— Не заключал, не заключал, не заключал!
— Значит, вам совершенно нечего опасаться и нужно только прибегнуть к покаянию, потому что ваш грех — связь с ведьмой Люсией — был невольным. Вы ведь не знали, что она ведьма?
— Не знал, не знал, не знал!
— Вот видите.
— И вы думаете, мне ничего не грозит?
— Уверен в этом. По крайней мере, вам не стоит опасаться черта.
— А чего… мне следует опасаться?
— Согласитесь, сын мой, вы были в столь близких отношениях с доньей Люсией, что у тех, кто недостаточно хорошо знает ваше рвение в делах церкви, может возникнуть в отношении вас несправедливое подозрение…
— Что я тоже… служу дьяволу?
— Вот именно.
— Что же мне делать?
— Чистосердечно рассказать мне все, что вы знаете, все, что вы видели, и тем самым доказать свою невиновность.
— Спрашивайте.
— Давно вы вступили в любовную связь с доньей Люсией?
— Да. Год назад, а может, и больше…
— Вы знали, что не были единственным мужчиной, с которым она встречалась?
— Да… Сперва был дон Фернандо, потом дон Диего… Но я все равно любил ее! Я хотел на ней жениться! Теперь я все понимаю, — в глазах дона Альваро опять вспыхнул огонек безумия. — Она меня околдовала! Она меня соблазнила! Она завлекла меня в свои сети! Ведьма, ведьма, ведьма! Кругом ведьмы и колдуны! И черти! Страшные, рогатые черти!
— Каждый раз, когда мы произносим имя дьявола, мы его призываем, — изрек Бартоломе.
— Да? — испуганно спросил дон Альваро и замолчал.
— Отвечайте только на мои вопросы, сын мой. В ту ночь вы, как обычно, пришли к донье Люсии, постучали условным стуком, вам открыла Эрмоса…
— Да, да, святой отец, так оно и было. Потом я поднялся по лестнице, приоткрыл дверь в спальню Люсии, и тут…
— Вы увидели дьявола?
— Да!
— Как он выглядел?
— Огромное, мерзкое существо! В облаке серного дыма, в отсветах адского пламени… Его глаза сверкали, как раскаленные угли, пламя вырывалось у него изо рта…
— Он стоял к вам лицом? — перебил его Бартоломе.
— Нет, спиной.
— Как же, в таком случае, вы могли видеть его глаза?
— Не знаю! Но я видел! — убежденно повторил дон Альваро. — Я видел!
— Хорошо. Вы увидели дьявола. Что вы сделали?
— Я? Я призвал на помощь всех святых, осенил себя крестным знамением…
— И бросился вниз по лестнице, — закончил за него Бартоломе. — Храбрый поступок, достойный истинного кабальеро! Донья Люсия была зверски убита, а не улетела вместе с дьяволом, надеюсь, вы это понимаете?! И вы были последним человеком, который видел ее живой!
— Так вы думаете, что я… имел какое-то отношение к ее смерти? — пробормотал дон Альваро, уставившись на инквизитора круглыми от страха глазами.
Бартоломе передернуло от отвращения. В течение всего разговора он старательно сдерживал растущее раздражение, успокаивал дона Альваро и старался добиться от него вразумительных ответов, но в конце концов дал волю своим чувствам. Перед ним, забившись в угол кровати, скорчившись и тревожно озираясь по сторонам, сидел знатный кабальеро, мужчина, на глазах у которого убили любимую женщину, а он не осмелился и пальцем пошевелить! Бартоломе сам не был праведником и умел смотреть сквозь пальцы на людские пороки, но он презирал глупость, он презирал трусость.
— Я думаю, — со злостью сказал он, — что ты, идиот, находился в нескольких шагах от убийцы, а теперь, проклятый трус, даже не можешь его описать! Да не дрожи ты, как былинка на ветру! Никакой дьявол за тобой не придет: даже черта стошнило бы от такого дерьма, как ты!
* * *
Бартоломе закончил вечерние допросы и собирался пойти домой, чтобы хоть немного отдохнуть в тишине и одиночестве, но вдруг его внимание привлек шум, доносившийся из коридора. Главный инквизитор узнал высокий, визгливый голос брата Эстебана. Ему отвечал звонкий, срывающийся мальчишеский голос.
Бартоломе распахнул дверь и увидел занимательную картину: брат Эстебан, крепко ухватив за ворот рубашки Мигеля Отеро, тащил его за собой. Паренек отчаянно вырывался, извиваясь, как угорь. Брату Эстебану приходилось нелегко, но он не сдавался и не думал отпускать свою добычу.
— Попался, дьявольское отродье! — вопил он. — Не уйдешь от кары Господней!
— Пусти меня, грязная свинья, толстопузая тварь! — орал Мигель.
— Хватайте же его! — взывал к страже брат Эстебан.
