала телу крен в нужную сторону. Опущенная вниз левая боковая фляга заворачивала корпус вправо, точно руль на корме… Словом, Сильченко «овладел техникой»!
