– Меня предупреждали, чтобы я у тебя не задерживалась и не утомляла тебя, – сказала Руби, хотя сама выглядела измотанной до изнеможения. – Может, увидимся завтра?
– Отлично. Сможем еще полчаса поговорить о том, как «любим» друг друга. – Глинис передразнила южный акцент сестры.
– Что только пожелаешь, Глинис.
– Нет. Я все решила. Не то, что я пожелаю. Надо подготовить сценарий, которому бы я следовала. Поговорю с Шепардом, попрошу его скачать из Интернета.
Когда Руби вышла, Шеп сразу предложил всем отправиться в доминиканскую кофейню неподалеку, пока Хетти, как выразился ее зять, нанесет дочери визит вежливости. Привлекала возможность поболтать лишь с несколькими представителями клана Глинис, поскольку, когда собиралась вся семья, никто не мог позволить себе кинуть камень в спину близких родственников и все молчали, словно, кроме сплетен, больше не о чем поговорить.
Они устроились под навесом. Как приятно было сесть! Джексон почувствовал странное головокружение, жар от неожиданного тягостного ощущения, которое старался гнать от себя. Нет, сейчас совсем не время думать о собственных проблемах. У него есть возможность их решить, для этого просто потребуется больше времени, чем он ожидал. Болезнь обречена – и неприятные выделения, и отек. Это просто легкая припухлость, и она пройдет. Возникло непреодолимое желание удалиться в мужскую комнату и еще раз на все посмотреть, но он не видел двери со знакомой табличкой; к тому же в таких сомнительных заведениях, как это, в туалетах, наверное, шатаются всякие проходимцы. Поэтому он просто шире раздвинул колени. И случайно задел Шепа. Джексон сидел как ни в чем не бывало, и тот бросил на него подозрительный взгляд.
– Вся эта враждебность связана с тем, что когда-то я отказалась выставить ее работы в своей галерее, – объясняла Руби Шепу. – Почему она никак об этом не забудет?
– Вы бы все равно рано или поздно поругались из-за этих «Истоков», – сказал Шеп.
– Скорее рано, потому что «поздно» уже не будет. В этом все дело. Давно пора расслабиться. Кстати, в сложившейся ситуации она могла бы помягче держаться с Деб? Ведь можно было сказать, например: «У меня свое понимание веры, и не думай, что оно во многом отлично от твоего». Можно ведь было пойти на компромисс, уступить сестре..
– Хм… разве Глинис когда-то пыталась тебя понять, Деб? – спросил Шеп.
– Никогда, она всегда с презрением относилась к моей вере, – ответила Деб.
Шеп откинулся на спинку стула и взял ламинированный листок меню.
– Вы, друзья, стремитесь все изменить. Залечить старые раны. Я вас в этом поддерживаю. Вы хотите, чтобы ваши отношения были открытыми, как говорил мой отец, «праведными». Если плохое перейдет в худшее, мы все равно будем спокойно спать по ночам. Но посмотрите на ситуацию с другой стороны: может, Глинис не хочет, чтобы все было по-другому.
– Почему это Глинис должна быть против того, чтобы наши отношения стали, как ты говоришь, «праведными»? – спросила Руби. – Это и в ее интересах.
– В глубине сознания – глубже, чем вы можете себе представить, – Глинис понимает, что очень скоро ничего не будет вызывать в ней интерес. Это живо в ней лишь сейчас.
– Не поняла, – пожала плечами Руби.
– Ну, вы трое всегда ругались?
– Да! Хватит об этом!
– Но Глинис пытается удержать то, что у нее есть. Такие отношения, какие уж есть отношения.
Джексон загоготал.
– Представить не могу, что ты такое сказал. Тавтология, отличительная черта Рэнди Погачника, стала
предметом постоянных насмешек в офисе («Это есть то, что есть, приятель!» или «Люди просто люди, верно?»), как и его уверенность в том, что изрек нечто глубокомысленное, не понимая, что сморозил глупость или банальность.
– Да, знаю, должно быть, устал, – вздохнул Шеп.
– Но я понял, что ты имел в виду, – кивнул Джексон. – Ей важно осознание самой сути их существования. Даже дерьмовые отношения для нее важны. Мне кажется, если начнет слезливо разглядывать открытки «Холмарк», Глинис будет уже не той Глинис, какой привыкла себя считать. Своего рода смерть раньше установленного срока.
– Все же нам было бы приятно, если бы она хоть немного о нас думала, – заметила Деб. – После того, что ты сказал об этих клетках… – Она опять заплакала. – Эти… сармакоиды или как их там. Я хотела сказать, кто знает… Каждое наше посещение может оказаться последним… И нам останется только вспоминать о ее желчности, грубости и стремлении унизить!
– Да, – сказал Шеп с улыбкой. – Это будет означать, что вы запомнили свою сестру такой, какая она есть.
– Как вам идея с печеньями? – спросила Руби после того, как принесли кофе.
Шеп поднес ко рту чашки, и из-за кромки показались его удивленно приподнятые брови.
– Отвратительная идея.
– Я вот думаю, что шоколад, бразильский орех и масло… Все это не очень полезно для пищеварения.
– Это мягко сказано, – кивнул Шеп.
– Мне кажется, это слишком тяжелая пища для Глинис.
– Да. – Глаза Шепа сверкнули. – Это может обернуться серьезной проблемой.
