— Врёшь! Ничего ты не спишь! Капитан умирает!
Судя по интонации, прозвучало проклятие на незнакомом языке, и дверь стукнула, закрывшись. Флавия заколотила в дверь, едва не обдирая кулаки о древесину.
— Ну же, Маркиз, ну родненький!!! Он внизу! Полундррааа!..
Спустя мгновение дверь открылась, и на пороге стоял уже полностью одетый плотник с неизменной киянкой на поясе.
— Веди, стер-рва.
Маркиз вытолкал моряков за дверь, а сам остался с капитаном.
***
В тишине гнетущего ожидания просыпалось утро.
Понурый Джонас опёрся на перила и бездумно наблюдал спящими за столами внизу пьяницами. Лауро нервно ковырял носком видавший виды ковер в коридоре. Флавия свернулась калачиком прямо на полу у двери и дремала, то и дело подскакивая.
Мимо троицы прошаркала сонная официантка, на ходу подвязывая передник.
— Чё вы тут сидите, — сквозь зевок промычала она. — Есть же комнаты.
— Иди куда шла. Дело у нас.
— А.
За дверью Маркиза было по-прежнему тихо.
— Яичницу что ли? — раздалось снизу.
— Давай. На троих!
Кодекс гласил: как бы плохи ни были дела, пожрать — дело первостепенное.
После еды, попрыгав, чтобы стряхнуть остатки сна, и как самая отважная, Флавия поднялась в комнату Маркиза.
Царил густой полумрак. Чертыхнувшись, она едва не грохнулась, знатно вписавшись об раскрытый чемодан. Пахло мертвечиной. Когда глаза привыкли к темноте, она разглядела на кровати спящего капитана. Маркиз тоже спал, сложив голову на руках на тумбе.
«Вот и хорошо» — подумала она и тихо вышла.
***
Они вернулись, когда Васко проспался.
Всё ещё бледный, с посиневшими губами, он сидел на кровати Маркиза, поджав ноги к груди, и смотрел в окно. Маркиз сидел на тумбе и курил.
Не глядя на матросов, капитан сообщил:
— Вы все уволены с «Конька». Все уволены и оштрафованы. На весь мой флот наложен арест. Пассажиров и весь груз отправляют заказчикам на других судах. Все экипажи всего нашего флота занесены в чёрные списки. В банке счета на ваши имена. На первое время должно хватить.
Навты переглянулись.
Хрустя щетиной, Маркиз потирал подбородок и вид имел самый благодушный, что вызывало противное чувство тревоги.
— Десять золотых, баклан! — Раздался звонкий лещ. Мстительная улыбка Флавии была очень некстати. — Вынь да положь, пёс! А ну подавай-ка мои денежки!
Лауро обиженно потирал затылок.
Брови капитана подскочили и оживили застывшее лицо. Непонимающе нахмурившись, Васко повернулся к команде и силился вникнуть в происходящее.
— Да мы тут поспорили, виселица, килевание или ничё страшного. Сука ты, Флавия…
— Да иди ты…
Васко мутило. Он шатко встал и потянулся.
— Друзья мои, если для вас потеря нашего флота — явление категории «ничё страшного», я в растерянности…
— Ладно вам, капитан! Шкура целая? Целая. Виселицы нет? Нет. — Юнга остервенело загибала пальцы. — А на нет и суда нет. А новые суда мы найдём…
— Виселица или нет, ещё неизвестно.
Все оглянулись на Маркиза.
— Что! — каркнул он. — Трибунал только завтра. Л-лошары… расслабились они…
— Нас допрашивали в подвалах. — Вдруг брякнул Джонас. — Маркиз поди, и не рассказал? — он зло одёрнул рукава, пряча плечи со следами допроса с пристрастием.
Глаза Васко стали совсем круглыми.
— Капитан не спрашивал, — процедил Маркиз, глядя в окно.
Выяснилось, что экипажи всей эскадры подверглись одновременному допросу. Каждому сообщали, будто другие члены команды подтвердили обвинения и дали свидетельства против товарища. Избежать процедуры удалось только Жану и Жаку, — в беседе они были крайне непоследовательны и полностью бесполезны.
Дальнейшая судьба команд всей эскадры зависела только от исхода трибунала и висела на волоске.
— Эти черви гальюнные неспроста вешают на нас нападение, капитан. — Надтреснутый голос Маркиза прозвучал особенно зловеще. — Подумайте, против кого вы успели проложить курс.
