Джеорджеску-Салчия отложил ручку и посмотрел на часы. Подумал, что если продолжать в том же духе, то он никогда не закончит книгу. Кроме того, он заметил некоторое несоответствие между заданными характеристиками героев и их душевными переживаниями, что и делало текст фальшивым. У читателя эти несоответствия вызовут лишь недоумение. Кто поверит тому, чему не верит сам автор? А что, если написать совсем другую книгу — о себе и об Амалии? Это будет слегка подретушированная — вымышленные имена героев и обстановка — действительность. И непроизвольно в его мозгу рождался новый диалог…
— Ты нужна мне, — скажет он, то есть главный герой. — Не осуждай меня за то, что я призываю тебя поступиться моралью. Но высшая мораль — это когда человек счастлив.
— Ты хочешь сказать, что наши отношения помогут мне стать счастливой? — спросит Амалия. — А что скажет мой муж, этот добрый человек, которого я предам? Счастье за счет несчастья другого? Это ты мне предлагаешь?
— Я не требую, чтобы ты оставила его и ушла ко мне. Это нереально. Я был бы счастлив, если бы ты хоть изредка была со мной, поддержала бы меня морально, вселила бы в меня мужество. Я стал бояться жизни, чувствую себя дезориентированным. Ты одна могла бы помочь мне обрести былую уверенность…
— Ты считаешь, что я способна вести двойную жизнь? Поддержать тебя морально ценой лжи?..
«Нет, это не то», — огорченно вздохнул Джеорджеску-Салчия. Выдуманный диалог его ни в коей мере не устраивал, и, поразмыслив немного, он отказался от показавшейся на первый взгляд соблазнительной идеи написать роман о себе и об Амалии. Собрав все, что написал в этот вечер, Джеорджеску-Салчия выбросил листки в корзину, испытав подлинное удовлетворение от того, что смог поступить так решительно.
Он встал из-за стола и, не надев комнатных тапочек, принялся расхаживать по комнате в одних носках, чтобы не шуметь и не тревожить сон соседей снизу. Стояла такая тишина, что казалось, будто спит весь дом, весь квартал, весь город. Ион открыл окно. Оно распахнулось со скрипом, и он поморщился, испугавшись, что скрип этот услышали внизу. Он вспомнил, как однажды утром соседка снизу в очках с круглыми стеклами то ли в шутку, то ли всерьез сказала ему:
— Я думала, только у меня бессонница, а ночью услышала, как вы ходите по комнате…
— Извините, я не знал, что вам слышно.
— Ночью посторонние звуки гораздо слышнее. Работаете над чем-то?
— Пишу немного, читаю, — ответил он уклончиво.
— Да, тяжело одному, особенно когда вам уже за…
Эта фраза обожгла его: «…Когда вам уже за…» О чем это она? Неужели он выглядит стариком? Правда, у него появляется одышка, когда он поднимается на третий этаж, но это от курения. Все, решено, с завтрашнего дня он начинает выкуривать на сигарету меньше, пока окончательно не бросит курить…
Значит, возраст все же сказывается… А сколько лет Амалии? Двадцать пять-двадцать шесть. Двадцать лет разницы — не велика беда. Бывает и больше. К тому же он не собирается жениться на Амалии…
Джеорджеску-Салчия погасил свет. Еще немного подышит свежим воздухом, и спать. А завтра он все ей скажет: нет смысла оттягивать этот разговор…
Уже лежа в постели с закрытыми глазами, он воображал, каким может быть диалог с Амалией.
— …Я подумал, не организовать ли нам вечер в более узком кругу?
— Что значит в «узком кругу»? — притворится она непонимающей.
— Ты и я. Мы сможем наконец спокойно поговорить, а нам ведь так много надо сказать друг другу… По крайней мере, мне надо тебе сказать…
— А мне нет. Все, что я могла сказать, уже сказано, и не вижу необходимости еще в одной встрече…
Нет, этот вариант не годится. Она просто вежливо откажет, не оставив никаких надежд… А если начать по-другому? Например, так:
— Амалия, ты вошла в мою серую жизнь словно луч солнца. Я бы хотел, чтобы мы познакомились поближе. Может, проведем вечер вдвоем?
— Это аморально.
— Обещаю, ничего аморального не произойдет.
— А я и не сомневаюсь, что не произойдет, потому что для чего-либо этакого необходимо обоюдное согласие.
— Тогда тем более. Так как?
