Тут уж Мартынь не выдержал и закричал:
— Я-то знаю, почему мы со своим барином здесь! Ежели все будут думать, как ты, как же мы шведов разобьем!
— А на що нам их розбиваты?
Этого Мартынь уже не мог вынести. Захлебываясь, он принялся рассказывать о том, как шведы опустошили Видземе, как король надул мужиков, установив страшные наказания за малейшее сопротивление дворянам, и наконец совсем бросил страну, отдав ее на разграбление калмыцким и татарским ордам. Снова разволновавшись, коверкая русский язык и вставляя свои слова, он пытался втолковать украинцу, что Ригу надо взять, а шведов выгнать, — только тогда будет мир и мужик сможет жить по-людски, а не как скотина. Хотел было растолковать, что король уже разбит под Полтавой и теперь надо только довершить, что там начато, но окончательно запутался и умолк, разозлившись сам на себя и на соседа, что лежал, покусывая былинку, и равнодушно ковырял песок носком сапога. Но о Полтаве тот расслышал.
— Ты мэне, хлопче, не учи! Пид Полтавою я бився в полку полковника Нечаева — добрый командир був, упокой господи его душу. Разбили нас пид Фрауштадтом, а потом полковник Ренцель зибрав, водив по Саксонии, Бранденбургским землям и Польше, поки не добрались до своих. Зовсим молоденького, ще зеленого пиймалы мэне у Москви та запысалы в дывызию генерала Вейде; пид Нарвою шведы його заполоныли, а нас, як тых баранов, прогналы на ту сторону рички. Зараз мы с тобою в части бригадира Штафа лежимо на рижских песках, споримо и сами не знаемо о чем. Паны, воны знають, чого ради. Царю треба багато земли, городив, ему и море нужно, порты та корабли и усе. А нам що? Щоб до дому отпустылы, земли щоб дали, ораты та борониты щоб дозволили та ночью спать в своий хати, оце и все. Що нам шведы, що нам твоя Рига? Щоб вона сгорила!..
Мартынь продолжал свое — русским надобны добрые мастеровые, а на царской службе можно выслужиться до офицера и даже вольную получить. Но украинец и слушать не хотел, глаза его снова были закрыты, только спустя некоторое время он приоткрыл их и поглядел сердито.
— Чухна ты, хлопче, та ще и дурень.
Двадцать пятого мая под Ригу явились еще Ингерманландский и Астраханский полки из дивизии князя Меншикова, их разместили с остальными вблизи Дюнамюндской крепости. Четыре дня спустя фельдмаршал граф Шереметев с генералами на совете решили провести штурм рижских предместий по обе стороны Двины. Солдаты бригадира Штафа уже были в низине за ветряками, где их не могли видеть и обстреливать из крепости. Туда же подбросили еще пятьсот человек, чтобы отрыть надежные укрытия на самой вершине холма, а шестьсот мушкетеров выставили охранять работающих. С обоих флангов воздвигающих редуты солдат прикрывала сотня гренадеров и два эскадрона драгун. Всего в распоряжение Штафа были выделены тысяча двести человек с тремя пушками.
Столько же, только без драгун, на левом берегу дали бригадиру Лесси, помимо того еще двух инженеров и двух рижских дезертиров, которые знали окрестности и могли быть проводниками. Сигналом к наступлению был выстрел из трех мортир с Петершанца. Мушкеты пускать в ход было запрещено, предстояло, действуя одними палашами, ворваться в предместье, окруженное частоколом, а местами и бруствером; кроме того, оно было окружено глубоким, наполненным водой рвом с дамбой, под которую, возможно, были подведены мины. Все время, пока солдаты вели траншеи к предместью, противник непрестанно стрелял из крепости, убив двух челочек и тяжело ранив третьего. Русские в свой черед непрерывно бомбардировали Ригу с Петершанца, чтобы не пропустить подкрепления к шведам, обороняющим предместье.
Тридцать первого мая бригадиру Лесси приказали в одиннадцать часов начать штурм по дамбе, а для подкрепления прислали еще часть в полтораста пехотинцев и казаков. Орудуя палашами, русские ворвались в предместье; защитники его искали укрытия в Риге, успев предварительно поджечь все дома, еще не занятые штурмующими. Пока русские укреплялись там, с городских стен сильно били из пушек.
