— Один момент, — подпрыгнул Захар и, удалившись за дверь, тут же появился со стаканами.
Брызгалов сам налил каждому по полстакана, поднес Галстяну, дежурившему у пролома, его дозу и скорбно произнес:
— Помянем друзей — Петропавловского и Клинова, и всех остальных, павших во взводе. Пусть волжская земля будем им пухом. Мы их не забудем. Отомстим немчуре.
Все выпили. Захар даже крякнул. Потом лейтенант, отметив мужество Усольцева и его товарищей, вручил каждому по посылке.
— А награды потом будут. Я представил всех.
— И меня? — с хитринкой спросил Захар.
— И вас, боец Нечаев. Разве не достойны?
— Нет, я не имею возражений. Только мне бы медаль, которая с красной ленточкой. Можно?
Все рассмеялись и принялись за посылки. Чего в них только не было: и носки шерстяные, и носовые платки, и кисеты с вышивкой, и махорка, и пакетики курительной бумаги, а в Климовой посылке была и книга. Клим громко прочитал: «Малахитовая шкатулка».
— Покажи-ка, — протянул руку Усольцев. — Верно. Павла Петровича Бажова сочинение. У меня дома такая же книга имеется. Степанида, жена, в Свердловске купила. Мы с ней от корки до корки прочитали. Сильно написано.
Усольцев отвернул обложку и увидел надпись: «Товарищ боец! Защитник наш! Поклон тебе с Урала. Прими сие творение талантливого человека нашего Каменного Пояса, прочитай сам и товарищам передай — пусть и они прочтут. В этой книге — мудрость и красота нашей земли, которую вы защищаете. Благодарствуем вас! К сему — жители Нижнего Тагила Матрена Сидоровна и Андрей Родионович Широбоковы».
— Возьми, — Усольцев отдал книгу Климу, — на свободе все вместе почитаем.
— Угадайте-ка, что здесь? — крутнул ус Нечаев и показал серые шерстяные носки.
— Ну, носки, — ответил боец Зубов.
— Не-е, внутри, в носках что?
— Кукиш, — выкрикнул Клим.
— Ну и получишь кукиш, — сказал Захар и извлек из каждого носка по стограммовой бутылочке. — «Мерзавчики» это, а не кукиш. И еще записочка тут имеется.
— Ну-ну, читай, — попросил лейтенант. Захар прочитал: «Товарищ уважаемый красноармеец или, возможно, командир! Выпей на здоровье и бей этих фашистов до самой победы. Коль желаешь, я буду тебе писать часто-часто, потому как я еще совсем молодая и не замужем. Только ты мне ответь. С уважением — Фрося».
— А адрес? — спросил Галстян.
— Есть, на конверте. Тут написано: город Кыштым.
— Впервые слышу, — сказал Галстян. — Это где?
И снова дом вздрогнул от взрыва. Взводный встал и направился к пролому. Последовал еще удар — и прямо в стену.
— Бьют из орудий, — сказал лейтенант. — Всем вниз. И на первом этаже не было спасения: немцы посылали снаряд за снарядом. Рухнула торцовая стена.
— Кто в особняке? — спросил взводный.
— Пустует, — ответил Усольцев. — Занимай его! — скомандовал лейтенант. Наступившая темень укрыла действия бойцов. Они спокойно добрались до особняка и устроились там, как прежде. А лейтенант, захватив с собой раненого Зажигина, отправился во взвод. В усольцевскую группу влился новый боец — Зубов. Когда спустились в подвал и зажгли свечу, Усольцев перво-наперво поинтересовался новичком.
— Давно воюешь?
Зубов не спешил отвечать, он шевельнул губами, как показалось всем, что-то глотнул, отчего на длинной шее задвигался острый кадык.
Усольцев повторил вопрос. И только сейчас Зубов как-то несмело, а скорее, неохотно ответил:
— Понимаешь, я там был... За Волгой...
— В артиллерии? — спросил Усольцев, зная, что именно из-за Волги бьют дальнобойные орудия.
— Не в артиллерии, а в заградотряде.
Нечаева будто ужалило, аж подскочил.
— В наши затылки целился?
Зубов сконфуженно пожал плечами, и снова заерзал кадык.
— Мы тут друзей хороним, сами у фрицевых стволов ползаем, а они, мать их в душу, там, за Волгой прохлаждаются. Вот и хорошо, что тебя сюда пихнули...
— Ладно, не кипятись, Захар, — успокаивал друга Емельян. — Он ведь боец, куда поставят — там и служит. Тебе велят отправляться в заградку — не пойдешь разве?
— Ни за что! Чтоб я по своим?..
— И я по своим ни разу не стрельнул. Ей-богу! Был один момент. Наши в лодку сели и поплыли, а немец начал бомбить. Лодка и повернула назад. У берега бойцы повыскакивали из лодки и врассыпную. А наш командир как завопит: «Стой, стрелять буду!». И стал пулять. Меня в жар бросило. Они остановились. Командир наш, злой такой, выбрал троих и говорит: «Первыми из лодки бежали. Расстрел!».
— Ну и расстреляли? — спросил Галстян.
