Простак смутился. С самого детства он старался поступать как положено, а в этих замечаниях уловил критику.
– А вы разве не переоденетесь к вечеру? – спросил он.
– Нет. Это не имеет значения.
– Я думал, ведь премьера…
– Конечно, да еще какая! Такой Сиракузы и не видывали.
– Мне надо произносить речь?
– Нет-нет, ни к чему.
– Хорошо. Я так и думал, но на всякий случай принарядился.
– Конечно. Порадуйте им глаз. Джек, в каком номере Эйлин?
– Дальше по коридору. Вам она нужна?
– Да. И передайте Фанни, что я в 726-м.
– О’кей, – отозвался Джек.
Он вышел, бросив последний восхищенный взгляд на Простака, а мистер Леман объяснил, чему тот обязан чести их визита.
– Знаете, почему я заглянул к вам, дорогуша? У вас такая просторная комната, я и подумал: вы не станете возражать, если мы соберемся тут после премьеры.
– Отпраздновать?
– Скорее поговорить кое о чем. Могут произойти кое-какие перемены.
– Перемены? В спектакле?
– Ну вдруг.
Простака кольнула легкая, но очень даже ощутимая тревога. Ему не понравились эти туманные намеки.
– Но спектакль ведь и так хорош? – беспокойно осведомился он.
– Еще бы! Фантастика! Однако, понимаете, может что-то выскочить. Так, реплика-другая. Поэтому нужно провести обсуждение. Мы с женой поселились в соседнем номере, но ваш такой просторный и красивый, лучше собраться здесь.
– Но кому? – недоумевал Простак.
– Да всем, кто придет. Видите ли, после первого показа принято обмениваться мнениями. Один скажет то, другой – се, и так далее и тому подобное, – объяснил Леман. – Хочется узнать, что думает народ, ясно? Я скажу, что вам делать. Прихватите с собой блокнот на спектакль и записывайте все, что, на ваш вкус, идет не так. О пьесе, об актерах, о декорациях. Словом, обо всем. Пометьте, а потом обсудим.
– А я думал, после премьеры… праздничный ужин устраивается… Отметить там, и все такое прочее.
– Можно и ужин. Прекрасно.
Простак украдкой тронул галстук.
– Э… а можно пригласить мисс Мур?
– Вам она требуется прямо сейчас?
– Нет, на ужин, я имел в виду У вас нет возражений, чтобы и она присоединилась?
– Конечно. Пригласите ее. А внизу скажите про ужин.
– О, я уже распорядился. Повидался с помощником управляющего. Его зовут Фричи.
– Такой болван!
– А?
Мистер Леман заговорил внушительно, как любящий отец, объясняющий сыну-подростку смысл жизни. За свою карьеру ему не раз доводилось бывать в Сиракузах и об Оскаре Фричи у него сложилось устоявшееся мнение.
– Вы с этим субъектом поосторожнее. Не допускайте его близко, а то он вас насмерть заговорит. Он чокнутый, ясно? Свихнулся на театре.
– А?
– Спятил. Дай ему хоть полшансика, и он вовек не умолкнет.
– А мне он понравился.
– Да я против него ничего не имею. Но только дай ему палец, он всю руку оттяпает. Держитесь-ка от него подальше.
– Хорошо.
Наступила пауза. На грубом лице Лемана проступила мрачность, глаза подозрительно увлажнились. Он порывисто протянул Простаку руку.
– Ну, дорогуша, вот и наступил наш вечер. Желаю удачи.
Простак тепло пожал ему руку.
– И вам того же!
– И вот еще что, – добродушно проговорил Леман, – сотрудничать с вами, Фиппс, одно удовольствие. Вряд ли вы сами понимаете, что значит для нас ваше партнерство. Мы ужасно вам благодарны. Спасибо!
– Это вам спасибо, – отозвался Простак. – Мне тоже было очень приятно с вами.
Леман был явно тронут.
– В этом весь секрет успеха в театре. Сотрудничество. В первый показ частенько, бывает, что-то идет наперекосяк, и тут же все начинают рычать друг на друга, но мы – как одна счастливая семья.
– Да, как семья. Правильно.
– Такой мы и останемся.
– Абсолютно.
– Счастливая семья.
– Да, счастливой семьей.
Новая пауза.
– Ладно, удачи, – снова пожелал мистер Леман.
– Удачи, – вторил ему Простак.
Опять воцарилась тишина. Двое сильных мужчин стояли, раздираемые чувствами, слишком глубокими, чтобы их выразить словом. Молчание прервал приход Динти, следом за которой явился Джек МакКлюр.
– А-а! – воскликнул мистер Леман, отбрасывая сантименты и снова становясь человеком дела. – Вы мне нужны, милая.
– Я тут, фельдмаршал!
– Я хочу, чтобы вы на спектакле сидели рядом со мной, понятно? Будете записывать мои замечания. Джек, я только что говорил мистеру Фиппсу, как он нам помог.
– А то!
