Так и не дождавшись от Тяти добавки, он забрал свою пустую чарку и вернулся к товарищам по оружию.
Тятя полюбовалась ещё одним выступлением актёров театра Но и покинула праздничный пир. У входа в женские покои она увидела Охацу. Младшая сестрёнка бросилась к ней со всех ног:
— Господин Такацугу!..
— Господин Такацугу? Здесь? — невольно воскликнула Тятя, впиваясь взглядом в лицо сестры.
— Да, он беседует с матушкой.
— Почему же ты стоишь тут, на галерее? Идём.
— Я… — Охацу так и осталась стоять у фусума.
Тятя одна вошла в гостиную. Такацугу сидел напротив её матери, в официальной позе, ладони на коленях. Одет молодой человек был совсем просто и казался очень усталым, измождённым, но взор, который он устремил на Тятю, был всё тем же — гордым взором наследника славного рода Кёгоку. В этом взоре пламенело ожесточение мятежника, а не загнанного зверя, не беглеца.
Тятя села перед ним, слегка опустив голову, чувствуя, как сердце ускоряет биение.
Такацугу тем временем продолжал разговор, обращаясь к своей тётушке:
— В последний раз я приходил к вам в Киёсу испросить совета о том, какой путь мне следует избрать. Сегодня меня привела к вам та же нужда.
О-Ити, прикрыв лицо рукавом кимоно, промолвила:
— Цель вашего прихода сюда понятна, нет смысла разъяснять её. Я передам вашу просьбу моему супругу.
На некоторое время воцарилась тишина. Наконец Такацугу взглянул на Тятю:
— Вы, должно быть, считали меня погибшим?
— Нет, я ни на миг не усомнилась в том, что вы живы. А господин Гамоо заверил меня, что вы не покинете этот мир, пока былое могущество дома Кёгоку не будет восстановлено.
— Удзисато Гамоо?! — выдохнул Такацугу. — Когда вы с ним виделись?
— Вскоре после событий в Хоннодзи.
— Если я и жив до сих пор, то вовсе не по той причине, каковую открыл вам Удзисато Гамоо.
«А по какой же?» — Тятя вскинула на него глаза, в которых застыл этот немой вопрос. Она встретила взгляд Такацугу, наполненный странным светом ожесточения и одновременно печали.
— Я отказался от смерти вовсе не ради того, чтобы сражаться за честь своего клана.
— Ради чего же тогда?
Такацугу ничего не ответил. «Неужели он хотел сказать, что живёт ради меня?» — подумала Тятя и чуть не задохнулась от разочарования. Такацугу тотчас показался ей скучным и никчёмным человеком. «Какая прискорбная ошибка! Вы огорчаете меня, братец!» — эти обидные слова горели у неё на языке, и девушка с трудом поборола желание выплюнуть их в лицо Такацугу, а потом вскочить и выбежать вон.
С того дня Такацугу поселился в дальних покоях замка Китаносё на правах гостя. Охацу и Когоо, обрадовавшиеся случаю развеять скуку, частенько наносили ему визиты, сам Такацугу нередко заглядывал на женскую половину, но Тятя не обменялась с ним и словом. Ореол геройской славы и чести, в который она так долго облекала своего двоюродного брата, рассеялся без следа.
С восходом первой луны Хидэёси, в последнее время живший в Химэдзи, наведался в Киото, затем в Адзути и вдруг девятого числа отдал приказ об общем сборе всех союзных войск. Армия нужна была ему для атаки на Кадзумасу Такикаву, и на седьмой день второй луны десятки тысяч ратников под его предводительством выступили в поход. Весть эта достигла Китаносё с десятидневным опозданием.
Во втором месяце снегопады поутихли, но северный замок в Этидзэн всё ещё был отрезан сугробами от внешнего мира. В покоях тэнсю военачальники день и ночь держали совет, выбирая благоприятный день для начала войны против Хидэёси. Вечерами в пределах крепостной стены загорались костры простых ратников, которые, не снимая доспехов, готовились ко сну под открытым небом; во всех гостевых покоях квартировали знатные самураи. И вот наконец, на рассвете двадцать восьмого дня второй луны, бой барабанов и трубный глас раковин торжественно возвестили сбор. Хидэёси уже захватил Нагахаму, заручился поддержкой Нобухико и теперь атаковал Такикаву, союзника Кацуиэ. Дольше оставаться в стороне Кацуиэ не мог. Со смотровой площадки тэнсю взору открывалась равнина, на которой тысячи людей расчищали снег — им предстояло открыть дорогу на Янагасэ, где должна была состояться битва, освободить от сугробов десятки ри заснеженного пространства.
На второй день третьей луны, едва занялась заря, первые отряды тронулись в путь во главе с Моримасой Сакумой. Если верить его пьяному бахвальству на новогоднем пиру, в тот день он выступил навстречу смерти. Тятя с сёстрами поднялись на сторожевую башню. Колонна ратников растянулась на белой равнине тонкой длинной цепью. Силуэт молодого полководца навсегда запечатлелся в Тятиной памяти.
