Парамон с ожесточением рубанул зазевавшегося варяга, который, отрубив девке голову, с изумлением наблюдал за катящейся головой, и почти развалил его наискось на две части. Упав, варяг обнял безголовое девичье тело.
В уме Парамона лишь проскочила малая, едва заметная, искра сожаления: «Эх, сгубили девку ни за что». Но искра потухла быстрее, чем девичья жизнь, и через мгновение Парамон рубил очередного врага.
Однако силы были неравны — варягов было в несколько раз больше дружинников Парамона, и под натиском силы вскоре схватка уже шла на крыльце терема.
Каждая ступень стоила нескольких человеческих жизней. Падали мертвые варяги, но и почти все дружинники Парамона лежали на земле убитые или раненые.
И вот наступил момент, когда в дверях насмерть стоял один Парамон. И вот он один в длинном коридоре.
Из-за спины доносился безнадежный женский вой. Он остался последним защитником. И казалось, спасения не было.
Неожиданно во дворе послышались крики: торжествующие — русские и ужаса — шведские. Парамон тут же почувствовал, что натиск варягов ослабел, а через секунду Парамон вонзил меч в грудь последнего противоборствующего варяга.
Пошатываясь от усталости и нервного перенапряжения, Парамон поспешил на крыльцо. С крыльца он увидел, что двор полон новгородцев, которые добивали последних варягов. Набат поднял все население города, которое принялось убивать ненавистных наемников.
К Парамону подбежал, скользя по окровавленным ступенькам, Чурыня. В руке почерневший от крови меч, к лицу приклеен радостный оскал до ушей.
Чурыня хрипло прокричал:
— Радуйся, Парамон, весь Новгород бьет варягов. Уже перебили не меньше трех сотен.
Прокричав, Чурыня соскочил обратно на землю и побежал со двора на улицу.
Парамон, понимая, что сражение за двор выиграно, выбежал вслед за Чурыней.
На улице виднелись две или три мелкие кучки отбивавшихся варягов, прижатых к высоким дубовым заборам. Вокруг валялись трупы с отрубленными головами и вспоротыми животами. Недалеко корчился вздетый на кол варяг, из глаз которого текли кровавые слезы.
Был теплый летний вечер. Солнце пряталось за далеким лесом, расцвечивая нежно-розовыми узорами далекий воздушный замок на побледневшем небе. Влюбленно пел песню соловей.
И кто-то невидимый в вечерней тени рыдающим голосом бормотал, что умирать не страшно. И что смерть это только начало новой жизни, в которой все будут одинаково счастливы.
Вернувшись в Вышгород, Святополк, оставив коня на попечение конюхов, направился в столовую, по пути велев дежурным отрокам срочно найти Свенельда.
В столовой был накрыт обильный обед, но Святополк отломил лишь кусочек лепешки, а от кувшина с вином отвратился, как будто в нем вместо чудесного хмельного напитка таились ядовитые змеи.
Пока Святополк рассеянно жевал лепешку и ягоды винограда, прибежал Свенельд, знавший, что князь ездил к Владимиру.
Увидев Свенельда, Святополк показал ему куском лепешки на место рядом.
Свенельд присел, и Святополк начал рассказывать о том, что увидел в Киеве.
Слушая Святополка, Свенельд по привычке задумчиво крутил ус. Когда князь закончил рассказ, Свенельд оставил в покое ус и начал считать:
— Борис ушел с войском из Киева. Вместе с ним и Добрыня. Через пять дней, когда Владимир умрет, они будут где-нибудь за Альтой. Гонец не скоро их найдет...
Святополк добавил:
— Предслава ведет хитрую игру в пользу Ярослава. Она будет таить смерть отца от Бориса, пока в Киев не придет брат Ярослав.
Свенельд сделал вывод:
— Значит, известие о смерти Владимира Борис получит не скоро. А Киев оставлен под нашу охрану...
Святополк напомнил:
— Но Владимир не разрешил мне заходить в Киев.
— Предслава и от тебя попытается скрыть смерть Владимира, — сказал Свенельд.
— Это ей не удастся, — сказал Святополк. — Нам сообщит Рахдай. Он теперь будет следить за дворцом и день, и ночь.
— Но она же не знает, что мы знаем правду, — сказал Свенельд.
— Не знает, — согласился Святополк.
— Значит, твой приход в Киев будет для нее неожиданным, — торжествующе предположил Свенельд. — И Ярослав не успеет занять Киев.
Святополк поморщился:
— Ты предлагаешь обманом захватить киевский стол?
— Да, — сказал Свенельд. — Владимир же обманом и предательством забрал его у твоего отца, до ты - старший в роду! Этот стол принадлежит тебе но праву.
— Ярослав будет воевать со мной, - проговорил Святополк, и в его голосе почувствовался страх.