— Не знаю. Их куда-то увели.
— Вот что творят, — снова не стерпел Нечаев. — Свой своего... Хватит про это. Давайте «мерзавчики», елки-моталки, раздавим, а то скиснут.
— А Фросе из Кыштыма писать будешь? — вдруг спросил Галстян. — Она ждет.
— Не-е, я женатик. Климу отдам письмо. Пущай он пишет ей. Клим, согласен?
— Не зови. Он наверху. Наблюдает, — сообщил Усольцев. — И вообще ему твоя Фрося не нужна. У него Катюша... Понял?
— Да, да, конечно. Эх, елки-моталки, надо было лейтенанту передать письмишко, он же холостой.
— Силен ты, Захар, задним умом, — сказал Усольцев и велел разлить всем из «мерзавчиков».
Ночь прошла спокойно, а утром немцы вновь начали долбить снарядами дом и к полудню основательно развалили его, остался целым лишь один подъезд, тот, который был ближе к нашему переднему краю.
— И население, кажись, завалило, — забеспокоился Захар.
— Вечером попытаемся проникнуть к ним, — решил Усольцев.
— Бедолаги, — сказал Захар и закурил. — Смотрите-ка, человек идет, — обратился к Усольцеву, сидящему на полу у стены, Зубов.
Емельян поднялся и взглянул в окно.
— Не вижу никого.
— Он за домом скрылся. Сам видел. С ведром шел.
— Немец?
— Вроде не немец. В кожушке и зимней шапке. А может, и немец.
— Клим! — позвал товарища Усольцев. — -, Слышал, что Зубов говорил?
— Слыхал.
— Обогни-ка дом справа. Только осторожно. Понаблюдай за ходоком и определи — куда путь держит.
— Есть! — ответил Клим и быстро выскочил на улицу. Усольцев с Зубовым видели, как он, пригнувшись к земле, побежал, затем пополз к уцелевшему торцу, а вскоре и скрылся за ним.
Климову никаких трудов не представляло обнаружить человека с ведром. Он шел, изредка озираясь, вдоль дома и вышел прямо к торцу, за которым стоял Клим.
— Стой!
Мужик в кожушке застыл. Клим поманил его пальцем. Тот сделал несколько шагов и встал рядом с Климом.
— Куда идете?
— К Волге... Воды надо...
Клим не стал больше допытываться, а велел мужику следовать с ним.
Усольцев пристально посмотрел в лицо пришельцу и определил, что ему за сорок, а может быть, и все пятьдесят. Давно не брился. Глаза маленькие, часто мигающие, словом, вид испуганный.
— Кто такой? Назовитесь.
— Ф-ф-фамилия моя, — с трудом произнес, заикаясь, мужик, — Злы-ы-ыднев. Зо-зовут Ан-д-дреем.
— Спокойнее говорите, — сказал Усольцев. — Где живете? Откуда идете?
Злыднев чуть успокоился, и четче стала его речь.
— Живу т-там, где немцы. В з-землянке. И ж-жена т-там, и с-сынок.
Дальше Злыднев рассказал, что шел за водой, потому как давно без воды живут. И Усольцев ощутил, что не всю правду выкладывает Злыднев, что не так-то просто уйти от немцев в направлении к русским. Тут что-то не то, и он спросил напрямую:
— Кто послал за водой? Только честно.
Не выдержал взгляда Усольцева мужик — опустил голову.
— Н-н-немцы.
— Вот это уже правда.
Мало-помалу картина прояснилась четко. Вода, за которой шел Злыднев, — это прикрытие, главное — Злыдневу поручалось по возможности больше разглядеть, что делается у русских: какие дома занимают и конкретно — есть ли еще кто в доме, который они, немцы, только что подвергли артиллерийскому обстрелу.
— Ах, сука-шпиен, — выкрикнул Захар. — Фашистам служишь...
— Н-не с-с-служу, — схватился за голову Злыднев, — з-з-зас-ставили. По-показали на ж-жену и Ди-Димку и с-сказали: «П-пук... П-пук...» Я и п-п-пошел...
Злыднев, волнуясь и заикаясь, рассказал, как голодно и страшно им живется, как немцы измываются над ними, к жене пристают. Усольцев слушал и думал о своем: а нельзя ли использовать этого мужика для дела?
— Грамотный? — спросил Емельян.
— К-ко-конечно.
— Рисовать умеешь?
— Та-так с-себе.
— Изобрази на бумаге свой маршрут — как шел и немецкое расположение. Сможешь?
— С-с-смогу.
Нашлась тетрадка, которую Усольцев положил перед Злыдневым, и он, взяв из рук Клима карандаш, стал изображать линиями, точками, крестиками немецкие позиции. Усольцев понимал, что Злыдневу далеко не все известно, но даже те малые сведения, которыми он располагал, представляли определенный интерес. Вот, скажем, позиция минометчиков, отмеченная крестиком, сразу заинтересовала Усольцева. Удобный подход к ней — по овражку. В том же овражке — блиндаж. В нем минометчики отдыхают, спят. Ночью только один часовой бодрствует... есть над чем подумать?