Через два дня настала очередь Кацуиэ покинуть Кита-носё. Он повёл за собой двадцать тысяч воинов — своих и Тосииэ Маэды. На сей раз Тятя с матушкой и сёстрами вышла проводить отчима к воротам, у которых царила величайшая суета. Пятидесятичетырехлетний полководец держался в седле с горделивым достоинством, выпрямив спину, и ни разу не обернулся к О-Ити и её дочерям. Всей армии понадобилось два часа, чтобы выйти за ворота. Когда последние ряды ратников исчезли из виду, О-Ити, Оха-цу и Когоо удалились в свои покои, а Тятя немного побродила в полном одиночестве по опустевшему центральному двору замка, припорошенному только что выпавшим снегом. Ступив на галерею, ведущую из внутреннего сада в гостиную, она увидела Такацугу, идущего ей навстречу и, слегка поклонившись, собралась было пройти мимо, но он её окликнул:
— Княжна!
Девушка остановилась.
— Это сражение будет судьбоносным для вашей семьи.
Гадая, к чему он клонит, Тятя молча смотрела ему в глаза. Поколебавшись немного, Такацугу продолжил:
— Военным кланам не привыкать к победам и поражениям. Такова их участь. Вот и вам настала пора задуматься о том, что вы будете делать, когда битва закончится.
— Вы хотите сказать — когда мой батюшка потерпит поражение? — прямо спросила Тятя и потупилась. — Я уже знаю, что буду делать.
— Могу я полюбопытствовать, что именно?
— Я намерена разделить судьбу этого замка.
— И почему же, с таким-то образом мыслей, вы в своё время не разделили судьбу замка Одани?
— Тогда я была слишком маленькой. — Тятя подняла голову и теперь снова смотрела в лицо Такацугу. Нет сомнений — брачный союз её матери с Кацуиэ Сибатой увлёк их всех на неверный путь. Она знала, что так будет, с самого начала знала и всё же подтолкнула мать к этому губительному решению. Она сделала это ради него, ради Такацугу, ради юноши с красивым печальным лицом, ради воина, который предпочёл жизнь вечного изгнанника бесчестью смерти, отказался уйти, не исполнив своего предназначения, не подняв из пепла дом Кёгоку. Да, когда-то для неё не было в мире ничего прекраснее этого лица и она охотно согласилась бы снести любые удары судьбы, подвести под них не только себя, но и мать, и сестёр, лишь бы это помогло Такацугу в осуществлении цели всей его жизни. Но теперь, глядя на него, Тятя чувствовала, как былая любовь обращается в ненависть. Она чувствовала, что её предали.
— Ваша матушка вышла замуж всего-то полгода назад. Никто не требует от вас столь беззаветной преданности клану Сибата.
— И что же вы предлагаете? Бежать? Да знаете ли вы, что воины этого замка идут на смерть только ради того, чтобы мы могли спокойно жить?
— На смерть, говорите? Но если вам нужна моя жизнь, я готов отдать её прямо сейчас!
В глазах Такацугу зажёгся прежний огонь, и Тяте показалось, что свет от него окутал её с головы до ног. Чтобы избавиться от этого наваждения, девушка устремилась в свои покои.
Вбежав в гостиную, она бросила Охацу:
— Приготовьтесь к визиту господина Такацугу, — и со злорадным удовольствием отметила, что при одном упоминании имени кузена личико сестрицы запылало румянцем.
Моримаса Сакума, военачальник первой группы войск, ступил со своими ратниками на землю Оми в пятый день третьей луны и встал лагерем вблизи Янагасэ. Кацуиэ, взявший под командование основные силы, не заставил себя ждать — девятого числа его знамёна взметнулись на горе Утинакао. С южной стороны он приказал возвести оборонительные укрепления и принялся ждать Хидэёси. Тот, самолично возглавив многотысячную армию, уже семнадцатого подошёл к Янагасэ, но обмена ударами не последовало: его армия заняла позицию в виду объединённых сил Сибаты и Маэды и тоже возвела оборонительные укрепления.
Вести из Оми поступали в Китаносё ежедневно, но в депешах говорилось лишь о нехватке продовольствия, амуниции и прочего, о военных же действиях — ни слова. Мало-помалу нервное напряжение, царившее в замке, спало, весенние деньки продолжили свой безмятежный бег. Снегопады теперь налетали на Этидзэн совсем редко, первые солнечные лучи, ещё чуть тёплые, но уже возвещающие своим появлением воцарение весны, начали робко согревать стылую землю, а в середине третьего месяца во внутренних садах замка зазвучали птичьи трели. Тятя расспрашивала каждого встречного и поперечного, пытаясь выведать названия птиц, но никто не мог ей ответить.
