Впрочем, пока что все ее страхи были как будто напрасны. Ей начала сопутствовать удача. Она устроилась в дом к богатым людям в Вест-Энде. Хозяйка ей очень пришлась по душе, и с остальной прислугой она ладила. Вероятно, она удержалась бы на этом месте, если б снова в ее судьбу не вмешался случай. На летние каникулы приехали домой сыновья. Однажды Эстер поднималась по лестнице к себе в комнату и отступила к перилам, пропуская вперед молодого мастера Гарри, но юноша остановился и с какой-то странной улыбкой поглядел на нее…
— Послушай, Эстер, ты мне ужасно нравишься. Ты самая хорошенькая девушка, милее я не встречал. Пойдешь со мной погулять в следующее воскресенье?
— Как вы можете такое говорить, мастер Гарри! Дайте мне пройти, слышите!
Они были одни; юноша стоял на ступеньку выше ее, в доме царила тишина… Он сделал попытку обнять Эстер за талию, но она оттолкнула его руку и поднялась к себе в комнату, похолодев от негодования. А несколько дней спустя она внезапно обнаружила, что он идет следом за ней по улице. Она резко обернулась:
— Мастер Гарри, я знаю, что с вашей стороны это просто ребячество, но, если вы не оставите меня в покое, я потеряю место, а вы ведь, верно, не хотите наделать мне таких неприятностей.
Мастер Гарри, казалось, опечалился и пообещал, что не будет больше ходить за ней по пятам. А еще через несколько дней она получила письмо и, никак не предполагая, что оно может быть от него, попросила Энни, старшую горничную, прочесть его вслух. В письме содержались любовные излияния, просьба о свидании и обещание жениться, если она лишится места по его вине. Эстер слушала, как громом пораженная. Юношеское увлечение, глупая сентиментальная влюбленность мальчишки, что-то почти столь же невесомое, как опавший лист, навлекло на ее голову такую беду.
Если бы она не показала письма Энни, еще можно было бы рассчитывать, что ей удастся уговорить мальчишку внять голосу рассудка. Но Энни прочла письмо, а ей доверять было нельзя. Все это, конечно, выйдет наружу, а тогда она потеряет не только место, но и репутацию. Как же Эстер было обидно! Хозяйка обещала научить ее стряпать, и с жалованьем поварихи она более твердо стояла бы на ногах. А такой случай может больше никогда не представиться, и она останется судомойкой до конца дней своих. Не раздумывая долго, она направилась прямо в гостиную. Хозяйка была одна. Эстер протянула ей письмо.
— Мне кажется, вам лучше прочесть это, мэм. Прошу вас, не думайте, что тут есть моя вина. Конечно, молодой господин не хотел сделать ничего дурного.
— А еще кто-нибудь видел это письмо?
— Я показала его Энни. Я сама-то не сильна в чтении, а написано как-то неразборчиво…
— Вы, разумеется, не должны предполагать.. — Как часто разговаривал с вами мастер Гарри?
— Только два раза, мэм.
— Конечно, это просто ребячество. Вы сами понимаете, что он не думает всерьез того, что тут пишет.
— Я говорила ему, мэм, что, если он не оставит меня в покое, я потеряю место.
— Мне жаль расставаться с вами, Эстер, но, я думаю, что вам, конечно, лучше уйти. Я признательна вам за то, что вы показали мне это письмо. Мастер Гарри, как вы видите, пишет, что он уезжает на неделю в деревню. Он уехал сегодня утром. Вы получите жалованье вперед за месяц, и это, мне кажется, должно вас удовлетворить. Вы зарекомендовали себя превосходной служанкой, и я с радостью дам вам рекомендацию.
Хозяйка направилась к письменному столу, и Эстер услышала, как она пробормотала что-то по адресу хорошеньких служанок, которых опасно нанимать. Эстер получила жалованье за месяц вперед и в тот же день покинула этот дом.