С самого утра до полудня рижские пушкари непрерывно бомбардировали укрепления, возведенные бригадиром Штафом на вершине холма у ветряков на правом берегу Двины. Крепко сжав в руке мушкет, Мартынь укрывался в глубоком окопе, совсем забыв об украинце справа и о Мегисе слева. Голову он часто высовывал наружу, сверкающие глаза его не отрывались от валов крепости, где один за другим вспыхивали пушечные выстрелы, а в промежутках слышалась дробь мушкетов. Бомбы изрыли весь пригорок, иная падала далеко позади, редко которая разрывалась на самом краю окопа, взметывая кверху желтые струи песка. Кузнец не обращал на них внимания. Дезертиры сообщили что горожане готовят вылазку; только этого он и ожидал. А потом и это выскользнуло из его памяти, он уже не помнил, почему тут лежит и зачем надо брать Ригу Охваченный воинственным пылом, он чувствовал только, что все мысли смешались в дымящийся вихрь, крутящийся вокруг одного — надо стрелять, убивать, уничтожать. Но стрелять было запрещено, потому что на валах не видать ни души, даже пушкари находились в надежном укрытии. Время тянулось бесконечно долго; Мартыню уже мерещилось какое-то движение внизу у валов, в ушах так звенело, что орудийные выстрелы казались приглушенными, безобидными хлопками.
В полдень у валов внезапно показалась группа рижских кавалеристов, они невиданно быстро построились в два ровных ряда и с палашами наголо понеслись в гору. Где-то за окопами грохнули три русские пушки, первые ядра врылись в песок в двух десятках шагов перед окопами. Солдаты скрипели зубами и чертыхались. Два из следующих трех ядер угодили прямо в середину скачущих, закидали их желтыми брызгами и заставили смешаться. Один конь вместе с всадником взвился на дыбы, другой упал, ткнувшись мордой в песок, солдат кувырком перелетел через его загривок. Но в этот момент и мушкетеры расслышали команду, раздался залп, второй, затем третий, потом один за другим затрещали разрозненные торопливые выстрелы. Уже после второго залпа рижане сбились в клубок, который еще пытался катиться к ветрякам, но, еще раз крутнувшись на месте, помчался назад, словно его скидывал сам откос взгорья. Ветер унес следом тучу порохового дыма. Когда он рассеялся, откуда-то справа раздался восторженный вопль: «Восемь!» Но сразу же вслед за этим на самом верху у мельниц, откуда, очевидно, откос проглядывался лучше, послышался еще более громкий возглас: «Двенадцать!» Вероятно, это обозначало число убитых всадников или коней, а может быть, и тех и других вместе.
Но считать было уже некогда. Из рассеивающейся внизу тучи выскочили солдаты крепостного гарнизона, пригнувшись, пробежали немного, бросились на землю и выстрелили. За ними, стоя, палили красные и желтые солдаты городской гвардии. В русских окопах еще не отдали никакой команды; пули рижан, чавкая, секли бруствер. Мартынь не мог удержаться и заставить себя ждать еще чего-то, его туловище само вскинулось, точно подброшенное скрытой пружиной. Но украинец тут же стянул его за ногу назад, да еще накричал на него так свирепо, словно Мартынь подвергал и его опасности:
— Скотина ты этакая! И чого ты башку пид пули суешь!
Мегиса никто не стащил. Поднявшись вместе с вожаком, он остался стоять, как чучело, высунув голову над бруствером, держа мушкет на изготовку. Сзади задрожала земля, эскадрон драгун помчался охватить левое крыло неприятеля и отрезать ему отступление к воротам предместья. Справа, в десяти шагах от них, солдаты прижались к самому дну траншеи, вымуштрованные кони словно птицы перелетели через них, только смяв спереди песчаный бруствер. Мегис разглядывал этих летящих всадников так, будто ему поручено было пересчитать их одного за другим, чтобы никого не пропустить. А те плотно прильнули к конским гривам, шпоры без жалости раздирали бока скакунов, длинные палаши сверкали как раскаленные. Самый последний драгун немного отстал, когда по траншее прозвучала команда, но выстрел Мегиса. на какое-то мгновение опередил залп. Драгун как будто остановился, конь выскользнул из-под всадника, протащил его, волоча за ногу, запутавшуюся в стремени, затем бросил на откосе, а сам унесся следом за остальными.
Перебежками, ложась и вновь поднимаясь, рижане добрались почти до самых русских окопов. Но, когда в траншеях уже вскочили на ноги, чтобы броситься и схватиться врукопашную, через окопы волной перекатился находившийся до сих пор в резерве полк Штафа. Рижане не выдержали. Русская пехота погнала их назад, кавалеристы старались обойти с обоих флангов. Сбившись в кучу и смешавшись, рижане хотя и добрались до валов предместья, но там уже не в силах были сопротивляться, Даже поджечь ничего не успели, пронеслись по предместью и укрылись за стенами Риги, откуда сразу же принялись яростно обстреливать русских из пушек и мушкетов, хотя особенного урона нанести не могли.
