центр. Обоим хотелось курить. Вовка пересчитал деньги и нырнул в магазин, откуда через минуту вышел с пачкой «Севера». Когда он сбегал со ступенек, Сашка залюбовался им: стройный, высокий, он смотрел прямо большими глазами из-под густых, тёмных ресниц, которые взмахивали, как крылья бабочки. А Вовка зачем-то зашёл в стоящую напротив чайхану.
– Пойдём в парк, посидим на лавочке, – предложил он, выйдя из чайханы.
В узкой аллее стояла с чёрными, чугунными завитушками скамья. Вовка распечатал пачку «Севера». Закурили. Сашка увидел, как брат извлёк из пачки одну папиросу, выпотрошил из неё табак в ладонь, размял его пальцами, что-то добавил в него и засыпал снова в папиросу. Сашка спросил, что это. «Будет вкусно» – улыбнулся Вовка и прикурил от окурка. Сделав пару затяжек, он протянул папироску Сашке. Больше двух затяжек Сашка сделать не смог: перед его глазами всё поплыло, взглядом он не в состоянии был остановиться ни на одном предмете. Домой шли, поддерживая друг друга.
Пришли к ночи. Мамочка встретила их с руганью, занесла для удара руку, но не ударила, а удалилась, пообещав разобраться с обоими утром. Братья, умывшись, остались на кухне. Сашка, почувствовал необычный аппетит и ел всё подряд. Догадался, что это – последствие курения.
Рано утром они выбежали на улицу и отправились к школе. Около ограды брат сунул Сашке рубль и полпачки папирос, сказав на ходу: «Жди в два». Сашка не представлял уже, куда идти. Искать работу было бесполезно. Но и усаживаться в обед за стол становилось невыносимо. С таким настроением шёл он, не зная куда.
Из Дома офицеров текла музыка. Ноги у Сашки гудели. Он вошёл в ворота парка и присел на вчерашнюю скамью. Стало грустно. Красиво, конечно, в городке, но всё чужое. В Сибири, вероятно, уже лёг снег, а здесь только-только начали осыпаться листья. Случайно глянул под куст и приметил белый окурок. Это, конечно, тот. Он поднял его, слегка влажный, но целый, и положил на скамью, чтобы подсох, чувствуя, что кто-то его подталкивает быстрее закурить. Видимо, от волнения, он сломал две спички, пока прикуривал. С жадностью докурив окурок, он расслабленно откинулся на спинку скамьи. И начал наблюдать за своим состоянием. Стоявшие неподалёку деревья стали отодвигаться, умеренная музыка превратилась в барабанную дробь: бум-м, бум-м, бум-м. Грусти, как не бывало. Мысли то влетали в мозг голубями, веселя, то летели вороньей стаей, навевая тревогу. Заболел живот. Он поднял голову. Рядом стояли два парня, не русские. Один крикнул:
– Что, не понимаешь?
Сашка отрицательно мотнул головой. Тогда его оторвали от скамьи и грубо толкнули в спину к воротам парка.
– Иды, иды! Гуляй!
Сашка, молча, пошёл, но, пройдя несколько шагов, оглянулся и спросил:
– Сколько время?
– Половина второго, – ответили.
С большим трудом он дошёл до школы. Увидев его, брат отделился от сверстников и, чуть разогнавшись, перепрыгнул метровый заборчик. Взял Сашку за локоть.
– Чего бледный? Заболел?
– Нет, – улыбнулся Сашка. – Вчерашний окурок докурил – он рядом со скамьёй валялся.
Вовка глянул на него и захохотал. Дома мамочки не было. Пообедали. Сашка мёл всё подряд: чёртова травка снова возбудила аппетит. Подкормившись, они пошли на большой базар. По пути Вовка взял два кулька сахарных орешек у полногрудой седовласой узбечки. Такого приятного кушанья Сашка никогда ещё не ел. По базару сновали долго; Вовка совал нос за каждый прилавок, но не покупал ничего. Сашке эта бесполезная ходьба надоела. Но вот они пришли к забору, вдоль которого чем-то торговали узбеки, у всех белые бороды. На их столе рядками стояли банки с мелким, зеленоватым порошком. Покупатели клали в рот щепотку и, пожевав, цыркали зелёной слюной. Иные покупали. Вовка подошёл к старику, что-то сказал, тот, кивнув головой, положил на прилавок спичечный коробок, открытый наполовину. В коробке были не спички, а зелёная масса. Вовка, понюхал её и сунул небрежно коробок в карман, выложив торговцу три рубля. Трояк был осмотрен стариком и скрылся в поясе мятого ватного халата. На выходе из рынка братьев остановил аппетитный аромат, исходящий от шашлычной. Вовка без разговоров купил по две палки с луком и хлебом. Оставшиеся денежки предложил потратить на кинотеатр. Перед фильмом они присели на лавочку и выкурили на двоих одну закрутку, сделанную Вовкой из щепотки зелёной массы. Содержание интересного, по словам Вовки, фильма Сашка потом не мог вспомнить: весь сеанс его мутило.
40
Мамочка переключилась на Вовку, наскакивала на него утром и вечером, и на дорогу ему бутерброды больше не делала. Однажды Сашка подслушал, как Вовка сказал ей: «Не отстанешь, могу уйти – паспорт есть». Сашке это понравилось: вот бы вдвоём уехать в Омск, к бабушке. Там прожили бы как-нибудь. Но Вовка его предложение отверг. «Пока десятилетку не закончу, – сказал, – не дождётся, чтоб я ушёл». При этом покрутил в воздухе фигой. И ещё сказал:
– И тебе бы учёбу продолжить. Ведь и четырёх классов нет.
– Деньги сосчитать сумею, когда появятся, – усмехнулся Сашка.
Был серый пасмурный день. Для того, чтобы согреться, братья, сидя на прежней лавочке в пустынном парке, потягивали из горлышка бутылки красное вино и курили папиросы. Сашку не тянуло на травку: ему надоели необъяснимые провалы в памяти и тяжёлое состояние после подобных курений. Высосав бутылку, они, уже к ночи, пошли домой. Около задней стены ларька, в котором днём принимали посуду, стояли ящики с пустыми бутылками, замаскированные порожними ящиками. Над ларьком мигала лампочка. Бутылки увидел Вовка. Он и предложил совершить конфискацию. И уже через полчаса три ящика бутылок было перетащено в сарай для дров, а опустевшие ящики вернулись на место. «На вино и на курево хватит» – Вовка хлопнул брата по плечу. Сашка кивнул. И подумал, что брату живётся легко, и дальше у него, видимо, всё будет хорошо. Он ни разу не видел, чтобы Вовка учил дома уроки. Но учился он без троек, и мамочке не создавал школьных проблем. «Она только за это меня терпит» – сказал брат как-то Сашке.
41
А время текло. Сашку удивляло, что мамочка перестала касаться его. Но однажды её прорвало. Причиной стал опять Александр Иванович. Вовка и Сашка вечером подошли к двери квартиры и увидели обычную картину: из приоткрытой двери торчали нечищеные сапоги отчима, а тело его покоилось в прихожей, заблёванной. Отчим спал. Не успели они его положить на постель, как вошла мамочка. И тут её понесло. Во-первых, запретила тащить мужа в спальню, во-вторых, с пронзительной ненавистью взглянула на Сашку и крикнула:
– Если к концу недели работу не найдёшь, убирайся!
Правда, вступился брат:
– Его выгонишь, я уйду с ним.
Сашка поразился, как Вовка это сказал – спокойно, твёрдо. Мамочка заплакала, заломила руки и ушла в кухню. Братьям
