- Кузина.
- Тоже вполне естественно. Нынче слова «спасительница» и «кузина» почти однозначны. Бьюсь об заклад, ее зовут Паулой. Всех кузин зовут так.
- Кроме этой.
- А эту?
- Кете.
- Кете? А-а, тогда я знаю, о ком речь. Кете Селлентин. Гм, гм, совсем недурно. Блестящая партия. У старого Селлентина - это ведь тот, с черным пластырем на глазу - шесть имений, а если присчитать хутора, то получится целых тринадцать. Все будет разделено поровну, а тринадцатое получит Кете - дополнительно. Могу только поздравить.
- Вы ее знаете?
- Еще бы не знать. Очаровательная блондинка, волосы - лен, глаза - незабудки, но отнюдь не сентиментальная особа, скорее под знаком солнца, чем луны. Она обучалась в пансионе у мадам Цюлов, и уже с четырнадцати лет имела множество поклонников.
- Прямо в пансионе?
- Не прямо и не ежедневно, но по воскресеньям, когда она обедала у старого Остена, у того самого, с которым вы только что беседовали. Значит, Кете, Кете Сел- лентин… помнится, она была похожа на трясогузку. Мы так ее и называли. Трудно представить себе более очаровательного подростка. До сих пор вижу, как у ней подпрыгивает пучок волос,- мы называли его куделькой, Значит, Ринекеру доведется выпрясть эту кудельку? Почему бы и нет? Задача не из трудных.
- Трудней, чем кажется на первый взгляд,- возразил Ведель.- Как ни очевидна для Ринекера необходимость поправить свои дела, я не убежден, что ему легко просить руки своей белокурой землячки. Ибо с некоторых пор Ринекер отдает предпочтение другому цвету волос, а именно пепельному, и если верить тому, что давеча рассказывал мне Балафре, наш Ринекер всерьез подумывает сделать свою белошвеечку Белой дамой. Замок Авенелъ или замок Цеден - для него не составит разницы. Замок всегда замок, вам известно, что Ринекер, который во многом живет на свой лад, всегда стоял за естественность.
- Верно,- рассмеялся Питт,- но Балафре распускает небылицы. Вы ведь трезвы, Ведель, неужели вы поверите этой выдумке!
- Выдумке не поверю,- отвечал Ведель.- Но поверю тому, что знаю. Ринекер хоть и шести футов ростом, а может, именно поэтому, слаб, легко поддается влияниям и вдобавок отличается редкостной мягкостью и добротой.
- Все верно. Но обстоятельства вынудят его, он разорвет цепи и высвободится, в крайности - как лиса из капкана. Будет больно, и в капкане останется кусок жизни, но главное - вырваться, обрести свободу. Итак, да здравствует Кете! И да здравствует Ринекер! Как говорится в пословице: «Бог умных любит».
В тот же вечер Бото написал Лене и обещался, что будет завтра, и, может, даже раньше обычного. Он сдержал слово и пришел за час до заката. У Лены он, разумеется, застал фрау Дёрр. Погода была превосходная, не слишком жарко, и, поболтав немного о том о сем, он предложил:
- Не выйти ли нам в сад?
- Пусть в сад. А может, и еще куда?
- Что ты имеешь в виду?
Лена улыбнулась.
- Не тревожься, Бото. Никто тебя не поджидает в засаде. Даже та дама на паре белых коней с цветочной гирляндой.
- Ну так куда же?
- Всего-навсего в поле, на травку, туда, где нет ничего, кроме маргариток. И кроме меня. Да еще кроме госпожи Дёрр, если она будет так мила и пойдет с нами.
- Еще бы не будет! - воскликнула фрау Дёрр.- Непременно будет. Это для меня честь. Только мне надо сперва привести себя в порядок. Я скоро вернусь.
- Нет нужды, госпожа Дёрр. Мы зайдем за вами.
Все вышло по-уговоренному, и когда минут пятнадцать спустя молодая чета подошла к саду, фрау Дёрр уже поджидала их у дверей с перекинутой через руку мантилькой и в роскошной шляпе, подаренной старым Дёрром, который, как и все скряги, способен был ни с того ни с сего выкинуть бешеные деньги неизвестно на что.
Бото не преминул отпустить разряженной даме комплимент, после чего все трое прошли по саду к скрытой в кустах калитке и через нее - в поле, где дорожка, прежде чем затеряться средь луговой травы, долгое время тянулась вдоль садового забора, густо поросшего с внешней стороны крапивой.
- Вот по ней и пойдем,-предложила Лена.- Эта самая красивая дорога и самая пустынная. Здесь никто не ходит.
И действительно, эта дорога казалась много пустынней и безлюднее, чем три или даже четыре других, идущих в том же направлении через луг к Вильмерсдорфу. Там во всем ощущалась своеобычная жизнь предместья. Так, вдоль одной из дорог тянулись всевозможные хибарки, а между ними стояли странные сооружения, напоминающие перекладины для гимнастов. Сооружения эти возбудили любопытство Бото, но прежде чем он успел осведомиться, для чего они тут понаставлены, ему и без вопросов все стало ясно: на помостах расстелили ковры и одеяла, и камышовые палки заходили по ним так дружно, что вся дорога скрылась в облаке пыли.