Наступил август, и все улицы Лондона, казалось, были охвачены ленивой, жаркой дремотой. Ветер неустанно кружил в воздухе пыль, и кудрявое облачко то и дело завивалось и таяло над вершиной холма в углу Гайд-парка. Дома и дворцы смотрели на улицы белыми, незрячими глазами; в опустевших садах деревья беспокойно шелестели листвой, словно им уже не терпелось сбросить свой приевшийся наряд. А сторожа и тощие коты, в огромном количестве появившиеся на Парк-лейн и Мейфэр, свидетельствовали о том, что тот слой общества, от которого зависела судьба Эстер, покинул город. Эстер возвращалась из отеля «Александра», где, как ей говорили, требовалась судомойка. Миссис Льюис уговаривала ее подождать, пока начнут съезжаться лондонцы. Летом трудно устроиться на хорошее место, а устраиваться куда попало хоть на время не годится, лучше выждать. Эстер удалось скопить немножко денег, усталость давала себя знать, и поначалу она решила было последовать этому совету. Но ей не пришлось отдохнуть в Далвиче и недели, — на беду, заболел Джекки. Его болезнь сразу пробила брешь в ее сбережениях, и она поняла, что надо, не теряя ни минуты, устраиваться на работу. Эстер свернула в парк. Она направлялась в северную часть города, в контору по найму прислуги, расположенную неподалеку от Оксфорд-стрит, куда ей посоветовала обратиться миссис Льюис. Отыскать Холборн-роуд оказалось делом нелегким, и Эстер пришлось не раз спрашивать дорогу, но совсем неожиданно она вдруг поняла, что попала наконец на ту улицу, которую искала: молодые девушки, по виду служанки, то и дело входили в помещение какой-то конторы или выходили оттуда. Вместе с пятью другими девушками Эстер поднялась по узкой мрачной лесенке. Контора помещалась в бельэтаже. Дверь стояла настежь, и на Эстер сразу повеяло специфическим запахом нищеты: здесь царила атмосфера грошовой скаредности.
Пятнадцать — двадцать бедно одетых женщин сидели на обитых красным плюшем скамейках, расставленных вдоль стен. Маленькая старушка с очень бледным лицом и совсем белыми волосами, стоя возле окна, жаловалась в пространство на свои беды.
— Я жила у нее больше тридцати лет. Всех ее детей вырастила. Поступила к ней нянькой, а когда дети подросли, все хозяйство на меня свалилось. Сама-то хозяйка последние годы была прикована к постели. Она все переложила на мои плечи. Сколько раз, бывало, возьмет мою руку и скажет: «Вы такая славная женщина, Холмс, только не вздумайте покинуть меня, разве я могу обойтись без вас?» Но, когда она умерла, семья решила расстаться со мной. Очень сожалеем, сказали они, им никогда такое и в голову бы не пришло, да только их, понимаете ли, пугает, что я становлюсь слишком стара. Верно, не следовало мне так долго служить на одном месте. Я бы, может, и переменила работу, да ведь она твердила с утра до ночи: «Вы не должны оставлять нас, мы без вас просто не можем обойтись».
Двери раздвинулись, и появилась секретарша — энергичная молодая особа, говорившая непререкаемым тоном.
— Попрошу прекратить разговоры, — сказала она. Ее проворный взгляд остановился на маленькой старушке, и она шагнула к ней. — Как, вы опять здесь, мисс Холмс? Я же сказала, что дам вам знать, если подвернется что-либо для вас подходящее.
— Да, вы так сказали, мисс, но мои маленькие сбережения подходят к концу, а хозяйка требует денег за комнату.
— Тут я вам ничем помочь не могу. Когда что-нибудь подвернется, я вам напишу. Но я не могу допустить, чтобы вы появлялись здесь через два дня на третий и отнимали у меня время… Нечего вам тут прохлаждаться. — И, пробормотав что-то по адресу глупых старух, которые все надеются устроиться на место, секретарша подозвала к своей конторке четырех женщин и в том числе Эстер. Критически оглядев их с головы до пят, она остановила свой взгляд на Эстер, по-видимому, оставшись довольна ее внешностью.
— Подыскать такое место, как вам хочется, будет до начала сезона нелегко. Будь вы хоть на дюйм-два повыше ростом, я бы мигом устроила вас горничной в любой дом. Сейчас в моде высокие служанки в возрасте примерно двадцати пяти лет, и по летам вы как раз подходите.
Эстер оставила секретарше дюжину почтовых марок, и вскоре к ней стали поступать письма с адресами дам, которым требовалась прислуга. Предложения были весьма разнообразны, так как секретарша, по-видимому, посылала их без разбору, и Эстер приходилось проделывать длинный-предлинный путь из Брикстона до Ноттинг-хилла, лишь для того, чтобы побывать у каких-то бедняков, для которых одна «служанка за все» и та являлась большой роскошью. Эта бессмысленная беготня по городу крайне ее утомляла. Из какого-нибудь дома на Бейзуотер ей приходилось тащиться в Кенсингтон на Хай-стрит, затем в Эрлс-коурт, а третий наниматель мог оказаться где-нибудь в Челси. Угадать, где больше повезет, было невозможно, а пока она колебалась, не зная, какой адрес предпочесть, место мог перехватить кто-нибудь другой. Нередко бывало и так, что хозяев не оказывалось дома, и ей предлагали наведаться позже. Эти случайные свободные часы она проводила в парке — чинила Джекки носки или подрубала носовые платки. Нередко ее заставал за этим занятием вечер, а потом ее ждало новое разочарование, и с тяжелым сердцем она брела в теплых летних сумерках от Марбл-Арч по опустевшей Серпентайн и выходила на Пиккадилли — сверкающую цепочку огней на фоне заката.
