работы, хвалил сверх всякой меры, а потом говорил:
– Я отлучусь ненадолго… – и убегал.
Я был предоставлен самому себе. Наверное, во мне действительно были способности. Мои работы всем нравились, выращенные мною камни были самыми большими и самыми прозрачными, без единого дефекта.
Но я чувствовал, что мне не хватает фантазии, мои работы были какими-то однообразными, скучными.
Я часто приходил в главный зал и рассматривал изделия других мастеров.
– Как тебе удаётся придумывать такие красивые узоры? – спросил я как-то одного брата. – Мне ничего подобного просто не приходит в голову.
– Да это всё образы Внешнего мира. Смотри, вот этот элемент называется звезда, а этот – листок, этот – полумесяц. А вот: цветок, солнце, травка, улитка. Если сочетать все эти элементы между собой, получится очень красивый узор!
– А что это за Внешний мир? – заинтересовался я.
– А Купр тебе не рассказывал? Он должен тебя туда сводить. Я тебе не могу объяснить. Понимаешь, мы живём «внутри», а ещё есть – «снаружи». Там очень красиво, хоть и непривычно. Иногда мы посещаем тот мир, чтобы набраться вдохновения. Но там также и очень опасно, поэтому новичок не должен выходить без отца-наставника.
Я стал ждать, когда же Купр расскажет мне о Внешнем мире, когда отведёт меня туда. Но мой отец был полностью поглощён поисками камней и мне почти не уделял внимания. И я стал искать выход сам. Я не очень понимал, что это значит: выйти наружу. Весь мир представлялся мне сплошной каменной массой, в которой можно пробивать тоннели в любом направлении. Я бродил по переходам, галереям и штольням и вскоре стал замечать на некоторых стенках какие-то значки. Я спросил одного из наших, что означают эти метки, и он ответил мне, что они предупреждают о том, что в эту сторону рыть нельзя.
Я продолжал мои изыскания. Как-то рядом с таким предупреждающим значком я увидел отверстие, вернее узкий лаз.
«Нельзя рыть – не означает: нельзя заходить!» – решил я и шагнул в проход.
Я забыл рассказать вам об одной особенности нашего племени. Вы никогда не задумывались, почему в одних сказках (ну, или книгах, они ведь не сочиняются на пустом месте) гномы совсем крошечные и помещаются в чашечке цветка, в других – по колено людям, а в третьих – ростом почти с людей, разве что чуть-чуть пониже? А правда и первое, и второе, и третье. Дело в том, что нам, как, впрочем, и другим родственным нам существам, можно легко менять размеры по нашему желанию. И изменяем размеры не только мы сами, но и то, что надето на нас, и то, что мы держим в руках. Я не знаю, как это возможно, но сам проделывал это много раз.
– А показать можете? – решил подловить его на слове граф.
– Пожалуйста. Подмените меня у штурвала.
Поль встал на место Руби, а тот отошёл на пару шагов и… исчез.
– Где он? – изумился граф.
– Смотрите сюда, я здесь! – раздался тоненький голосок.
На том месте, где только что стоял их необычный спутник, на полу двигалось нечто мелкое.
Граф присел на корточки, и его взору предстал тот же Руби, только размером с мышку.
– Теперь вы убедились? – спросил Руби. Сейчас он был уже ростом до пояса Полю.
Граф распрямился, а Руби снова приобрёл привычный рост.
– Не знаю, что и сказать, я как во сне, – признался граф. – Впрочем, возможно, я действительно во сне – обычном или гипнотическом, и это всё мне только кажется.
– Я предупреждал, что мне гораздо легче рассказать обо всём, чем вам поверить в это. Позвольте мне продолжить. Мне надо ещё очень многое вам поведать.
Так вот, несмотря на то, что я принял самый маленький размер, я с трудом протискивался по тесному ходу.
«Интересно, почему его не расширили?» – подумал я.
И вдруг лаз закончился, и я попал в сравнительно (для моего тогдашнего размера) большое помещение. А из него был ещё один выход и там, за этим выходом виднелся какой-то странный свет. Меня разобрало любопытство, и я шагнул вперёд.
70. Рассказ Руби. Внешний мир
Сказать, что я был потрясён, это значит не сказать ничего. До этого мгновенья мне казалось, что трудно представить помещение более величественное и обширное, чем наш главный зал. Но теперь передо мной открылся такой простор, что просто захватило дух. Дело было ночью, поэтому надо мной распростёрся необозримый купол, сверкающий бесчисленным количеством звёзд. Для довершения восторга в это время было полнолуние, и на небе сияла огромная полная луна.
«Кто мог создать такой великолепный светильник, и как удалось его подвесить?» – задал я себе вопрос.
Я прибавил себе роста, надеясь, что смогу поближе рассмотреть луну и звёзды.
Но они нисколько не приблизились. Зато я заметил, что какие-то непонятные длинные и гибкие образования, торчавшие вокруг меня и мешавшие мне разглядывать небо, исчезли. Я наклонился, и нашёл их под ногами. Это была трава, цепляющаяся своими корешками за трещины в скале. Я тогда понятия не имел, что такое растения. До моего подземного мира не дотягивались даже самые длинные корни.
Еще поразило меня то, что этот мир был полон новых звуков. Ветер шелестел листвой, в лесу перекликались какие-то ночные птицы и звери… Всё меня поражало и восхищало. Я то уменьшался, стараясь разглядеть и запомнить мельчайшие детали трав: их листья, стебли, цветочки, то увеличивался и любовался ночным небом. И вдруг оно стало светлеть, окрашиваться в розово-фиолетовые тона, а потом появилось другое светило, красное и величественное, сходное по размерам с первым (которое при этом побледнело), но настолько яркое, что буквально ослепило меня. Оно поднималось всё выше и выше, а сияние становилось всё ярче и ярче. От этого нестерпимого света я как бы ослеп. Я испугался, что могу потерять зрение и отступил в пещерку – да, в ту самую, в которой я после всего случившегося прожил много грустных и тревожных лет. Я надеялся, что этот ослепляющий меня свет скоро исчезнет, и я продолжу любоваться Внешним миром. Но свет снаружи разгорался всё ярче, и я с неохотой решил вернуться в гору, тем более, что меня, наверное, уже искал Купр. Но я пообещал себе обязательно возвратиться, чтобы продолжить знакомство с удивительным Внешним миром.
Купр, и в самом деле, искал меня, но я решил не ставить его в известность о том, где был. Я опасался, что он может запретить мне одному выходить наружу. А поскольку сам он вечно был занят поисками камней, дальнейшее знакомство с Внешним миром пришлось бы отложить на неопределенный срок. И ещё, во мне было слишком много самолюбия, я не мог допустить, чтобы Купр или ещё кто-нибудь стал бы ругать меня за своеволие.
Поэтому на вопрос
