Все тяготы церковной службы легли теперь на господина Петруса Магни, и посему он покорнейше просил прислать кого-нибудь в помощь в его удаленный приход на время нездоровья Микрандера, которое, несомненно, будет длительным. Бык из пасторской усадьбы острым рогом распорол капеллану пах и тем самым надолго лишил его возможности вещать людям слово божье. В сем видел пастор пример, подтверждающий слова преподобного Лютера о бесах, которые вездесущи. Они летают и реют в воздухе в обличье галок и ворон и являют собою беспрестанную угрозу человеку. Но чаще всего покушаются они на слуг божьих. Вот и здесь, в Альгутсбуде, в канун троицы, избрали бесы своим орудием неразумную рогатую скотину, дабы умалить власть всевышнего.
Пюпитр пастора стоял перед окнами, прорубленными на новый манер и снабженными стеклами. Такие окна имелись только в усадьбе помещика Клевена. Господин Петрус Магни от души радовался этим окнам, которые пропускали в горницу ясный свет. Более того — теперь пастор и сам мог беспрепятственно смотреть сквозь них на божий мир. Глаза у него были слабые, и от прежних подслеповатых, затянутых бычьим пузырем окон проку ему было мало. А теперь через эти прозрачные окна он видит и капустные гряды, и гороховища в своем огороде.
Там, за окнами, расцветал ясный летний день. В огороде росла всякая овощь на благо и пропитание человека: морковь и пастернак, зеленая капуста и желтый горох. В гороховищах растут цветы, которые радуют глаз и услаждают обоняние: лилии и ландыши, водосбор, тысячецвет и мак. Венком колышется над всеми цветами чепец служанки Бриты, которая полет в огороде гряды.
Сидя на вращающемся стуле перед пюпитром, господин Петрус Магни с великим тщанием излагал свои мысли на бумаге. Помимо прошения о новом помощнике для своего отдаленного прихода, он желал бы изложить перед досточтимым капитулом еще и другие дела, которые крайне заботят его. Воистину есть у него причины сетовать на тяжкую жизнь своих прихожан и на уменьшение доходов церкви. Приход Альгутсбуда обширен, но крайне беден. Тут часто случаются недороды, которые вконец разоряют крестьянина. А нищета крестьянского двора сказывается на пасторской усадьбе. Из года в год растет недоимка церковной десятины. Во время жестокой войны с немцами, которая недавно столь счастливо завершилась, пастор видел со своей кафедры в церкви, как редеют и пустеют скамьи на мужской половине. И вот теперь на мужских скамьях сидят все больше немощные старцы с потускневшим взором и трясущимися головами. Все неохотнее внимают люди слову божию, особенно те, кто молод, здоров и в силах грешить. Спустя год после долгожданного мира случился жестокий недород. Плодородие земли в руке божьей, но в беспутстве повинны сами люди, и оно вынудило господа покарать их. В прежние времена дворян и помещиков было не так уж много, теперь же становится все больше. Все эти господа хотят, подобно богачам из притчи Христовой, жить в роскоши и изобилии. И платье-то они стали носить непристойное и богомерзкое. Без меры украшают свои кафтаны, куртки и шляпы серебряными галунами и позументом. В тщеславии своем дворяне стали носить шнурованные башмачки на таких высоких каблуках, что скачут на них, точно на ходулях. Они втискивают ноги в узкую обувь, приноравливая ногу к башмаку, а не башмак к ноге. Они посягают на собственные конечности, сотворенные богом. Молодые дворяне стали носить широкие французские штаны, на которые и смотреть-то гадко и которые, всенесомненно, вызвали гнев и кару божью.
Куда богатые и знатные, туда же и простолюдины. Чернь перенимает постыдную господскую моду в одежде; встречаются люди низкого звания, что осмеливаются надевать куньи шапки, а иные не стыдятся носить рубахи с помпонами на шнурках. Женщины щеголяют в пестрых лентах и чепцах всевозможных фасонов. Самая ничтожная простолюдинка почитает нужным носить накрахмаленный головной платок и рубаху с непристойным вырезом и со сборчатыми рукавами. Не мудрено, что земля перестала родить!
Да и в епархии, среди духовенства, господин Петрус Магни встречал таких, которые носят шелковые рясы с бархатными рукавами и большими стоячими воротниками. Эта неумеренность священнослужителей особенно прогневала господа.
