– Спокойной ночи.
Вынув ожерелье, Джордж внимательно осмотрел его, снова спрятал в карман и, опять застегнув пиджак, отправился звонить Молли.
Как-то миссис Уоддингтон читала рассказ, в котором описывалось, как многочисленные эмоции, а именно страх, ужас, изумление и тошнотворное смятение, «чередовались молниеносно, одна за другой» на лице презренного негодяя, когда он осознал, что его злодеяния выплыли наружу И теперь, ожидая увидеть их на луноподобной физиономии Ферриса, она нажала дверной звонок на девятом этаже.
Но ее ждало разочарование. Феррис, появившийся в ответ на звонок, слегка подрастерял обычную свою напыщенную величавость, но только оттого, что авторы после тяжких битв за письменным столом всегда выглядят несколько встрепанными. Волосы у дворецкого стояли дыбом, поскольку он хватался за них в муках творчества, а на кончике носа расплывалось чернильное пятно. Но вообще он пребывал в достаточно хорошей форме и даже не вздрогнул, увидев, что за посетительница пожаловала.
– Мистера Биффена нет дома, мадам, – ровно сообщил Феррис.
– Зачем мне мистер Биффен? – раздулась от праведного гнева миссис Уоддингтон. – Феррис! Мне известно все!
– Вот как, мадам?
– Нет у вас никаких больных родственников! – продолжала она, хотя тон ее намекал: у людей, связанных узами родства с таким негодяем, есть все основания заболеть. – Вы кропаете здесь статейку о том, что случилось в моем доме, для грязного листка, каких-то «Сплетен»…
– В корпорацию входят также «Шепотом на Бродвее» и «Пересуды на Таймс-сквер», – услужливо подсказал дворецкий.
– Постыдились бы!
– Осмелюсь поспорить с вами, мадам, – задрал брови Феррис. – Профессия журналиста весьма почетна. Многие очень достойные люди писали для прессы. Гораций Грили, например, Делани…
– Чушь!
– Мадам?
– Ладно, обсудим этот вопрос позже.
– Слушаюсь, мадам.
– А пока я требую, чтобы вы сопровождали меня на крышу…
– Боюсь, я вынужден, со всей почтительностью, отклонить ваше предложение, мадам. По крышам я не лазил с детства…
– А по лестнице вы еще в состоянии подняться?
– По лестнице? Разумеется, мадам. Я в вашем распоряжении через несколько минут.
– Нет, идемте сейчас же!
– Извините, мадам, – покачал головой дворецкий. – Я занят заключительным абзацем статьи, про которую вы только что упомянули, а мне очень хочется закончить к возвращению мистера Биффена.
Миссис Уоддингтон прожгла дворецкого тем властным взглядом, перед каким ее супруг скукоживался и потрескивал точно горящее перо. Но дворецкий отбил его непринужденно, с апломбом человека, который в свое время неодобрительно поглядывал на герцогов, давая им понять, что у них брюки пузырятся на коленках.
– Не желаете ли войти и подождать, мадам?
Миссис Уоддингтон вынуждена была признать, что она побеждена. Она расстреляла все патроны. От торнадо ее наглый дворецкий, может, и содрогнется, но взглядом его не пронять.
– Не желаю!
– Как угодно, мадам. По какой причине вы хотите, чтобы я сопровождал вас на крышу?
– Хочу, чтобы вы… взглянули кое на что.
– Если на вид города, мадам, то, должен заметить, я уже любовался им с крыши Вулворта.
– При чем тут вид! Я хочу, чтобы вы взглянули на мужчину, который живет в открытом грехе!
– Хорошо, мадам. – Феррис ничуть не удивился, разве что дал понять, что всегда не прочь взглянуть на мужчину, живущего в открытом грехе. – Через несколько минут я в вашем распоряжении.
И он мягко прикрыл дверь, а миссис Уоддингтон, раздуваясь от трусливой ярости, которая осмеливается лишь тлеть, но не отваживается полыхать, отказалась от намерения лягнуть дверь и осталась стоять на площадке, тихо посапывая. Вскоре до нее с нижних этажей донесся радостный свист.
Появился лорд Ханстэнтон.
– Привет-вет-вет! – весело воскликнул он. – А вот и я! Вот и я! Вот и я! – подразумевая, конечно же, что вот он и вернулся.
В наружности его с последнего раза произошла разительная перемена. Теперь вид у лорда был беззаботный и добродушный, как и положено человеку, недурственно пообедавшему. Искорки в глазах кричали о прозрачном бульоне, а улыбка буквально вопила об утке с зеленым горошком. Миссис Уоддингтон, у которой и крошки хлеба во рту не было, он показался преотвратительным субъектом.
– Хорошо пообедали, надеюсь? – ледяным тоном обронила она.
Английский пэр разулыбался совсем уж солнечно, а в глазах у него появилась мечтательная дымка.
– Чудесно! Начал с жюльена, потом перешел к омару, затем подали лонг-айлендского утенка, надо сказать, превкуснейшего…
– Замолчите! – потрясенная до глубины души, вскричала миссис Уоддингтон.
– А закончил я…
– Да замолчите вы, пожалуйста! У меня нет желания выслушивать подробности вашей трапезы.
– Прошу прощения! А я думал, вам хотелось…
– Вы отсутствовали так долго, что могли бы за это время съесть десяток обедов. Однако случайно так получилось, что вы не слишком опоздали.
– Отлично! Порок еще цветет?
– Несколько минут назад, – стала рассказывать миссис Уоддингтон, направляясь на крышу, – я заметила, как молодая женщина вошла на веранду рядом с квартирой этого Финча. И сразу же услышала ее голос. Она с ним разговаривала.
– Ай-яй-я-яй! – укоризненно покачал головой его светлость. – Какой разврат!
– Я спустилась сюда за Феррисом, своим дворецким, чтобы привести его как свидетеля, но, к счастью, появились вы. Почему вы не вернулись еще полчаса назад, понять не могу!
– Я же вам рассказываю! Начал с жюльена…
– Замолчите!
В полном недоумении лорд Ханстэнтон последовал за ней; он понять не мог, почему у его спутницы такое нездоровое отношение к еде. Они вышли на крышу, и миссис Уоддингтон, остерегающе подняв палец, подкралась к веранде.
– А теперь что? – спросил лорд, когда они остановились под дверью.
Миссис Уоддингтон постучала.
– Джордж Финч!
Ответом ей была мертвая тишина.
– Джордж Финч!
– Джордж Финч! – эхом прокричал пэр, вполне осознавая обязанности хора.
– Финч! – крикнула миссис Уоддингтон.
– Джордж! – подхватил лорд Ханстэнтон.
Миссис Уоддингтон толкнула дверь. Внутри царила кромешная темень. Она щелкнула выключателем. Пусто…
– Так-так! – проговорила миссис Уоддингтон.
– Может, они под кроватью…
– Посмотрите!
– А что, если он кинется на меня?..
Конечно, в таких случаях следует учитывать всяческие случайности, но в данном случае миссис Уоддингтон сочла, что предусмотрительность ее союзника заходит слишком далеко. Досадливо фыркнув, она повернулась… и застыла, уставившись на то, что вдруг материализовалось за его спиной.
А материализовался там долговязый, жилистый полисмен. Миссис Уоддингтон встречала его всего раз в жизни, но при таких обстоятельствах, что встреча накрепко врезалась ей в память. Узнала она его мгновенно и сразу же сникла, несмотря на сильную свою натуру. Словно улитка, которой насыпали соли между глаз.
– Что такое? – осведомился лорд Ханстэнтон и тоже обернулся. – О, вот это да! Констебль!
Офицер Гарроуэй смотрел на миссис Уоддингтон глазами, из которых вечер в нью-йоркском богемном квартале напрочь изгнал доброту. Теперь во взгляде у него бушевала неистовая злость, и сверли миссис Уоддингтон два глаза, а не один, она грохнулась бы в обморок. К счастью, второй был выведен из строя, а именно – прикрыт ломтиком сырого мяса и повязкой.
– Ах-ха! – произнес Гарроуэй.
На письме восклицание это невозможно передать во всей его зловещности. Но слышали бы вы, как оно звучит в устах полисмена после того, как в лицо ему швырнули пригоршню перца! Миссис Уоддингтон, пятившейся в глубь веранды, почудилось, что в возгласе слились воинственный клич индейцев и трубы Судного дня! Да, и еще вой волчьей стаи! Коленки у нее подогнулись, и она рухнула на кровать.
– Сцапал вас, да?
Вопрос чисто риторический; полисмен даже паузы не выдержал, чтобы выслушать ответ. Поправив повязку, он продолжил:
– Вы арестованы!
Лорду Ханстэнтону поведение полисмена представлялось крайне непонятным и неправильным.
– Э, послушайте-ка… – начал он.
– И вы арестованы тоже, – перебил Гарроуэй. – Вы наверняка замешаны. Арестованы оба! И только попробуйте выкинуть новый фортель! – пригрозил он дубинкой. – Палочка эта прогуляется по вашим тыквам. Ясно?
Последовала пауза, столь часто возникающая в разговоре малознакомых людей. Гарроуэй, похоже, свое сказал. У миссис Уоддингтон слов не нашлось. Лорд Ханстэнтон не прочь бы задать пару вопросов, но от зрелища помахивающей дубинки все слова из головы у него улетучились. На такую дубинку посмотришь только, и уже начинает стучать в висках. Он слабо сглотнул – и промолчал.
Тут откуда-то снизу донесся голос человека, взывавшего: «Бимиш! Эй, Бимиш!» То был голос Сигсби X. Уоддингтона.
