Вокруг — ни души. Даже домашних животных не видно. Какая-то невидимая враждебность и тревога повисла в воздухе. Это почувствовали все, даже водитель.
— Муторошно как-то, — сказал он, медленно ведя машину от домика к домику.
— Вон, впереди! — крикнул в кабину Соловьев.
Но Иван и сам увидел висевшего на заборчике солдата. Остановились на секунду, забрали труп и поехали дальше.
— Вот тут есть поворот влево, рулите туда, там лощинка, я его там оставил.
Выехали из кишлака. Увидели солдата, стоящего на коленях и махающего руками. Подъехали, забрали, прапорщик-фельдшер оказал первую помощь.
— Товарищ майор, гоните быстрее, у него еще ранение в живот!
Водитель, бросая машину из стороны в сторону, объезжая большие и малые булыжники, старался ехать как можно быстрее.
От колонны отделилась санитарная машина, она медленно ползла навстречу. Подъехав, остановилась.
— Пострадавших быстро перегрузить! — командовала Оксана, не глядя на Ивана.
Солдаты работали быстро и молча. В колонне Исаев связался с командиром, уехавшим вперед: «Предлагаю срочно вернуться! Есть груз 200!»
— «Откуда, брось шутить?!»
— «Это уже не шутки!»
Глава восемнадцатая
Целую ночь, шел дождь. Ветер неожиданно стих. Притихшую, словно вымершую колонну окутал полнейший мрак. Первое происшествие заставило принять необходимые меры. Выставлено боевое охранение, на каждые пять машин — часовой. Начальник штаба, майор Давиденко, вернувшийся с командиром с рекогносцировки местности, теперь сидел в мастерской и вместе с Исаевым разрабатывали план дальнейших действий.
— По уставу военнослужащего хоронят на месте гибели, но что мы скажем родственникам погибшего?
— А что говорит замполит?
— Ничего, уже, небось, пишет докладную. Какого черта их туда понесло!
— Они же думали, здесь как у нас. Вина захотелось!
— Командир говорил, по радио передали, что выслали нам навстречу отделение на БТР. А что со вторым солдатом?
— Так вот уже два часа операция идет, Оксана туда никого не пускает.
— Ну, у тебя жена! И где ты ее такую отыскал?
— А чего? Нормальная жена, я доволен и очень!
— Не то слово, я такую впервые вижу, чтобы и красивая, и умная, и добрая, и строгая.
— Слушай, Боря, давай лучше посты проверим, все равно не спим.
— Пошли.
Они, надев накидки поверх бушлатов, нырнули в темноту.
Шли рядом вдоль машин, молча.
— Стой, кто идет?!
— Тирасполь, ты Иванов?
— Ага, только что кто-то ракету пустил недалеко от нашего левого фланга, но она как-будто и не загорелась полностью, а поднялась высоко.
— Это, скорей всего, разведывательная ракета, для указания целей, кто-то нас засек.
— Только этого нам не хватало, Исаев.
Буквально через десять минут зашипела вторая ракета, но уже с правого фланга.
— Точно, это указательные ракеты, нужно двигать колонну.
— Ты что, пока мы двинемся...
Но в этот момент что-то противно засвистело и завыло.
— Мины! — закричал Иван и бросился в сторону, где, предполагал, стоит санитарная машина.
В это время, метрах в двухстах, грохнул первый взрыв и, словно отвечая ему, откуда-то спереди ударил крупнокалиберный пулемет.
Подбежав к санитарной машине, Исаев увидел, как от темной глыбы отделились три фигурки.
— Оксана, стой! — закричал Иван. Одна темная точка остановилась, и Исаев, подбежав, схватил жену в охапку и, не обращая внимания на ее протесты, затащил под шасси МАЗа и закрыл собой.
— Ты с ума спятил, а если бы мы упали!
Но в это время прогремело еще несколько взрывов.
— Сиди и не двигайся! Мне так спокойнее! — почти на ухо прокричал Иван. Мины выли и взрывались еще, как минимум, полчаса. Пулеметные очереди уходили все дальше и дальше, потом совсем затихли.
— Похоже, что из пулемета стрелял кто-то из наших? — Оказывается под МАЗом сидели еще двое солдат.
— Командир говорил, БТР к нам шел, может они?
— Оксана, как с раненым?
— Плохи дела, брюшина разорвана, поврежден кишечник, не жилец он. Если бы в госпиталь, да и то вряд ли.
— И что же делать?
— Это вам решать, мы свое сделали, обработали, зашили, а дальше — что будет.
— Может, до утра посидим у меня?
— Можно и посидеть.
— Проверить личный состав и доложить начальнику штаба! — пронеслась команда.
