Михаил Бондарев - ЗОНА НЕДОСТУПНОСТИ

Это был огромный, напряженный труд целого коллектива. Уже забыт Зеленцов, забыт Деревян­кин. Появились новые люди, совершавшие под водой беспримерные подвиги. Их выдержка, на­стойчивость, самоотверженность не имела границ.

Прошло всего лишь четыре дня, а всем каза­лось, что спасательные работы ведутся уже мно­го-много суток. Не такое простое дело вызволить подводный корабль из цепких объятий морских глубин. Люди забыли, что такое сон, что такое отдых.

Работы водолазов близились к концу. Оста­лось лишь опустить и присоединить к лодке мед­ный трубопровод высокого давления. А уж тогда экипаж сможет продуть цистерны и всплыть, если, конечно, буксирам удастся выдернуть под­водный корабль из расщелины.

Деревянкину был прописан абсолютный покой, но матрос нервничал, не находил себе места в стальной камере, которая только и спасала его от кессонного заболевания.

Вот через несколько часов все закончится... Потом возвращение в базу. И снова повседнев­ные тренировки, .занятия... Деревянкину все ка­залось, что он не успел проявить себя как сле­дует. Другие находились под водой по две, три нормы времени. Например, старший матрос Ни­китин подал наверх оборванный кабель аварий­ного буя, а после этого еще три часа заводил трос... Вот это геройство!

Деревянкину же поручали все больше мелкую работу, хотя это он, именно он, первым обнару­жил лодку, подбодрил ее экипаж!..

Он не был тщеславным, нет... Но все же хоте­лось отличиться, «утереть нос» кое-кому, кто мнит себя многоопытным водолазом... хотя бы тому же Зеленцову...

И когда Деревянкина выпустили из рекомпрессионной камеры, он не отправился в кубрик, а стал разгуливать по палубе, стараясь вникнуть в каждую мелочь. Оказывается, трубопровод вы­сокого давления еще и не опускали. Спасатель дрейфовал, и не удавалось завести специальный направляющий трос для спуска трубопровода.

Деревянкин подошел к инструктору Мелешину. Здесь же стоял врач-физиолог.

—    Я бы этот трос мигом завел! — произнес Деревянкин хвастливо. — Только бы разрешили...

—    Ну, это исключено, — вмешался врач.— Вы и так потрудились на славу. А с вашими фи­зическими данными... Вон возьмите, к примеру, Зеленцова...

—    А все-таки я завел бы конец, — не сдавался Деревянкин. — Я петушиное слово знаю.

Инструктор улыбнулся:

—    Шли бы вы отдыхать, юноша. Теперь и без вас обойдутся.

Но без Деревянкина все же не обошлись. По­совещавшись между собой, офицеры решили пу­стить его на грунт. Даже врач не стал возра­жать.

Деревянкин обрадовался разрешению.

Солнце едва приметно поднялось. Море стало постепенно успокаиваться, словно, как и люди, исчерпав весь запас своих сил. Солнечный свет стал ярче, золотым покрывалом засверкал на воде.

Деревянкин стоял на трапе и смотрел в синюю глубь. Гремя по железным ступеням свинцовы­ми галошами, медленно спустился в воду. Над головой — киль спасателя, обросший красно-бу­рыми ракушками. Деревянкин спускался быстро. На глубине вода была прозрачной, и водолаз замечал все: вот проплыла скумбрия, шевелятся рыжие водоросли, метнулся в сторону неболь­шой скат.

Но с каждым метром становилось все сумереч­нее. С хрустальным звоном вырывались пузырь­ки воздуха из шлема. Мертвая тишина снова охватила Деревянкина со всех сторон. На какое- то мгновение — провал в памяти. Кольнуло в ба­рабанные перепонки — из-под ног взвился голу­бой ил. Грунт!.. Спуск длился не больше восьми минут.

Осмотревшись, Деревянкин отрегулировал по­дачу воздуха в скафандр и подал сигнал: «Я на грунте, чувствую себя хорошо». В ответ дерну­ли сигнальный конец.

Подводный корабль, темный, молчаливый, был как на ладони: большая вмятина на борту, руб­ка, вздыбленный форштевень и тросы, тросы? тросы, уходящие наверх...

Водолаз стоял на самом краю обрыва. Там, внизу, был мрак, непроглядный мрак. Водолаз попытался представить эту подводную пропасть и почувствовал озноб. Нет, лучше не думать об этом. Хорошо» что вовремя удалось предупре­дить экипаж лодки...

Деревянкин поднялся на корпус корабля и стал заводить направляющий трос. Он работал сосредоточенно, хотя дышать становилось все труднее и труднее. Силы быстро иссякали. Опять мутилось сознание, к горлу подступала тошнота. Но Деревянкин решил, что скорее умрет, но не станет выходить наверх до тех пор, пока трос не будет заведен.

Он не заметил, как темная тень мелькнула над головой, не окатил внимания на странный журчащий звук.

А над головой Деревянкина плавно скользил водолаз в скафандре. Вот он выключил скутер, и журчащий звук исчез. Водолаз осторожно при­близился к воздушному шлангу, выдернул из футляра нож. На груди водолаза висел аккурат­ный металлический ящик, окрашенный в зеленый цвет. Но ящик пускать в дело было еще рано. Сперва нужно покончить с водолазом, а уж по­том без помех подобраться к затонувшему ко­раблю. Кестер — это был он — взял воздушный шланг Деревянкина в руку и перерезал ножом. Он висел в воде, обсыпанный пузырьками воз­духа, и доламывал этот шланг до спиральной проволоки. Проволока была упругая, и Кестеру с трудом удалось ее перерубить.

Теперь вниз, к затонувшей лодке!..

Деревянкин не знал, что случилось то самое страшное, чего он так опасался,— шланг, соеди­няющий его с компрессором был перерезан. Враг перерезал телефонные провода и сигнальный конец.

Матрос только удивился, что в шлеме вдруг стало как-то тихо. В костюме еще был воздух, и его могло хватить на несколько минут. Все за­висело от того, прикоснется Деревянкин головой к золотнику или не прикоснется. Если прикос­нется, тогда все — воздух мгновенно улетучится!..

Внезапно горло свела судорога, в глазах по­темнело. Деревянкин выпустил трос из рук и упал на корпус лодки вниз лицом.

В это время Кестер коснулся ластами грунта. Он снял с груди зеленый ящик и опустился под киль затонувшего корабля.

Водолазы Зеленцов и Никитин готовили мед­ный трубопровод к спуску. Они знали, что Дере­вянкин заканчивает работу и теперь наступал их черед.

Сквозь иллюминатор они увидели встревожен­ное лицо инструктора.