— Ты обязан вернуть себе киевский стол, не только ради себя, но и ради своих бояр и дружины, — твердо сказал Свенельд. — Этого хотят все. Этого хотят особенно бояре Великого Святослава. Если ты не сделаешь этого, то потеряешь их — они выберут себе другого вождя.
— Ни Борис, ни Глеб, ни Ярослав, ни Мстислав не сделали мне ничего плохого. Один Ярослав желает моей гибели, — проговорил Святополк. — Я не стану убивать своих братьев.
— Дети Владимира тебе не братья, сказал Свенельд. — Они сами отреклись от тебя. У тебя нет выбора — если ты не убьешь их, то они убьют тебя. Вспомни о своей клятве отомстить!
— Киев мы возьмем. Но я не буду убивать своих братьев. Я договорюсь с ними, — сказал Святополк.
— Я рад буду, если ты договоришься с ними, — сурово сказал Свенельд, видя сомнение Святополка. — Но если они откажутся признать тебя старшим, то не ты первый прольешь кровь. Кровь уже пролил раб, убив законного властителя, твоего отца.
Этот удар был в самое сердце. У Святополка нервно дернулось веко, и он задумчиво проговорил:
— Много лет назад, когда мать рассказала мне, как Владимир убил моего отца и как осквернил ее, я дал клятву отомстить. Я не мог сделать этого многие годы, теперь сам Господь дает мне знак, что пришло время мести. Но я нарушу свою клятву, потому что мои названые братья не виноваты в грехах своего отца. А его пусть накажет Бог.
Свенельд разочарованно тряхнул головой:
— Пора звать на совет бояр и вышгородских старшин, очи обещали тебя поддерживать, теперь пусть они подтвердят свое слово.
Святополк засомневался:
— Ты думаешь, стоит говорить с ними до смерти Владимира? А не обвинят ли меня в том, что это я отравил Владимира?
Свенельд сердито дернул ус:
— Обязательно обвинят. Ярослав, затеяв хитроумную интригу, обязательно покроет ее морем лжи. Но если сейчас не заруч итъся помощью бояр и старшин, то потом будет поздно. Возможно, Ярослав со своей дружиной уже торопится к Киеву. Поэтому если ты хочешь вернуть своему роду законное место, то еще до смерти Владимира наша дружина должна оказаться в Киеве.
Святополк бросил решительный взгляд на старого Свенельда и распорядился:
— Созывай бояр и старшин!
Выйдя из комнаты, Свенельд довольно усмехнулся. — Святополк может отказаться от мщения — он правоверный христианин. Но я-то — варвар! А варвары никогда не прощают обид. И я хорошо помню, что Ярополк погиб из-за того, что вступился за моего сына. Так что теперь пришло моя очередь отдать старый долг.
Выгоревшее солнце еще висело высоко над оранжевым горизонтом, когда в горнице княжеского терема собрались лучшие мужи Вышгорода. Здесь были воеводы и бояре. Здесь были вышгородские старшины. Не зная, по какому поводу их собрал князь, они, собираясь в небольшие толпы, вполголоса переговаривались.
Однако их томление было недолгим. В двери, ведущей в княжеские комнаты, появился воевода Свенельд. Его вид был хмур и неприступен. В руке высокий посох. Оглядываясь на сумрачного воеводу, присутствующие невольно начали замолкать.
Свенельд стукнул посохом о пол и объявил сухим голосом, что князь идет.
Почтенные мужи торопливо заняли свои места около лавок вдоль стен, и как только появился князь, склонили головы.
За князем шли его жена Марина, а следом за ней епископ Реннберг.
Пройдя мимо почтенных мужей, Святополк прошел к возвышению, на котором стояло княжеское кресло. Повернулся, подал знак всем занять свои места и сел. В креслице рядом села его жена Марина. А за спинкой ее кресла встал засохшим деревом ее духовный наставник епископ Реннберг.
Присутствие Марины говорило о том, что предстояло крайне важное дело, и это бояре сразу отметили в уме.
Тут же на середину возвышения вышел Свенельд, седой и внушительный, и с тем же суровым видом объявил:
— Тихо, князь говорить будет!
Он вернулся к креслу Святополка и встал рядом с ним.
Святополк, не вставая с кресла, выпрямился и заговорил негромко, но сильно:
— Други мои, лучшие мужи Вышгорода, я созвал вас спешно для того, чтобы посоветоваться по очень важному делу. Киевское войско ушло в поход на печенегов, а Киев Владимир поручить охранять мне. Но разговаривая с Владимиром, я увидел, что он при смерти. Поэтому я хочу спросить вас, что мне делать, если Владимир умрет? Должен ли я занять киевский стол, принадлежащий по праву мне?
