Кресло внесли в гостиную и поставили у камина, который уже начали растапливать. Варвара Петровна улыбнулась племяннице — все идет точно по заранее намеченному плану!
Неделя прошла с той памятной ночи, когда взволнованная Клеопатра явилась в спальню к тетке. Та, по счастью, еще не спала и скорее обрадовалась неурочному появлению племянницы, чем удивилась.
— Что приключилось? Какой непорядок в доме? — приступила она к ней с расспросами. — Да не молчи ты! Что бы ни стряслось в Ежах, хоть бы и пожар (тьфу-тьфу), все развлечение.
— Тетенька, я должна вам открыться. Сие есть тайна за семью печатями, а нынче таинственный полог и приоткрылся.
— Что плетешь, глупая! Говори толком! — Глаза Варвары Петровны уже сияли азартом и любопытством.
Проговорили они до утра. История с пропавшими деньгами тетке была известна, а все прочие кружева — с письмом Родионовой матери, наказом отца, портретом тетки в красном, посещением дома Миниха — были ей неведомы и явились истинным подарком судьбы. Интересно-то как, судари мои! Такого и в романах не всегда прочитаешь!
В полдень, отоспавшись, тетка потребовала к себе Клеопатру и с видом заговорщицы стала шептать в ухо:
— План этот, что на книжной закладке, перерисуй на крупный лист бумаги, и чтоб все совпало, а закладку потом отдай мне под замок.
— Зачем же перерисовывать?
— Чтоб не поистрепался. Мы этот лоскуток бумажный должны будем Родиону Андреевичу в целости отдать. А сами тем временем на место поедем и все выясним.
— Куда ж ехать? Мы же не знаем, план какого дома на этой закладке изображен! Может, это загородное жилище, а может, городское.
— Вот и посмотрим на месте. Как деревня рядом с усадьбой их называется? Ну где парсуна-то в зале висит?
— Колокольцы.
— Ну вот, название редкое. Найдем. Сама говорила, что это где-то под Петергофом.
— Под Ораниенбаумом.
— Вот туда и поедем. Не веришь, что доеду? Смотри!
К ужасу Клеопатры, Варвара Петровна вдруг цепко схватилась за ручки кресла, напряглась так, что жилы вздулись на лбу, а ногти на руках залиловели, и встала.
— Палку дай, — прошептала она одними губами, — Там, в углу.
Конечно, молодой, избалованный жизнью зритель не назовет это ходьбой и, может, и фыркнет в кулак насмешливо, но старый человек, знающий, что такое больные ноги, умилится: то, что проделывала Варвара Петровна, являло собой не способ передвижения, а торжество духа над немощной плотью. Опершись на палку, она некоторое время задумчиво раскачивалась, а потом, тяжело шаркнув подошвой, сдвинула правую ногу на вершок[42] и опять застыла, переместив тяжесть тела на правую ступню. Лицо у нее при этом было такое, что Клеопатра невольно отвела взгляд. Тетка так напряглась, что казалось, глаза сейчас выпрыгнут из орбит, на лице явственно отразились мука, испуг, но главным все-таки оставался восторг, его излучали глаза, каждая морщинка на щеках и вся ее нелепая фигура.
— Тетенька, давайте сядем, а? Я же вас не удержу, если что…
— Пот оботри, — прошептала Варвара Петровна и сделала еще один шаг. — Так-то… поедем… на мызу… я тебе точно… дорога треф… вот.
Усаживать ее в кресло помогал Евстафий.
Утром отбыл в Петербург артиллерист. Варвара Петровна ему строго наказала: как выпадет свободная минутка, чтобы сразу был в Ежах.
— А погоду так подгадай, чтоб в проливной дождь. Помни, в ведра ты нам тут не нужен.
Артиллерист решил, что это не более чем шутка, намек на его кувырок в канаву, но Варвара Петровна не шутила. Дождь являлся главной составляющей уже задуманного ею плана.
И что же вы думаете? Во второй раз он приехал именно в жуткую мокрядь, что вовсе не говорило о понимании поставленной перед ним задачи. Дождь, мелкий, моросящий, со снежной крупой по утрам, не прекращался целую неделю. Под дождем и в карету садились. Клеопатра была задумчива, исполнительна и молчалива.
— Куда едем-то? — спросил артиллерист.
— В гости. В двадцати верстах моя золовка живет. Надо бы навестить. Только бы не заблудиться.
— А не боитесь завязнуть? Дороги-то — чистые хляби.
— А ты не каркай. Мир не без добрых людей.
А когда наконец и заблудились, и завязли, артиллерист не без удовольствия побежал исполнять приказание Варвары Петровны. Случилось все именно так, как он предсказывал. Дамы бестолковы, как курицы, но по счастью судьба послала им надежного защитника. Уж он-то их в обиду не даст!
