XVII
В этот день на условленный лесной аэродром прилетел самолет Центрального штаба.
Он привез боеприпасы, литературу, а от партизан взял раненых.
Заслонов передал пилоту письмо, прося его отправить на «Большой земле» по адресу.
Константин Сергеевич писал жене:
«Ритуся, здравствуй! Здравствуйте, мои дорогие бусеньки Муза и Иза!
Пишу Вам из далекого тыла, из БССР, оккупированной немцами. Деремся с ними не на жизнь, а на смерть, деремся отчаянно и очень серьезно. Имеем убитых и раненых, но зато сами убиваем еще больше, воюем по-настоящему.
Я командую в тылу большим партизанским соединением. Хочется вас очень видеть, но будем живы, увидимся.
Погибну — значит, за Родину, так и объясни ребятишкам».
15 августа проработали спокойно, — фашисты еще не наступали. На следующий день утром Заслонов только что кончил передавать по рации данные для Центрального штаба партизанских действий, как со стороны Горбова затрещали выстрелы.
Лес удесятерил их.
На «Большую землю» оставалось лишь передать всегдашнюю партизанскую просьбу относительно присылки боеприпасов. Просьба кончалась энергичным заверением:
«За каждый патрон отчитаюсь головой фашиста!»
Константин Сергеевич протянул радистке текст этой телеграммы.
— Успеешь, — передай! — и заторопился к опушке, леса, где расположились партизаны.
Гул в лесу рос.
Женя взял автомат наизготовку и пошел сзади за Заслоновым.
В бою он всегда поворачивал кепку козырьком назад. И теперь он шел так, словно собирался вместе с дядей Костей лететь на «жар-птице»…
С этого момента весь день промелькнул, как одна минута.
Ни присесть, ни поесть, ни напиться воды — некогда.
От Горбова на отряд Чебрикова двигался батальон пехоты. Чебриков укрыл в густом ельнике вдоль дороги пулеметы и автоматчиков. Он пропустил мотоциклистов-разведчиков, а когда на дорогу вышла колонна эсэсовцев — «мертвая голова», он так ударил по ней, что на дороге действительно осталось мало живых голов.
Фашисты пошли в наступление со всех сторон.
С севера двигались два батальона, из Любавич — целый полк с шестью броневиками и семью танками.
На этом центральном направлении оборону держали Норонович и Коноплев. Два разных командира: один нетороплив, другой горяч. Но оба одинаково успешно отбивали врага.
Заслонов, конечно, был там, где жарче. Партизаны знали эту привычку дяди Кости. Он появлялся в самых опасных местах, подбадривая товарищей:
— Рубай фашистов!
Партизаны Смирнова тоже сдерживали натиск целого эсэсовского полка.
Но в полдень от Драгалей прибежал связной. Командир их отряда Верин был убит, партизаны смешались, и фашисты захватили высоту с кладбищем в метрах трехстах от деревни.
Известие было неприятное: партизаны потеряли весьма выгодный пункт.
— Домарацкий, ко мне! — позвал Заслонов..
Коля поднялся и живо побежал к нему.
— Примешь отряд Верина: он убит.
— Есть принять отряд! — ответил Коля и уже хотел итти но Заслонов задержал его.
— Постой! Кладбище занято фашистами. Мы ударим на кладбище с тылу. Тогда поможешь выбить оттуда.
Заслонов осматривался. Женя сразу понял: надо послать, а кого, — дядя Костя еще не решил: народу мало.
— Дядя Костя, я пойду! — попросил он.
— Ладно! — согласился Заслонов. — Возьми из разведки человек восемь. Ступайте!
— Будет сделано! — ответил Женя и побежал за людьми.
А Коля Домарацкий со своим связным поспешил к Драгалям. Женино задание было не из легких, но пришлось разведчикам по душе. Они охотно пошли пробираться кустами в обход Драгалей.
Наконец, подползли к кладбищу.
Где-то вверху визжали редкие партизанские пули, — это по кладбищу стрелял отряд Домарацкого.
На кладбищенском холме окапывались около тридцати фашистов. Среди березок устанавливали пулемет.
— Выскочим, забросаем гранатами пулеметчика, а потом — на ура! — сказал Женя.
Так и сделали.
На эсэсовцев неожиданно сзади полетели гранаты, а потом раздалось «ура!» Разведчики бежали, стреляя из автоматов. Отряд Домарацкого со своей стороны кинулся на приступ.
Эсэсовцы растерялись и покатились с кладбища в поле.
На холме среди нескольких вражеских трупов остался исправный пулемет. К нему подбежали двое партизан поворотили пулемет в сторону фашистов.
Домарацкий тотчас же занял высоту.
— Спасибо, Женька! — крепко обнял он друга.
Партизаны очень обрадовались цинкам с патронами.
— Теперь есть чем палить, а то выстрелишь и смотришь в подсумок: много ли осталось патронов? — радовался Домарацкий.
Женя с разведчиками вернулся к Заслонову и доложил о том, что задание выполнено.
— Молодчина! — похвалил своего адъютанта командир.
За день заслоновцы отразили по всей линии пять атак. Августовский день пролетел незаметно.
Когда стало вечереть и с лугов потянуло ночной свежестью, Заслонов отдал приказ: на ночь всем отойти в глубь леса.
К лесу со всех сторон стягивались партизаны.
Отходили не только партизаны, но и драгалевские колхозники, кому удалось уйти от врага. Шли и гнали скот.
Заслонов приказал не задерживаться на лесной опушке, — она у фашистов была хорошо пристреляна, а в глубине леса минометный и артиллерийский обстрел не мог причинить большого вреда.
Партизаны заняли круговую оборону по лесным просекам.
На землю спустилась густая, теплая августовская ночь. Звездное небо окрасилось зловещим отблеском пожара, послышались одиночные выстрелы и крики: это эсэсовцы, наконец, заняв Драгали, в бессильном злобе расправлялись со стариками, женщинами и детьми, которые не успели уйти с партизанами.
В штабную землянку Заслонов приказал поместить раненых, а сам расположился под ветвями густой ели, как в шалаше.
Вокруг него сидели старшие командиры — Алексеев, Лунев, Смирнов со своим комиссаром и начальником штаба.
Дядя Костя собрал товарищей, чтобы обсудить создавшееся положение и наметить план дальнейших действий. Оставаться на месте в драгалевских лесах было уже нельзя: фашисты блокировали партизан, а с рассветом постараются еще больше сжать кольцо. Приходилось думать о том, куда передвинуть партизанские соединения.
Мнения всех сходились на одном: надо сегодня же ночью оторваться от фашистов.