– И какое удовольствие сотрудничать с ним.
– Золотые слова! Удачи, Фиппс.
– Удачи!
– Тут кое-что возникло, Джек… что же это? – сказал мистер Леман. – Ах да, есть один аспект…
И он увел своего партнера, досказывая на ходу. Динти двинулась было следом, но ее остановил страстный вскрик.
– Постой!
– Что, мой птенчик?
– Погоди! – взмолился Простак. – У меня для тебя кое-что есть.
И покраснел при мысли, что мог, захлестнутый эмоциями, всколыхнувшимися в его груди от трогательной сцены с Леманом, даже временно забыть об этом. Прогулявшись к шкафу, он вернулся с большой коробкой цветов. Динти пошатнулась.
– Это мне?
– Э-э… То есть да. Я купил их в честь премьеры. Это цветы.
– Удивительно! Именно так я себе и сказала, как только увидела. Цветы, сказала я, или глаза меня обманывают. Какой ты милый, Простак!
– Мы, Фиппсы, все миляги. Славимся этим во всей Англии.
– Ты станешь хорошим мужем для какой-нибудь хорошей девушки.
– Непременно. Это подводит меня к важному вопросу. Сколько раз я просил тебя выйти за меня замуж?
– Я уже и со счета сбилась.
– Так вот, я прошу опять. Выйдешь?
– О, Простак…
– Что толку твердить «о, Простак»!
– А что еще ты хочешь услышать?
– Я ведь тебе нравлюсь?
– Конечно. Кому бы ты не понравился?
– Ну и вот.
– Мало толку твердить «о, Простак», а заявлять «ну и вот» еще глупее.
– Почему?
В Динти пробудился материнский инстинкт.
– Потому что, дорогой, мы живем в жестоком мире и должны быть практичными. Вопрос не только в том, нравишься ты мне или нет. Я-то лично считаю, что ты милый, как красный вагончик, но семейная жизнь требует денег.
– У меня есть десять тысяч долларов.
– Долго на них в наши дни не протянешь, если нет работы.
Простак ее не понимал. Богиня в человеческом облике изъяснялась совершенно непонятно.
– Но как же это – нет? Я партнер в «Леман продакшнс»! Мы получим прибыль! Знаешь что, – вдохновился Простак, ибо воодушевляющие слова Лемана в ту первую их встречу не увяли в его памяти. – Спроси Дика Роджерса и Оскара Хаммерстейна, сколько они получили со своих постановок. Спроси Оскара Серлинга или Макса Гордона…
– И спрашивать нечего. Я и так знаю.
– А я все-таки скажу. Миллионы.
– Да знаю я. Но…
Динти запнулась. Она присутствовала на всех репетициях и стала ярой сторонницей Фанни Леман. Тогда в бурной сцене, когда Фанни, характеризуя крепко сбитую драму, употребила эпитет «тухлая», она не участвовала, но, присутствуй она там, то признала бы, что лучшая подруга Лемана и его самый строгий критик выбрала правильное словцо. Отчаянно цепляясь за надежду в лице Мэрвина Поттера, полюбоваться которым горят желанием все женщины Америки, Динти все равно терзалась сомнениями.
И все же ей не хотелось подрубать на корню мечтания Простака. Для него еще может наступить горькое пробуждение, но сейчас она была счастлива видеть его счастливым. Положив руки ему на плечи, она поцеловала его, и Простак задрожал, как желе.
– Ты никогда прежде этого не делала, – в благоговейном трепете пролепетал он.
– Не стала бы и сейчас, но это я пожелала тебе удачи. Это поцелуй материнский.
– Материнский?
– Именно, – твердо заверила Динти. – Смотри не вздумай спутать его с поцелуем необузданной страсти. Такой подарю позднее… может быть. А вот почему я застряла тут, теряю с тобой время и дарю материнские поцелуи, я и сама понять не могу. Мистер Леман, наверное, уже пену изо рта пускает. «Она все не идет!» – восклицает он.
– Это Шекспир, да?
– Вроде да. Сама толком не помню. Мое образование оборвалось, когда я еще не успела основательно набраться знаний. До свидания, дорогой. И удачи. Я уверена, все будет прекрасно. Помни, если произойдут какие-то накладки, все можно еще поправить. Для того и устраиваются предпремьерные спектакли.
– Конечно. Я буду делать пометки, если что не понравится.
– Вот это дельный разговор. Действуй, мальчик мой!
Динти торопливо вышла, а Простак, упав в кресло, предался восторженным размышлениям, подбивая итоги.
Дело потихоньку продвигается, размышлял он. Динти еще не ответила «да», но, с другой стороны, не сказала и «нет». Она призналась, что он не совсем ей противен, и даже зашла так далеко, что сравнила его с красным вагончиком. Насколько хорош такой вагончик, Простак понятия не имел, но, очевидно, довольно привлекателен. Более того, она его поцеловала. Правда, по ее словам, поцелуем материнским, но уж этому верить он не собирался.