– Мама всегда была такой, – вздохнула Деб. – Она говорила, что нужно дарить такие подарки, которые самой было бы приятно иметь.
– Теперь ясно, почему мы получаем клетчатые фартуки и букеты засушенных цветов, – усмехнулся Шеп. – Глинис была от них не в восторге. А набор прихваток просто ужасен.
– Мама хотела испечь печенье не для того, чтобы принести Глинис, – сказала Руби. – Простите ее за докучливость. – Она повернулась к Джексону: – Когда мама решила заняться готовкой, она отправила Шепа в магазин, а затем еще раз, потому что забыла сказать ему о бразильском орехе. В ближайшем супермаркете его не оказалось, и Шепу пришлось тащиться в Скарздейл, в магазин здорового питания. Она замучила вопросами, как пользоваться плитой, где лежат миски, где ложки. Она не привыкла к ручному миксеру, поэтому тесто разбрызгалось по всей кухне – по стенам, полу, потолку. И при этом она считает, что помогла.
– Мама любит, когда ее считают полезной, – пояснила Деб. – Она любит производить хорошее впечатление. Заметили, что она только помыла посуду, пока Шеп сделал все остальное на кухне. Когда она работает, то даже этого не делает, оставляет на нас.
– Если ваша мать действительно хочет сделать дочери что-то приятное, – сказал Шеп, – пусть принесет ей несколько самоцветов и минералов из коллекции ее отца. Глинис давно мечтала использовать их в своих работах.
– Как она планирует сделать это сейчас? – осторожно уточнила Руби.
Шеп отставил чашку с кофе.
– Ей предстоит еще курс химии… Мы не знаем. Может, сработает. В противном случае зачем ее вообще делают.
Вполне здравое замечание.
Все вчетвером они потащились обратно в больницу. Деб попросила разрешение воспользоваться компьютером Шепа, когда они вернутся в Элмсфорд. Она была членом религиозной группы молящихся за жизнь и здоровье Терри Шиаво, которая жила только благодаря системе жизнеобеспечения.
– Я так понимаю, что исполнение твоего сокровенного желания, – обратилась Руби к Шепу, – уехать за границу… теперь откладывается.
– Семья всегда считала эту идею безрассудной, – отвел взгляд Шеп.
– Боюсь, мы просто не все понимали, – сказала Руби.
– Я не говорил, что вы не понимали. Я сказал, что все считали эту идею безрассудной.
– Возможно, несколько эксцентричной. Хотя суть не в том, что в другой стране тебя ждет райская жизнь, эдакая Валгалла, – дело не в месте, счастьем может стать и новая работа, и удачный брак или долгожданная беременность, которая, кажется, поможет человеку найти ответы на все вопросы. Твое стремление мне понятно, но я не думаю, что в этом случае вообще можно найти выход. Я в прошлом месяце смотрела постановку Чехова «Три сестры» в Темпле. Там три женщины рвались в Москву. И все прекрасно понимали, что с переездом в Москву для них ничего не изменится. В определенном смысле им повезло, что они туда не уехали. Может, и в твоем случае так же. Ты сохранишь надежду на то, что где-то существует место, в котором все твои проблемы будут решены.
– Да это не страна, а одно название. – Шеп был рад, что они уже вошли в клинику. – Ты знаешь, что есть государства, где можно месяц жить на деньги, на которые на Западе удается купить лишь пачку скрепок? Представь, ты целый месяц вкалываешь, чтобы купить пачку скрепок.
В кафе Шеп взял счет прежде, чем Джексон успел его перехватить, и, несмотря на то что сумма была небольшой, это стало еще одним доказательством того неоспоримого факта, что все счета всегда стекаются к Шепарду Накеру, как и то, что все дороги ведут в Рим. Джексон знал, что Шеп оплатил дорогу своей тещи на том основании, что ее зарплата учительницы ничтожно мала и пожилой женщине «достаточно тяжело» смириться с тем фактом, что она может пережить свою дочь. Он заплатил и за билет Деб. У этой ревностной поборницы веры были дети, получающие домашнее образование, и муж, который работал полный рабочий день на «Рейтион» – фирме по разработке и производству ракетных комплексов, – и ей пришлось платить няне, чтобы та заботилась о детях на время ее поездки на Восток. Купить ей билет – это «самое простое, что он мог сделать». Когда вся толпа, наконец, прибыла, нет нужды объяснять, что ему приходилось платить и за продукты, и за газ, расплачиваться каждый раз в кафе, когда они, как сейчас, желали выпить лимонада. Перед возвращением Глинис всех ее родственников было решено перевезти в гостиницу (после полученного опыта общения с ними Джексон понимал почему). Из-за многочисленных забот с Глинис Шеп не мог помочь Берил и со свойственной ему энергией взяться за перевоз скарба из ее практически дармовой квартирки на Западной Девятнадцатой улице, поэтому просто оплатил – хотя Берил и настаивала, что всего лишь берет эти деньги в долг, – доставку груза в Берлин. Он до сих пор материально помогал Амелии, в противном случае она не смогла бы позволить себе работать в редакции журнала со штатом десять человек, и оплачивал школу Зака, хотя за такие деньги тот вполне мог бы учиться в частном колледже. Кстати, отец Шепа понятия не имел, во сколько ему обходится отопление в зимнее время, поскольку уже много лет не оплачивал счета сам.
