— Зачем ты дал им уйти? — очнулся Тим.
Капитан-Командор наконец отвернулся от океана.
— Ты ее плохо знаешь? Если она не попыталась сию же секунду размазать чужих по земле, значит, от этого мог пострадать кто-то еще.
Парни сорвались с места и помчались кто на подлодки, кто на шхуну, кто в форт.
— Черт! Я думал, она обиделась, — смутился Тим.
— На заблуждение и был расчет. Чужие здесь уязвимы. Будешь командовать «Мистификатором». Я пойду на «Каравелле».
Капитан-Командор догнал команды подлодок.
— Еще есть время — сразу по пятам идти нельзя. Герман, проверь свои торпеды.
Герман кивнул.
— Торпеды? — удивился Юра. Впрочем, были вопросы важнее: — Когда они успели забрать царевича?
— Думаю, когда он уходил после награждения с освещенной лужайки в темноту. Он не рассмотрел, кто ведет его за руку, а когда все понял, то был уже далеко. Или без сознания.
— Они могут их убить?
— Очень возможно. Я не вижу другой цели этой операции.
— Мы теряем время! Да знаю, что без вариантов… Герман, ты хоть понял, что натворил?!
— Я?! Считаешь, они не нашли бы другого повода?!
— Да почему ты вообще такой дурной при том, что такой умный?! Как можно объяснить это кретинское упрямство? Оставить свою девочку одну!
— Прекрати. Капитан-Командор, зачем нужно было похищать ее во время праздника, на общем собрании?
— Чтобы дискредитировать Королеву, наверное. Я не знаю, что на уме у бесплотных.
Они уже добрались до пирса.
— Что за… — удивленно спросил Капитан-Командор ни у кого, глядя в никуда. — Так, морской портал, в миле от него — большая подводная лодка. Возможно, успеет погрузиться. Команды — на борт! Уходим к порталу и ждем сигнала!
Повернувшись, он увидел двоих, которые не должны были находиться у пирса. Рядом с ним остановились старший царевич и Алеша Тигор, и по лицам обоих сразу стало ясно, что оставаться на берегу они не намерены.
— Алеша — на шхуну, — решил Капитан-Командор без всякого сожаления — того все равно надо было переводить в состав экипажа. — Ваше Высочество… тоже.
— Я должен находиться рядом с тобой, — возразил царевич.
— Вы не сможете ничем помочь в подводной лодке, зато ваша наблюдательность понадобится на «Мистификаторе». Кроме того, «Каравеллу» я собираюсь подставить под удар, и обеспечить лично вашу безопасность не смогу.
Царевич открыл было рот, чтобы заспорить, однако доводы рассудка возобладали, и он отправился за Алешкой в шлюпку.
Юра на миг замер. Язык Саротано он знал не очень хорошо, но название его подлодки было произнесено по-русски, а слово «удар» было знакомо по тренировкам.
— Что? — спросил у него Капитан-Командор.
Но он уже справился с собой и ответил спокойно:
— Я тебя понял.
Капитан-Командор заметил вспыхнувшее вокруг него холодное голубое свечение — бой начался.
Погрузился этот сарай с таким шумом, воем и треском, что у меня заложило уши. Старый с молодым даже не поморщились. Они сели на лавки вдоль перегородки и вжались в нее как можно сильнее.
Когда шум стих, старый внятно сказал куда-то вверх:
— Действуя по обстановке, захватили девчонку. Парень недосягаем.
Ответа не последовало. На лице старого ожидание сменилось разочарованием, и он попытался спорить с тишиной:
— Она ведь тоже важна для Сидони?
Тишина не отвечала. Старый заметно обеспокоился: его взгляд обратился внутрь, и в туже секунду метнулся наверх, руки задрожали.
— Где царевич? — претенциозным тоном спросила я.
— Заткнись, дрянь, — мгновенно, срывая на мне свою досаду, откликнулся он.
— Вы обещали царевича! — капризно продолжала я.
— Заткнись, я сказал! — рявкнул он и занес кулак для удара.
Именно на это я и нарывалась. Моя рука нанесла удар быстрее, чем он закончил замах, и ее целью оказались свирепо выпученные злые глаза. Да, оба сразу.
Старый, даже не вскрикнув, лишился чувств от болевого шока и повалился на пол. Молодой вскочил на ноги. Мои пальцы ужалили его под нижнюю челюсть, вызвав крайне болезненный спазм мышц, и он застыл, вытянутый по струнке.
— Слушай, тупая марионетка, — уже без наигранных интонаций сказала я, — мне очень просто тебя убить, и пока я не решила это сделать, отведи меня к царевичу.
Пересиливая боль, Риккардо показал на тяжелую кованую дверь.
— Открывай! — велела я.
Он отпер дверь и вышел. Я вышла следом.
Соседний отсек выполнял функции рубки. Он оказался просторным и темным, и я не сразу увидела среди находившихся в ней людей лежавшего на полу, раскинув руки и согнув ноги, царевича. Не обращая больше ни на что внимание, я бросилась к нему.
Наверное, они думали, что убили его, но он еще был жив. Несмотря на несколько ножевых ран и пролом в черепе, в нем, ослабевая, светился тусклый огонек жизни. Я впервые тогда это увидела — умирание, момент, когда грань между жизнью и смертью тонка настолько, что стирает огромную разницу между ними, когда тело уже прекратило борьбу и покорилось, обреченно простившись с миром, чужой злой воле.
Я медленно, одновременно с подступившим ужасом, поняла, что собирался сделать толстый грязный мужчина, наклонившийся над телом мальчика, занеся широкий нож за бледную шею… и больше времени не теряла. Мужчина от взмаха моей ноги влетел в переборку, ударился головой, завалился на пол и уже не шевелился; другой, попытавшийся схватить меня, получил перелом челюсти и взмыл к потолку; третий, решивший ударить меня по ногам, сломал о них хребет; четвертый, полоснувший ножом в миллиметре от моей груди, потерял управление собственными руками и вонзил его себе в живот; пятый и шестой при помощи моих ног столкнулись лбами; седьмой, не знаю, почему, дико заорал у меня за спиной и скорчился, истекая кровью, у стены. Были еще двое, они держали рули и мне не мешали. Риккардо втиснулся под стол рядом с ними.
Рухнув на колени у тела царевича, я вцепилась в него, даже не пытаясь залечивать раны, стараясь только раздуть до пламени тусклый огонек, оставшийся от его жизни. Я так сделала несколько лет назад с Алешкой, застав его мертвым на операционном столе, и тогда мне было тяжелее тем, что и крошечной искорки жизни в Алешке не оставалось, я сама ее высекла не помню каким усилием, но и легче — тем, что находившиеся рядом врачи это пламя сразу подхватили.
Я держала одну руку над раненым сердцем мальчика, другую — на его разбитой голове, и ощущала себя не человеком из плоти и крови, а сгустком энергии, заряжающим воздух и уплотняющим его до материальной формы, затыкая им раны, разгоняя в смирившемся теле остатки крови, создавая недостающую кровь из какой-то частицы себя.