В стране царит небывалая дороговизна. Люди не припомнят времени, когда соль стоила бы дороже; даже пряности, что предохраняют от порчи рыбу и мясо, теперь беднякам не по карману. Люди принуждены есть без соли и от этого болеют проказой и кровавым поносом. Но брат не слышит жалоб и стенаний брата. Люди живут меж собою как волки, готовые растерзать друг друга в клочья. Но три самих тяжких греха — это высокомерие, леность и похоть, которых не искупить истовыми и усердными молитвами пастора и других служителей церкви. Простой люд пытается подражать господам и в образе жизни. Некогда рачительные земледельцы проводят дин в гульбе и попойках. Женщины не оберегают более своей чести и добродетели; они погрязли в распутстве и блуде. Немало приблудных детей родилось в приходе за последнее время, хоть все они приняли святое крещение. Если женщина не может прокормить себя, она становится блудницей. Многие оправдывают себя тем, что мужей их забрали в солдаты и те не заботятся о своих женах. Потаскуху можно выставить в колодках, чтобы все видели ее позор, но к тем, кого на блуд толкнул голод, надобно проявить милосердие. Женщины страшатся голодной смерти более, нежели колодок и вечных мук, и, коль скоро они не в состоянии прокормиться честным трудом, служители церкви и не могут воспрепятствовать им добывать себе пропитание блудом. Среди этих женщин много бедных солдатских вдов, мужья которых пали в немецкой стороне. И тут господина Петруса Магни одолевают сомнения. Конечно, душа блудницы значит более, нежели ее тело. Но можно ли, спасая душу, спокойно взирать на погибель тела? Он и прежде задавал этот вопрос досточтимому капитулу, но не получил ответа.
Кроме того, в своем письме господин Петрус Магни весьма пространно изложил дело о церковной десятине, которая все скудеет из года в год, но мере того как земли крестьян переходят к помещикам. В позапрошлом году Хеллашё и Росток перешли к господину Клевену из Убеторпа. В прошлом году та же участь постигла Рюггаму и Гриммайерде, а теперь на уездном тинге будет оглашена грамота господина Клевена о том, что он приписывает к своему поместью и Брендеболь. Он удлиняет свободную милю по собственному усмотрению. Пять деревень стали теперь подвластны помещику — самые плодородные земли в приходе. В пяти деревнях лишился господин Петрус Магни церковной десятины; не получает он оттуда больше ни масла, ни зерна, ни мяса, ни яиц. Что же останется ему под конец в этом нищем приходе?
Пастор просил господина Клевена, чтобы крестьяне в его деревнях оставляли часть оброка, положенного церкви, но в ответ получил лишь оскорбление: пастор Альгутсбуды не имеет-де никаких прав на сбор церковной десятины с крестьянских дворов в пределах свободной мили; все крестьянские наделы здесь жалованы помещику грамотой королевы, а уж священнослужителю лучше, чем кому-либо, должно быть ведомо, что он не волен противиться предписаниям власти. Господин Клевен советовал господину Петрусу Магни открыть тринадцатую главу «Послания к римлянам» и прочесть в ней первые стихи, где апостол Павел говорит, что нет власти не от бога и всякая власть от бога установлена. Следственно, королевский сан и королевская власть от бога, и в грамоте королевы, в которой она своей властью передает Клевену право на сбор податей, запечатлена воля божья. Так неужели же пастор Альгутсбуды, вопрошал помещик, столь дерзостен, что хочет воспротивиться божьему предначертанию и извратить священное писание? Господин Клевен предостерегал главного пастора Альгутсбуды словами апостола Павла: «Посему противящийся власти противится божьему установлению, а противящиеся сами навлекут на себя осуждение».
Вот какую отповедь получил господин Петрус Магни. Помещик Клевен полагает, что сам бог рукою королевы сделал его владельцем крестьян в Альгутсбуде. Конечно, нет сомнения, что всякий должен повиноваться власти и что всякая власть от бога. Христина — королева милостью божьей, и сам бог вложил в ее руку королевскую печать. Это святая и незыблемая истина. Но истинно ли то, что печать эта прилагается в согласии с божьими предначертаниями, если земли короны раздаются помещикам, а небогатый приход лишается своей десятины? Тут господин Петрус Магии таит в сердце своем великие сомнения, о коих он весьма осторожными словами решился уведомить досточтимый соборный капитул.
Он дерзает высказать предположение, что ее королевское величество, к великому прискорбию, превратно толкует промысл божий и волю господню, жалуя господину Бартольду Клевену наиплодороднейшие земли прихода Альгутсбуды.
Затем главный пастор проставил число и подпись:
