Позавтракав, офицеры, позёвывая, взгромоздились на своих невзрачных коньков и поехали со двора, стараясь не задавить невесть откуда набежавших кур, двух маленьких визгливых собачонок и трёх солидных чёрных, щетинистых свиней.
— А дружка–то их слопали вчера, — кивнул на живность старший Рубанов.
— Собачек разве три было? — развеселил компанию его брат. — Господину Зерендорфу чего–то не по себе стало, — отметил он, вливаясь с друзьями в скрипящую вереницу двуколок и арб.
За этот марш–бросок осилили 35 вёрст, и на пятый день, к вечеру кавалеристы наткнулись на штаб отдельной Забайкальской казачьей бригады.
Пехотные подпоручики нашли свой штаб только утром.
Здесь они узнали, что 31 марта, русская эскадра вышла из гавани Порт—Артура на поддержку возвращающихся с боем из ночного крейсерства миноносцев. Адмирал Макаров, по–видимому, решил завлечь неприятеля под обстрел русских береговых батарей, и потому отдал приказ эскадре отходить.
Сам он находился на эскадренном броненосце «Петропавловск», когда тот, по нелепой случайности, наткнулся на японскую мину.
— Мачта обрушилась на мостик, на котором стоял Степан Осипович, — энергично размахивая руками, рассказывал им штабной офицер. — Вместе с ним погибли начальник штаба флота контр–адмирал Молас и художник Верещагин, — поднявшись со стула, перекрестился на икону офицер.
Друзья последовали его примеру.
— К нам попала английская газета «Таймс». Слушайте комментарий, — вновь усевшись за стол, раскрыл газету штабист: «Россия лишилась прекрасного корабля, но ещё более потеряла в лице человека, которому предстояло, вероятно, сделать русский флот важным фактором в войне». — Но Бог спас от гибели находившегося на корабле великого князя Кирилла Владимировича, — вскочив из–за стола, вновь перекрестился на икону в углу. — Ну что ж, господа. Отправляйтесь на поиски 11‑го восточно–сибирского стрелкового полка, в котором и продолжите дальнейшую службу, — развернул на столе карту, принявшись поначалу активно разъяснять дислокацию. Постепенно пыл его угас, и он с тупым удивлением разглядывал нанесённые стрелочки и кружочки.
Подпоручики поняли, что офицер толком и сам не понимает, где находится полк, и вежливо поблагодарив штабиста, направились на поиски боевой единицы.
— Сопка на сопке и сопкой погоняет, — бурчал Зерендорф, оглядываясь по сторонам с лохматого конька.
— Скажи спасибо, хоть дождь перестал, — нашёл положительную чёрточку в хмурости жизни Рубанов. — Судя по объяснениям и стрелочкам на карте, полк расположился в–о–о-н за той рощей, — показал рукой Аким.
Но за рощей, к его вящему изумлению, оказалось китайское кладбище.
— Несколько гробов не закопано, видать ханшина китаёзы перебрали, — испуганно закрестились нижние чины.
— Ну, значит, у подножия в–о–о-н той сопки, — выдвинул новое предположение Аким. — Дымок от костров чуешь? — обратился к Зерендорфу, стараясь не глядеть на гробы.
— Чужие ритуалы — потёмки, — буркнул тот.
На след полка наткнулись случайно или, как потом доказывал Акиму Зерендорф, по его внутреннему наитию.
У подножия сопки жизнеутверждающе чадили три батальонные кухни. Кашевары и показали им правильное направление.
Через два часа в долине, между двух сопок, офицеры увидели палатки и солдат возле них.
Подъехав к босому нижнему чину, практически сунувшему ноги в костёр, и не подумавшему даже пошевелиться при приближении офицеров, поинтересовались: «Братец, это 11‑й полк?»
На что тот и ухом не повёл.
Разъярившись, Аким спрыгнул с конька и шагнул к солдату.
Подумав, что запросто может схлопотать в ухо, а то и в глаз, нижний чин шустро подскочил, вытянулся во фрунт и доложил:
— Так точно, вашбродь. Он и есть. А вон в энтой огромной палатке находится штаб, — указал рукой.
— Ну ладно, — расслабился нервный после путешествия Аким. — Служи дальше, солдатушка, — критически оглядел щёлкнувшего босыми пятками стрелка. — Не дисциплина, а чёрт те что, — вошли они в палатку и онемели, увидев за столом хмурую рожу ротного парикмахера ПВУ.
— Ба-а, — вальяжно поднялся тот из–за стола, расставив в стороны руки. — Калики перехожие… — А я думаю, кого бы мне сегодня подстричь, — улыбнувшись, словно только вчера расстались, шагнул им навстречу и по очереди обнял однокашников. — Вы не представляете, господа, как я рад вас видеть, — пожал им руки и похлопал по плечам. — Лучшая палатка над берегом реки вам, безусловно, обеспечена.