Среди навтов, военных и гражданских, как и среди жителей Серены и других городов Гакана, у Васко складывались в основном приятельские отношения, врагов он не имел. Те же, что у него были, исчезали быстро и тихо, так что подумать ему было не на кого.
— Тогда вот что. Моё вам последнее слово, как капитана. Всем бессрочная увольнительная. Хотите — оставайтесь здесь, хотите — идите на Тир-Фради или на Гакан. Работы и там, и там достаточно. Для меня было честью работать с вами, ребята…
Четыре пары рук обхватили его со всех сторон, едва не придушив.
А перед глазами стояло безмятежное лицо Ирен на балу и её беззвучное «ты следующий».
По спине Васко пробежал мерзкий холодок.
========== ПРОЩАНИЕ? ==========
— Дора, дорогая, что же это… может в другой раз? Капитан… он… он не принимает!
— Извините, Адель, но это не может ждать!
Сидящий на ковре у панорамной арки окна, Васко слышал лишь краем сознания доносившиеся через открытую дверь возгласы.
Он обернулся только на звук своего имени.
В дверях спальни стояла Селин с широко распахнутыми глазами. Он проследил за её взглядом. О, неужели это его рук дело?!
В комнате царила такая разруха, будто по ней прогулялся настоящий шторм.
Тяжёлая статуя, литая из золотистого металла, лежала в осколках стекла и шестёренок. Груды растрёпанных книг вывалены на пол перед шкафами.
На покосившейся картине ван де Велде прямо по центру морского пейзажа зияла дыра с тёмно-красными следами…
Он опустил взгляд и увидел кровь на своих костяшках.
— Вам нельзя здесь быть, — едва улыбнувшись, сказал он.
«Со мной всё кончено. Теперь я тот, кого презирал и ненавидел всю свою жизнь».
— Нас допросили… Как вы и предупреждали, капитан. Впереди депортация, — произнесла Селин, пытаясь восстановить дыхание.
Васко с беззаботностью проговорил:
— Потому и идите к себе, готовьтесь к отплытию. И вообразите, я не могу решить, как вам лучше: с навтскими татуировками на лице или же без них. Поспешите же.
«Из потерпевшего я стал обвиняемым. Каждый мой шаг злонамеренно извратили. Я больше ничего не понимаю. Но теперь я — преступник, Селин. И я утяну с собой на дно и вас».
— Васко, мне страшно. Очевидно, что у Гильдии Навтов не хватит полномочий причинить нам, гаканцам, вред. Но что будет с вами? Что они сделают? Я своими глазами увидела, насколько могущественна Гильдия Навтов. И изнанка её по-настоящему пугает…
«О, вы даже не догадываетесь, что скрывается под верхушкой этого айсберга, дорогая Селин. Даже я не имел понятия до сих пор…».
— Прошу прощения, но вам правда пора уйти. Прямо сейчас, — внутри себя Васко ужаснулся тому, как прозвучали эти слова. И насколько они противоречили его истинному желанию. Но её неведение — единственная надежда на спасение.
— Это не то, что вам сейчас нужно по-настоящему.
Селин присела рядом. Осторожно, стараясь не касаться ссадин на его кистях, она взяла его за руку.
— Что вы делаете… — он постарался отвернуться. — Селин!
— Я чувствую только, что сейчас вы одиноки, как никогда раньше. Я чувствую, что наше «завтра» будет горьким. У меня нет никакого права оставлять вас одного в этом… этом кошмаре. И я точно понимаю, что ваши объятия — единственное место, где мне нужно сейчас оказаться…
Голос де Сарде замер сам собой. Она больше не могла говорить из-за напряжения прикатывающих слёз.
Повисшая тишина стала невыносимой.
От её слов Васко стало очень тепло. И невыносимо больно. Она ничего не узнает.
Потому что это — конец.
Его зрачки бегали по полу, словно читая слова, выложенные из обрывков чертежей и холстов.
В следующее мгновение Васко порывисто притянул Селин к себе. Жар её ответа на поцелуй стал поистине неожиданным. Её ладони, блуждающие под его рубашкой, попытки прижаться сильнее и нетерпеливые стоны опьяняли. От охватившего его желания Васко едва сдерживал дрожь.
В том, как они накинулись друг на друга, порывисто сдирая одежду, было что-то безумное, дикое и первобытное.