Стражники, однако, не торопились помогать толстому монаху. По всей видимости, их эта сцена очень забавляла, они лишь делали вид, что пытаются поймать мальчишку, а сами только подмигивали друг другу и хохотали.
— Что здесь происходит? — вопрос Бартоломе потонул в общем шуме.
— Я поймал еретика! — выкрикнул брат Эстебан. — Помогите же мне его удержать!
Толстый монах лишь на мгновение отвлекся, но Мигель тотчас же этим воспользовался, извернулся и изо всех сил ударил тостяка кулаком в лицо. Из разбитого носа потекла кровь. Брат Эстебан взвыл, как раненый зверь, и разжал пальцы. Мигель бросился прочь по коридору, но наткнулся на скрещенные алебарды стражников.
— В чем дело? — еще раз попытался навести порядок Бартоломе.
— Он поднял руку на служителя Божия! — визжал брат Эстебан. — Он оскорбил святую церковь! Хватай его! В тюрьму его!
— Святой отец, скажите этому борову, что я не еретик! — Мигель наконец заметил Бартоломе и бросился к нему за поддержкой.
— Он честный паренек и добрый католик, — слегка усмехнувшись, подтвердил Бартоломе. — Но что же, в конце концов, случилось, черт побери?!
— Я пришел к вам! — ответил Мигель.
— Этот наглец сам пришел в святой трибунал, чтобы покаяться, — сообщил брат Эстебан, хлюпая носом и рукавом сутаны размазывая кровь по лицу, — но вдруг передумал и начал богохульствовать.
— Я сказал, что мне нужен главный инквизитор, а меня отвели к этому вонючему бурдюку!
— Он послал меня к дьяволу!
— Жаль, что не дальше, — заметил Бартоломе. — С каких это пор, брат мой, вы стали возглавлять трибунал?
— Я хотел отправить его в тюрьму за богохульство, но он оказал сопротивление!
— Нечего хватать меня грязными лапами!
— Брат мой, — воскликнул толстяк, — такие вещи нельзя оставлять безнаказанными!
— Пролитая вами кровь требует отмщения? — усмехнулся Бартоломе.
— Он святотатец и богохульник!
— А ты грязная свинья! — огрызнулся Мигель.
— Замолчи! — велел мальчишке Бартоломе. — Я говорил тебе: твоя несдержанность не доведет тебя до добра!
— Арестуйте его! Арестуйте его! — взывал брат Эстебан.
Стражники ждали указаний главного инквизитора и тихо посмеивались.
— Не волнуйтесь, брат мой, я разберусь — сказал Бартоломе толстому монаху и в то же время тихонько подтолкнул Мигеля к двери, ведущей в зал для допросов.
— Он будет осужден, не правда ли?
— Пойди умойся! — процедил сквозь зубы Бартоломе, так, чтобы его слышал только брат Эстебан. — Не годится служителю Божию разгуливать в таком виде!
— Я пострадал за святую веру! — шмыгнул носом брат Эстебан.
— Иди, иди, мученик! — зло усмехнулся Бартоломе. — Бог воздаст!
— Теперь объясни мне, что все это значит! — потребовал Бартоломе, когда они с Мигелем остались одни в пустом зале.
— Вы сами велели мне прийти!
— Может, я также велел тебе устроить скандал?
— Но он сам ко мне привязался!
— Успокойся!
— Если он еще раз посмеет ко мне сунуться, я разобью ему всю рожу! — Мигеля просто трясло от ярости.
— Уймись же, черт возьми! Я думаю, ты пришел не затем, чтобы драться с братом Эстебаном! Имей в виду, если бы меня не оказалось поблизости, дело могло бы закончиться для тебя плачевно.
— Я его не боюсь!
— Что ты хотел мне сообщить?
— Я сделал все, как вы сказали, святой отец! Я устроился учеником к маэстро Пагано и, что есть сил, пытался втереться к нему в доверие.
— И что же?
— Итальянец живет в доме не один!
— У него есть любовница? — рассмеялся Бартоломе и тотчас прикусил язык.
— Нет, он точно прячет у себя не любовницу… Я ни разу не видел, чтобы итальянец зашел к ней… то есть, к нему… Этот человек сидит в своей комнате и никуда не показывается.
— Что же он делает?
— Ничего. Сидит в своей комнате и ест. Но ест он только по ночам. А днем сидит просто так.
— Это мужчина?
— Думаю, что да.
— Почему?
— Женщина столько не съест.
— Ну, — сказал Бартоломе, — смотря какая женщина…
— Но это мужчина!
— Ты его видел?
— Нет.
— Постой, мой милый! Из того, что ты мне только что рассказал, я не понял ровным счетом ничего.
— Какой вы бестолковый!
— Что?
— Простите, святой отец. Сейчас я все объясню.
— Слушаю.