— Я сказала, нет…
И этот вариант не принесет успеха… Но он же ей небезразличен. Вчера, на большой перемене, когда он посмотрел на нее, она ему улыбнулась. Кому попало она бы улыбаться не стала… Тогда, может, еще один вариант:
— Приглашаю тебя на маленький философский диспут. Мне бы хотелось, чтобы мы лучше узнали друг друга. Неплохо бы поговорить с глазу на глаз…
— Когда?
— Сегодня вечером, если ты не против.
— Нет, не могу. Мне надо в парикмахерскую. Давай отложим до завтра.
— Отлично. Жду тебя завтра, в семь вечера. А впрочем, приходи, когда хочешь, я все время дома.
— Нет, я человек пунктуальный. Если ничего не помешает…
«Этот вариант самый лучший», — решил Джеорджеску-Салчия и на этот раз спокойно заснул.
Вошедший офицер обратился к дежурному по штабу строго по уставу. Это был высокий сухощавый полковник в строевой форме.
— Мы с вами знакомы, — сказал он дежурному офицеру. — Встречались на совещании в Генеральном штабе…
— Да, помню, — ответил дежурный, капитан второго ранга, — но все же прошу предъявить ваши документы.
— Закон есть закон, — улыбнулся полковник и вытащил из внутреннего кармана портмоне, откуда бережно достал какую-то бумажку, пропуск и удостоверение личности.
Дежурный принялся внимательно изучать документы. Мандат был подписан высокопоставленным лицом, которое капитан второго ранга лично никогда не видел.
— Я в вашем распоряжении, — сказал он полковнику, ознакомившись с его документами.
— Я уполномочен объявить сигнал тревоги и проконтролировать его выполнение. Время ноль часов четырнадцать минут. Считайте, что с этого момента сигнал подан. Действуйте!
Дежурный офицер поднял трубку одного из телефонов, стоявшего на маленьком столике, а другой рукой нажал большую черную кнопку, рядом с которой было написано: «Тревога».
Амалия проснулась, включила ночник у изголовья кровати и услышала, как в соседней комнате разговаривал по телефону Нуку:
— Хорошо. Немедленно прибуду. Есть!
— В столь поздний час? — спросила она сонным голосом.
— Спи, — успокоил ее Нуку, — я сам справлюсь.
— Ты должен идти, да?
Она вскочила с постели, накинула халат и стала ходить по комнате, не соображая, что надо делать.
Нуку быстро оделся. Достал «тревожный» чемодан и проверил, все ли на месте. Закрыв чемодан, проверил документы.
— Все в порядке, больше ничего не нужно. Не беспокойся. Возможно, мы на несколько дней выйдем в море…
Он подошел к жене и обнял ее. Амалия проводила его до двери и тихо пожелала:
— Счастливого плавания…
Не закрывая дверь, она смотрела, как Нуку спускается по лестнице. На площадке между этажами он обернулся и помахал ей рукой. Она вернулась в комнату, набросила на плечи шаль и подошла к окну. На улице появились грузовые машины, под окном трещал мотоцикл, шагали военные с чемоданами и плащ-накидками. В доме напротив гасли один за другим огни в окнах. Амалия почувствовала себя очень одинокой. Сколько же жен офицеров, подофицеров, военных мастеров останутся в эту ночь в одиночестве… А ведь это только учения, как сказал, уходя, Нуку. А если…
Она со страхом подумала, что произошло бы, если бы это были не учения. Она видела много фильмов о войне, читала немало книг и теперь попыталась представить на мгновение безлюдные вокзалы, поезда с ранеными, женщин с детьми на руках, бегущих в бомбоубежища…
Амалия вздрогнула и отогнала прочь страшное видение. Из окна видны были клумбы роз, припаркованные легковые автомашины. Как хорошо, что они живут под мирным небом!
В это время под окнами дома остановился грузовик. Водитель не выключил двигатель, и от его тарахтения начали вибрировать оконные стекла. К машине подбежали несколько человек в форме патриотической гвардии [18] и взобрались в кузов, где уже сидели около десятка мужчин. Потом грузовик умчался, и вокруг воцарилась тишина. Амалия поежилась от ночной прохлады и закрыла окно.
Старший лейтенант Стере сидел в кресле с партитурой на коленях и слушал через наушники скрипичный концерт Макса Бруха. Стереоустановка передавала тончайшие нюансы музыкального произведения. Жена и дети спали в соседней комнате.
Телефонный звонок прервал занятия офицера. Недовольно вздохнув, Стере отложил в сторону партитуру, выключил проигрыватель и снял телефонную трубку. Узнав, в чем дело, он быстро оделся и через несколько минут тихо вышел из квартиры, стараясь никого не разбудить. Жене он оставил короткую записку.
На улице он влился в поток людей в военной форме, шагавших в одном направлении.