Управляющий-немец поворчал для порядку, но хозяйские комнаты отпер. Варвара Петровна в «портшезе»[43] вплыла в комнаты и немедленно стала восхищаться внутренним убранством, умоляя показать ей все помещения «этого прекрасного, чистого и прибранного жилья». За уборку в доме отвечала Настена, слова гостьи ей были словно мед на язык, конечно, она показала все, до последной кладовки.
— Внимательнее смотри, чтобы не упустить что, — шипела Варвара Петровна в ухо племяннице, Клеопатра кивала головой, а сама озиралась почти с испугом — в этом доме жил когда-то ее возлюбленный!
Артиллерист катил по комнатам кресло, ключница семенила рядом.
— Вот здесь, извольте видеть, первая гостиная, здесь китайская гостиная, это буфетная при зале, далее пойдут зала обеденная и зала танцевальная. Хозяин наш — фельдмаршал, их сиятельство Миних, приезжали сюда всего один раз, и больше и не вспоминали, что мы на свете есть. Они люди богатые, мы им без надобности.
В обеденной зале Варвара Петровна приказала остановить кресло возле портрета дамы, написанной на фоне фонтана. Клеопатра обмерла. Изображенная на портрете книга была столь похожа на ту, что принес Кирилл Иванович, что она забеспокоилась — а не заподозрил ли тот чего? Название прямо в глаза бьет — Плутарх! Но мысли артиллериста занимало другое. Он зорко следил, чтобы Варваре Петровне было удобно в кресле, чтоб ход его был плавен, чтоб Клеопатра улыбалась, а что касаемо дамы на стене, то он ее не рассматривал, своих бы обиходить.
— Все эти мебели и парсуны остались от старых хозяев, им здесь раньше все принадлежало. — Ключница не стала вдаваться в подробности, только деликатно поджала губы.
— Старика Люберова я не знала, — сказала вдруг Варвара Петровна как бы между прочим, — а с сынком-то его Родионом знакомство вожу. Отменный молодой человек. Он с племянником моим в дружбе.
Ключнице бы при этих словах усомниться в случайности появления гостей, но подобное ей просто не пришло в голову.
— Да что вы такое говорите, сударыня! — воскликнула Настена в полном восторге. — Да может ли быть такое! Я ведь нянька Родиона Андреевича! Вот этими руками… Господи, Господи…
Добрая ключница совсем расчувствовалась, пригласила гостей отужинать, «чем Бог послал», кухня получила самые серьезные распоряжения. За окном стояла уже полная темнота, измученным тяжелой дорогой путешественникам предложили остаться ночевать. Варвара Петровна милостиво согласилась. Она уже успела обменяться с Клеопатрой впечатлениями, и обе согласно решили, что «дом, похоже, тот».
Похоже также, что комната, помеченная на плане крестом, служила когда-то детской.
— Настена, голубушка, а можно мне в этой комнате переночевать? — Клеопатра старалась говорить естественно, но голос ее против воли дрожал. — Родион Андреевич рассказывал нам про эту комнату. Была она светлая, радостная…
— Была, а сейчас ремонта требует, — озаботилась Настена. — Боюсь, покажется вам там неуютно. Прежний хозяин и успел только, что полы в ней перестелить, а обои, старые, холщовые, так и остались. И выцвели все! А вас я в спальне рядом размещу, — обратилась она к Варваре Петровне. — Хорошая спаленка, теплая! Я думаю, управляющий не будет возражать. Ведь такие высокие гости!
— Высокие, да не к нему приехали, — сказала Варвара Петровна и добавила настойчиво: — Я уж лучше с племянницей переночую. У нас и перина, и белье с собой. Я жена солдата, привычная к трудным условиям. Вы нам только лавки поставьте. Здесь мы укромненько ночь проведем, управляющий нас и не заметит.
Настена быстро согласилась, видно, управляющий был строг и выслушивать лишний раз его нарекания ключнице не хотелось. Старик Евстафий с помощью Кирилла Ивановича принес из кареты тюк с периной, саки с бельем и странный, продолговатый, необычайно тяжелый сверток. Наконец постели были застелены, гости угомонились, и ключница удалилась в свою каморку.
В том углу, где рука Люберова на плане начертала крест, стояла дубовая горка голландской работы. Она была старая, поцарапанная, только этим объяснялось, что ее убрали с глаз долой и запихнули в детскую. По мнению тетушки, и племянница с ней согласилась, — если нечто, помеченное крестом, находится в этой комнате, то оно должно находиться именно под горкой. Не зря же хозяин пол перестилал! Но горка оказалась совершенно неподъемной, ее невозможно сдвинуть никак.
