Профессор спустился в салон и вызвал Кестера. Ассистент был еще слаб, но не замедлил явиться.
— Присаживайтесь, Боб, — пригласил Тэккер почти ласково. — Два поражения за одну короткую ночь — много, не правда ли?
— Я сделал все, что в моих силах, — выдавил из себя Кестер.
— Да, вам пришлось поработать, — посочувствовал профессор.— И если бы не эти растяпы Джонни и Том... Кстати, они вернулись?
— Вернулись.
— Их следовало бы наказать. А вы заслуживаете поощрения...
Кестер не верил своим ушам. Но он уже успел изучить своего шефа и знал, что Тэккер готовит ему какую-то «пилюлю», а потому насторожился.
— Как вы думаете, где находится главный старшина Буняков Петр Степанович? — неожиданно спросил Тэккер.
Брови ассистента прыгнули вверх от удивления.
«Буняков... Ах, да... это в письме Румянцева к некоей Инне. Рекомендательное письмо...»
— Буняков Петр Степанович находится на дне морском в затонувшей подводной лодке,—■ продолжал, между тем, профессор.— Если этого Бунякова спасут вместе с остальным экипажем, то рекомендательное письмо Румянцева станет пригодно лишь для того, чтобы завернуть в него селедку. Вы улавливаете мою мысль, Боб?
— Да, сэр.
— Мы обязаны знать, удастся ли им спасти лодку? Для этого «Кассиопея» должна подойти ближе к советским кораблям. Прогнать нас они не имеют права.
Нет, Кестер не улавливал главной мысли шефа. Тэккер основное всегда оставлял под конец. Не из-за этого же, в самом деле, советского матроса «Кассиопея» должна крутиться здесь еще нанесколько дней! Если матрос погибнет, то, нет сомнения, об этом сразу же сообщат на родину и рекомендательное письмо все равно потеряет ценность. А если он жив и его спасут, то письмо тем более не будет стоить ни цента... Кроме того, если не действовать оперативно, то после заявления инженера Румянцева вообще опасно использовать это письмо...
— Билл передал мне распоряжение начальства, — вкрадчиво произнес профессор. — Вам придется поработать еще, Боб. На этот раз в своем новом усовершенствованном скафандре. Вы понимаете меня, мой мальчик?
— Не совсем, шеф.
— Нужно обследовать советскую подводную лодку и подцепить магнитную мину!
Кестер даже привстал:
— Но ведь там, в глубине, день и ночь работают их водолазы!
Тэккер сощурился, потом широко раскрыл глава и сказал сурово:
— Если бы там никого не было, то эту незамысловатую работу могли бы с успехом проделать Джонни и Том. Но вы, Боб, постыдно опростоволосились и должны загладить свою вину. В противном случае вам придется давать объяснения не мне, а сэру Бэрку. Ну, а если ваша экспедиция увенчается успехом — в чем я не сомневаюсь: ведь вы прославленный подводный ас! — то ждите награды и повышения по службе. Теперь вы меня поняли, Боб?
Парами и в одиночку спускались водолазы на грунт. Налажена была телефонная связь с лодкой.
Капитан третьего ранга Дорофеев почти вырвал у дежурного телефониста наушники с резиновыми заглушками и нагрудный микрофон.
— Капитан-лейтенант Новоселов слушает! Я слушаю вас...
Голос прозвучал громко, отчетливо, знакомый голос... Можно было подумать, что Новоселов стоит рядом. У Дорофеева сперло дыхание, дрогнули губы. Он даже зажмурился. А потом произнес почти шепотом:
— Вася...
Впервые он назвал своего подчиненного не по званию, не по фамилии, даже не по имени и отчеству, а вот так просто: «Вася»...
На другом конце провода молчали. Дорофеев еще плотнее прижал наушники, дул в микрофон. Ему вдруг показалось, что связь оборвалась. На лбу проступил холодный пот.
— Вася... Василий Никифорович...
— Это я! Это я, Сергей Иванович... Родной вы наш... — закричал Новоселов.—Значит, живы? Живы...
Голос оборвался. А потом уже тише, с некоей осторожностью Новоселов спросил:
— А Баженов и инженер?.. Инженер, говорю?
— Все живы-здоровы. Привет просили передать. Всем передать. Потом все расскажу. Ребята как? Как ребята?
— Воздух ждем. Нам бы только воздух... Не тревожьтесь — выстоим. Держатся правильно. Боевой листок даже выпустили. Лопатина в комсомол приняли. Румянцевский прибор цел. Приемник только барахлит. Буняков все возится...
Дорофеев называл по фамилиям матросов, справлялся о состоянии каждого, давал советы. Затем сказал капитан-лейтенанту:
— Попытайтесь подключить меня к трансляционной сети. Хочу говорить с экипажем.
Буняков быстро проделал несложную работу. И когда по всем отсекам зазвучал ровный голос командира, Петр Степанович внезапно ощутил, как спазма сдавила горло. Командир снова был со всеми. И теперь верилось, что час избавления близок. До этого было лишь мучительное ожидание, какое-то оцепенение. Старались не двигаться, чтобы сохранить жизненные силы. А сейчас все ожили, зашевелились, поднялись, встали на ноги. Так и должен слушать своего командира воин — стоя, подняв голову, развернув плечи... Там, наверху, было солнце, синее небо, там капитан третьего ранга Дорофеев, Баженов, Румянцев. Значит, они не погибли в штормовом море!.. Как произошло все это, никто не знал. Но сейчас важно было другое — час встречи с ними близок...
И когда голос Дорофеева умолк, матрос Черников попросил:
— Разрешите, товарищ капитан-лейтенант, рвануть на аккордеоне плясовую?
— Добро, — отозвался Новоселов и спрятал улыбку в уголках рта.
Даже Новоселов слегка оторопел. Шланги подачи и отсоса воздуха...
И вот свежий воздух ворвался в отсеки.
— Воздух! Воздух!..
Да, спасательные работы шли успешно. Никто не сомневался, что экипаж подводного корабля будет спасен. Заводили крепежные, направляющие тросы. Лодка, словно паутиной, была опутана тросами. Удалось подать в лодку продукты питания, медикаменты, шерстяное белье.