Бото обратил внимание своих дам на это обстоятельство и хотел завести с фрау Дёрр беседу о преимуществах и недостатках ковров, которые, как подумаешь,- всего лишь собиратели пыли, и если у кого слабая грудь, можно считать, что чахотка тому обеспечена. Но ему не удалось довести до конца даже первую фразу, ибо дорога, по которой они шли, в этот миг огибала груду строительного мусора, явно вывезенного из мастерской какого-нибудь ваятеля, поскольку здесь в изобилии валялись обломки всевозможных скульптур, преимущественно головки ангелочков.
- Смотрите, госпожа Дёрр,- сказал ей Бото,- голова ангелочка. А этот так даже с крылышками.
- Верно,- отвечала фрау Дёрр.- Да какой мордастенький! Только ангелочек ли это? Я думаю, такие махонькие и с крылышками называются амурами.
- Амур или ангел - это одно и то же. Спросите Лену, она меня поддержит. Верно, Лена?
Лена слегка надулась, но он взял ее за руку, и мир был восстановлен.
Сразу за грудой мусора тропинка сворачивала влево и выводила на полевую дорогу, пошире первой. Тополя вдоль дороги стояли в полном цвету, и тополиный пух разлетался по всему лугу, покрыв его, словно комочками ваты,
- Глянь-ка, Лена! - воскликнула фрау Дёрр.- Знаешь, здешний народ набивает этим пухом перины - заместо перьев. Его называют лесная шерсть.
- Знаю, госпожа. Дёрр. Я всегда радуюсь, что люди смогли до этого додуматься и обратить себе на пользу. Но вам такая набивка едва ли годится.
- Еще бы, это не по мне. Ты права. Я люблю что поплотнее, знаешь, конский волос или там пружины, чтобы подбрасывало…
- Конечно, конечно,- перебила Лена, явно опасаясь продолжения.- Как бы дождь не пошел. Слышите лягушек?
- Квакушек-то? Слышу, слышу. Ночью они, бывает, до того разорутся, что спать нельзя. А почему здесь такая прорва лягушек? Потому что здесь болото, с виду-то оно вроде как лужок, а на деле сплошь топь. Ты погляди только, видишь, посередь трясины аист стоит да сюда поглядывает? Уж верно, не на меня. На меня гляди, не гляди, не поможет. И слава богу.
- Не повернуть ли? - в смущении предложила Лена, чтобы хоть что-то сказать.
- И не думай,- рассмеялась фрау Дёрр.- Да теперь я ни в коем разе не поверну. Неужто ты, Ленушка, такой чепухи боишься? «Аист, мой хороший, принеси мне…» А не то по-другому: «Аист, мой желанный, принеси…»
В этом духе разговор продолжался еще немного, ибо фрау Дёрр не могла так легко расстаться с излюбленной темой.
Наконец она иссякла, и компания медленно побрела дальше, до гряды холмов, разделявшей долину Шпрее и Хавеля. Здесь кончались луга и начинались поля - рожь и рапс,-доходившие до первых домов Вильмерсдорфа.
- Вот поднимемся на взгорок и сядем,- сказала фрау Дёрр.- Нарвем лютиков, сплетем веночек. Уж до чего я люблю, когда стебелек к стебельку, стебелек к стебельку, глядишь - венок готов, а то и целая цепь.
- Конечно, конечно,- торопливо поддержала Лена. Фрау Дёрр сегодня будто с умыслом каждую минуту вгоняла ее в краску. - Только идем побыстрее. Дорога-то вот где.
Так, за разговорами, поднялись они по пологому склону и сели на самом верху, на куче крапивы и пырея, оставшейся еще с прошлой осени. Трудно было найти лучшее место для отдыха, чем эта куча, которая вдобавок служила превосходным наблюдательным пунктом и позволяла не только видеть северную окраину Вильмерсдорфа, по ту сторону канала, зажатого между лугами и насыпью, но и слышать, как в соседнем трактире падают кегли и как возвращаются обратно шары, со стуком подпрыгивая на расшатавшихся планках. Лена обрадовалась сверх всякой меры, взяла Бото за руку и сказала:
- Знаешь, Бото, я так хорошо разбираюсь в кеглях (я еще девочкой жила возле трактира с кегельбаном), что, когда услышу, как покатился шар, могу заранее угадать, сколько он собьет.
- Давай поспорим,- сказал Бото.
- На что?
- Потом придумаем.
- Ладно, но я буду отгадывать всего три раза, а если я промолчу, это не считается.
- Идет.
Все трое прислушались, и фрау Дёрр, чье возбуждение росло с каждой минутой, поклялась господом богом, что у ней так колотится сердце, будто она сидит в театре и ждет, когда поднимут занавес.
