1
Все огни в доме Трасков были зажжены. Кто-то забыл прикрыть дверь на крыльцо, и с улицы несло холодом. Ли сидел в гостиной, в кресле под лампой, съежившийся и сморщенный, как опавший лист. Дверь в комнату Адама была открыта, оттуда слышались голоса.
Вошел Кэл:
– Что случилось?
Ли посмотрел на него и кивнул головой на стол, где лежало извещение.
– Арона убили. А у отца удар.
Кэл кинулся было в коридор.
– Не ходи туда! – сказал Ли. – Там доктор Эдвардс и доктор Мэрфи. Не мешай им.
Кэл подошел к креслу:
– Это серьезно, Ли, очень серьезно?
– Не знаю. – Он говорил медленно, будто припоминая что-то давно забытое. – Он совсем без сил пришел. Но я все равно прочитал ему телеграмму. Отец должен знать. Я прочитал, а он минут пять повторял ее вслух, как будто ничего не понимал. Только потом, наверное, смысл дошел до него и словно бы взорвался в мозгу.
– Он в сознании?
– Сядь и потерпи, – устало сказал Ли. – Научись терпению. Я и сам пытаюсь.
Кэл взял извещение, пробежал глазами скорбные, беспощадно-суровые и торжественные строки.
Из комнаты появился доктор Эдвардс со своим саквояжем; едва кивнув, он прошествовал через гостиную и вышел из дома, ловко притворив за собой дверь. Доктор Мэрфи поставил саквояж на стол и, вздохнув, сел.
– Доктор Эдвардс поручил мне сообщить наше заключение.
– Как отец? – нетерпеливо перебил Кэл.
– Я скажу все, что известно нам самим, утаивать нет смысла. Кэл, с сегодняшнего дня считай себя главой семьи. Ты представляешь себе, что такое удар? – Не дожидаясь ответа, он продолжал: – В данном случае мы имеем обширное церебральное кровоизлияние. Поражены некоторые участки мозга. Небольшие кровоизлияния наблюдались у него и раньше, Ли об этом знает.
– Наблюдались, – отозвался Ли.
Доктор Мэрфи поглядел на него и снова обратился к Кэлу:
– Левая сторона парализована полностью, правая частично. Левый глаз, очевидно, не видит, однако с уверенностью сказать нельзя. Короче говоря, Кэл, твой отец в тяжелом состоянии.
– А говорить он может?
– Немного может, с трудом. Но не стоит его утомлять.
Кэл судорожно искал, как спросить.
– Он… Он поправится?
– Я слышал о случаях резорбции в подобном тяжелом состоянии, но самому сталкиваться не приходилось.
– Вы хотите сказать, что он умрет?
– Сие никому не известно. Может неделю протянуть или месяц, а может и год прожить, даже два. А может скончаться сегодня же.
– Он узнает меня?
– Сам увидишь… Я сейчас пришлю сиделку на ночь, а завтра найдешь постоянную. – Доктор Мэрфи поднялся. – Мне очень жаль, Кэл, но ничего не поделаешь. Держись, мой мальчик! Главное сейчас – мужество… Знаешь, меня всегда поражает, как люди находят в себе силы держаться. При любых обстоятельствах. Ну, спокойной ночи! Утром придет Эдвардс. – Он хотел было похлопать Кэла по плечу, но тот отстранился и пошел к отцу.
Голова Адама покоилась на высоко подложенных подушках. Лицо его застыло, кожа была бледная, словно прозрачная, губы вытянулись в прямую линию, ни усмешки в них, ни укоризны. В широко раскрытых глазах была такая ясность и такая глубина, что, казалось, сквозь них можно заглянуть в самую его душу, и они сами словно бы видели насквозь все вокруг. Но смотрели они спокойно и безразлично прямо перед собой. Когда Кэл вошел, взгляд переместился на него, потом уперся ему в грудь, поднялся вверх и остановился на его