Все прошло на редкость благополучно. Иван с Оксаной проговорили почти до утра, на заре задремали.
Утром командир построил батальон:
— Товарищи солдаты и офицеры! Сколько раз инструктировали — никуда не отлучаться из расположения. Нарушили, вот результат: один убит, один ранен, а третьего ждет трибунал. Но мы, же люди, человеки, пусть это будет нам горьким уроком. Так вот, запомните все: никуда никто не уходил, никакая женщина в вас не стреляла, был минометный налет — вот жертвы! Всем понятно?! Может, кто хочет разбирательства? Заместитель по политической части, там меня слышно? Врач, ранение осколочное и смерть в результате разрыва мины, понятно?
— Понятно! — громко ответила Оксана.
— Ну, вот и хорошо, хотя не очень. После завтрака двигаемся дальше, больше привалов не будет.
В это время из-за небольшой скалы показался БТР. Наш, советский, с номером и звездой.
— А вот вам и обещанная помощь! — сказал комбат, показывая на быстро идущий четырехосный БТР.
Бронетранспортер резко остановился посреди строя и из него вышли двое военных, один большого роста и могучего телосложения, другой поменьше.
— Подполковник Сердюченко, — представился рослый.
— Старший лейтенант Кроть, — отрекомендовался тот, что поменьше.
— Вовка, неужели ты?! — вдруг крикнул Исаев и неуверенно пошел к военным.
— Иван, Ваня! Вот это встреча, ничего себе «целина»! Отец писал, я только на днях письмо получил.
Все удивленно смотрели на обнимающихся.
— Пойдем ко мне, — начал Иван, — с женой познакомлю.
— Как — «с женой», — удивился Вовка, — у вас что, семьями воюют?
— Да нет, она врач батальона.
— Понял, но сейчас не могу, мы вам языка привезли.
— Петров, давай пацана!
Солдат вывел мальчика лет десяти-двенадцати.
— Вот, полюбуйтесь, ракетами на ваш батальон мины наводил, что делать с ним будем?
Солдаты понуро молчали.
— А что с него возьмешь, совсем ребенок еще, — сказал кто-то, — посмотрите, он почти босой стоит, пальцы видны.
Переводчик, солдат – таджик, перевел все мальчику. Тот стоял, высоко подняв голову, и презрительно смотрел на строй, иногда по его лицу пробегало что-то наподобие ухмылки.
— Отпустить его надо, пусть идет, небось, мать ищет.
— Никто его не ищет, — сказал Сердюченко, — афганские матери сами посылают своих детей, как они говорят — постоять за Аллаха!
— Да не может быть, ведь ребенок совсем, — вдруг сказала Оксана и подошла к мальчику. Тот посмотрел на нее с такой злостью и что-то резко крикнул.
— Он сказал: не подходи — женщина! — перевел таджик.
— Смотри, какой он худой и одежды никакой, — не унималась Оксана, — Павел Петрович, принесите ему что-нибудь одеться.
Солдат все переводил ребенку, но тот только ухмылялся посиневшими губами. Руками, впереди связанными, несколько раз изображал моление Аллаху.
— Да развяжите ему руки, куда он денется!
— Развяжите, — сказал Владимир.
Фельдшер принес бушлат и сапоги, но мальчишка категорически отказался что-либо надеть.
Оксана попробовала дать ему кусок хлеба, так он так ударил ее по руке, что хлеб улетел далеко в сторону и упал в грязь.
— Да отпустите вы его, — зашумели солдаты, — что с него возьмешь!
— Никуда он не пойдет, а если пойдет — его убьют свои же, — сказал Владимир, — ему одна дорога — в лагерь.
— Неужели вот такого и в лагерь?
— Их там обучают, кормят, одевают, это самый лучший вариант.
— Ну, отпустите, посмотрим, что он будет делать.
Солдат отвел мальчика в сторону и что-то сказал, сам отошел на несколько шагов назад. Парнишка стоял спиной к строю и военные не видели его лица, но потом он вдруг резко повернулся и, что-то закричав, рванул на себе и без того худую куртку.
— Он сказал: стреляй шакал, в лицо стреляй, не бойся, смерть за свободу — большая милость Аллаха!
Солдатский строй только ахнул.
— Вот, замполит, никаких политзанятий и агитации не надо, вот что делают безграмотность и фанатизм! — сказал командир.
— Господи, ведь, по сути, почти ребенок! - ужаснулась Оксана.
— По машинам! — прозвучала команда. Строй рассыпался.
Иван подвел Оксану к Владимиру.
--Познакомтесь, это и есть моя жена.
— Очень рад, очень рад. Хотя бы так, но все, же свиделись.
— А где же ваши?
— Мои? Так в Благовещенске и живут, а я вот тут уже второй год.