— А вам, господин поручик, прекрасная выпивка от однокашников, — с удовольствием треснул по плечу бывшего цирюльника Аким.
— Звёздочку лишь недавно получил, — чуть не вывернув шею, полюбовался погоном. — Присаживайтесь, господа павлоны, — радушно указал на стулья Ковалёв. — Вам дико повезло, что я адъютант полка. Сейчас обмозгуем, в какой батальон вас направить. Ага! Отправлю–ка я вас в первый. С минуты на минуту подойдёт полковник Лайминг. Представитесь ему, а я пока прикажу поставить вам палатку, — крикнул вестового и отдал распоряжение. — Лайминг Николай Александрович, — уточнил он. — Встать. Смирно! — вытянулся в струнку перед вошедшим командиром полка в высокой чёрной папахе и с орденом Владимира 4‑й степени с мечами и бантом.
— Вольно, вольно, господа, — бросил на стол папаху полковник.
«Видимо, Ковалёв над причёской потрудился», — с трудом сдержал улыбку Аким, глядя на коротко стриженого командира и автоматически щёлкая каблуками:
— Подпоручик Рубанов, — представился он.
— Подпоручик Зерендорф, — отрапортовал его товарищ.
— Павловское училище сразу видно, — добродушно улыбнулся из–под ухоженных усов Николай Александрович. — Потом познакомимся поближе, а сейчас поручик Ковалёв устроит вас и покажет позицию, — мановением руки отпустил офицеров.
Позицию, что занимал 11‑й восточно–сибирский стрелковый полк, в этот день осмотреть не удалось. Помешало привезённое из Ляояна прекрасное французское вино.
«Мало взяли», — вновь пришёл к выводу Аким, глядя, как катастрофически быстро убывает напиток.
— Лайминг учился в Ревельской классической гимназии, — делился знаниями о командире полка Ковалёв. — Хотя и гимназистом был, как Рубанов, а в люди выбился…В 1864 году вступил в службу юнкером в пехотный полк. В начале 80‑х участвовал в Ахалтекинской операции генерала Скобелева и за штурм Геок—Тепе награждён орденом Станислава 2‑й степени с мечами. 1‑го октября 1900 года произведён в полковники… Это сколько же ему лет было, — зашевелил губами, что–то подсчитывая. — 53 года получается.
— Поздновато, — выразил своё мнение Аким. — Желательно в 33 полканом стать. А в 53 — генералом от инфантерии.
— Помечтать не вредно, — высказал свою точку зрения «цирюльник» Ковалёв. — Два года командует нашим славным полком. За командира, господа, — поднял стакан с вином.
На следующий день оглядели позиции и поразились бесшабашности начальства.
— Полковник Кареев за такие окопы отправил бы выгребную яму охранять.
— Ну да, — подтвердил адъютант полка. — И заставил бы стоять не рядом, а в самом её центре. Чтоб только голова виднелась.
— Вот это была бы маскировка, а это что? — ужаснулся Зерендорф, разглядывая неглубокие окопы, вырытые вдоль подошвы горы.
— Это даже не окопы, — присвистнул Аким, — а просто брустверы из нарезанного дёрна. Да ещё веток натыкали, обозначив их. А то солдаты подумают, что это канавки для стока воды.
— Ветки, по мнению начальника штаба обороны по реке Ялу, подполковника Линда — маскировка, — вздохнул Ковалёв.
— Ишь ты. А я думал оружие против комаров во время отправления естественных надобностей, — стал философствовать Зерендорф.
— Ну да. Чтоб за нефритовый стержень, подлец, не укусил, — хохотнул Рубанов.
Совершенно не разбирающийся в стержнях Ковалёв, продолжил:
— Он при мне, на замечание Лайминга, заявил: «Господин полковник, зачем укреплять береговые позиции? Неужели думаете, что японцы рискнут со своей равнины левобережья напасть на наш гористый правый берег? Не стоит напрасно изнурять людей».
— От безделья они изнурённые, — вспомнил ленивого пехотинца Аким. — Лучше бы окопы копали, чем у костров целыми днями трепаться да ноги греть.
— Вы суровый командир, месье, — хмыкнул Ковалёв. — Что–то в училище этого не замечал.
И тут неожиданно ливанул дождь.
— Господа, предлагаю допить в палатке вино, — смешными скачками помчался к месту дислокации Зерендорф.
Приятели, осознав разумность предложения, во всю прыть устремились за ним.
____________________________________________
В этот день, 6 апреля, на французском пароходе «Кримэ», в Одессу прибыла третья и последняя группа моряков «Варяга» во главе с капитаном Рудневым.
Иерархия была полностью нарушена. Офицеры перемешались с матросами и махали фуражками встречающим их горожанам.