пунктах находились два человека: судья и помощник судьи – солдат из местной воинской части. По их словам, «желтые» пока опережали остальных. Незадолго до третьего контрольного пункта группа уперлась в густой кустарник и надо было решать, как его обходить. Петров прикинул по карте расстояние, которое придется бежать в обход кустарника и предложил ломануться напролом через кустарник, чтобы сэкономить время. Однако, через несколько минут стало очевидно, что это было не верное решение. Валька не учел, что снег под кустами был более глубоким и рыхлым. Ботинки быстро забились снегом и автомат за спиной цеплялся за каждую ветку. Пацаны быстро выбились из сил, но поворачивать назад было уже поздно. Прошло минут пятнадцать, прежде чем они, запыхавшись, выбрались на поляну.
«Минут семь-восемь потеряли», – расстроился Петров. Он достал карту и компас, чтобы свериться с маршрутом, и в этот момент на них из-за кустов напали трое «синих». Скоротечное «боестолкновение» закончилось через пару минут. Трое рослых семиклассников быстро сорвали с мелких пятиклашек желтые нарукавные повязки. Петров пытался было оказать сопротивление, но один из семиклассников повалил его в сугроб и уселся сверху, вдавив в снег.
– Партизанен капут, – ёрничал он.
– Пусти, – сопел Петров, пытаясь извернуться и выбраться из-под него.
– Хэнде хох, а то моя твоя будет стрелять, – продолжал измываться дылда. Он схватил Петрова за руки и припечатал их к снегу.
– Пусти, – кряхтел и брыкался Петров. – Гад, пусти.
– Ха-ха-ха, скажи «нихт шизен», – веселился семиклассник, по-прежнему удерживая его руки.
– Гад, гадский гад, – от бессилья и обиды Петров пытался сказать ему что-то оскорбительное, но поскольку настоящих ругательств он еще не знал, у него выскакивали какие-то неожиданные словообразования. Но, как ни странно, они попали в цель.
– Чо? – удивился дылда, очевидно почувствовав, что это должно быть что-то очень обидное. – Ах ты, с…ка, – он уже знал настоящие ругательства. Он зачерпнул пригоршню снега и с силой растер рукавицей по лицу Петрова. – Умойся, салага.
Крупнозернистый подтаявший снег драл как наждачка. Петрову было больно, но еще больше было обидно, что «Зарница» для них окончилась.
– Ладно, Кислый, оставь его, пошли, – окликнули своего дружка двое других «синих».
Кислый внезапно потерял интерес к мелюзге. Он слез с Петрова, поднял валявшийся рядом Валькин деревянный автомат за ствол и хрястнул им об дерево. Автомат превратился в груду перемотанных синей изолентой щепок. Кислый пнул обломки и пошел догонять своих.
Петров сел в сугробе. Бойцы его разбежались. «Ладно, все равно убиты уже все, что толку», – пытался проглотить он комок в горле. Эмоции постепенно покидали его, стало как-то спокойно и равнодушно.
Лицо саднило. Петров вытер лицо варежкой и почувствовал соленый вкус крови – Кислый разбил ему нос. Петров снял варежку, взял пригоршню чистого снега, приложил к носу и откинулся в сугроб. Он вдруг вспомнил как во фрагменте фильма «Война и мир», который показывал им военрук вместо урока литературы, князь Андрей Балконский умирал на поле под Аустерлицем, раскинув руки и глядя в высокое небо. «Небо другое», – подумал Петров, глядя в небо. И от этого низкого серого неба, и от запаха талого снега и мокрого, уже ожившего и начавшего набирать соки, ольховника, и от всех Валькиных переживаний последних нескольких дней, которые вдруг так бесславно окончились в один момент, комок в горле вдруг вырвался наружу одним громким всхлипом, и Петров заплакал.
– Ты чего тут, пацан? – вдруг услышал он голос. Из-за кустов появились двое солдат на лыжах из числа организаторов. – Ты в порядке? – увидели они пятна крови на снегу.
– Да, нормально, – Валька взял себя в руки. – Нос разбил, уже не течет.
– Ну-ка посмотри на меня, – один из солдат взял его за подбородок. – Ничего, до свадьбы заживет. Шрамы украшают мужчину, – успокоил он Петрова традиционной шуткой.
Петров неожиданно развеселился, представив себя всего в шрамах на свадебной фотографии рядом с мамой. «Если бы шрамы, а то нос опухший», – подумал он успокаиваясь и прислушиваясь к себе.
– Давай, догоняй. Мы уже сворачиваемся, – солдаты скрылись за кустами.
Петров вздохнул и еще раз вытер лицо снегом. Он посмотрел на розовый от крови снег в руке. «Как акварель», – подумал Петров. «Мокрым по мокрому. Красным по серому». Он подобрал обломки своего автомата, повертел их в руках и отбросил в кусты.
«Где хоть этот Аустерлиц находится? Надо на карте посмотреть» – думал он, идя по лыжне в сторону пункта сбора и проваливаясь иногда по щиколотки в снег. «И что там наши забыли в этом Аустерлице? С кем хоть воевали-то? Надо почитать».
Март. Русский язык
– Сегодня на уроке мы будем учиться писать письмо, – объявила Наталья Григорьевна в начале урока. – Но вначале посмотрите результаты вашего изложения.
На прошлой неделе писали изложение по картине Александра Дейнеки «Колхозница на велосипеде» – тетенька в красном платье едет на велосипеде по пустой дороге. Лес на заднем плане, дорога, тетенька на велосипеде – ничего особенного. Но Петров обратил внимание на необычный для колхозницы велосипед: руль изогнут, как рога у барана, колеса большие, шины тоненькие и крыльев нет. Он так и написал – этот велик для колхозницы не подходит, потому что он спортивный, для низкой посадки. И в таком платье залазить через раму очень неудобно. Колхознице нужен тяжелый велик с женской рамой, с крыльями на колесах, чтобы можно было ездить по лужам, не боясь обрызгаться. И с багажником, а лучше с двумя – спереди и сзади, чтобы можно было поставить какой-нибудь бидон или корзину, и руль прямой должен быть, чтобы можно было повесить авоську с продуктами – хлебом, там, луком. А на такой велосипед, как на картине, много не нагрузишь. А может она взяла велик у кого-нибудь покататься? Ну, там, племянник из города приехал, спортсмен. Но это вряд ли, я бы лично никому такой дорогой велик не дал кататься, а вдруг колесо проколет, или упадет, колесо погнет или цепь порвет ненароком, а ты потом чини. Обо всем этом Петров честно изложил, как мог, и сделал в конце вывод, что художник все выдумал, никогда не был в колхозе и настоящей жизни колхозниц не знает.
Натали поставила за изложение «четыре», отметила логический ход его мыслей, но посоветовала обратить внимание на картину в целом, а не только на велосипед. И еще подчеркнула везде в Валькином тексте слово «велик» и приписала внизу, что слова «велик» нет в русском языке. Петров был потрясен: «Как так нет слова «велик»? У нас в классе у каждого пацана есть велик, а она говорит, что нет такого слова».
– Наталья Григорьевна, а почему вы написали, что нет такого слова «велик»? – поднял руку Петров.
– Да, мне тоже это написали, – с места добавил Рыбин.
– И мне, и мне, – откликнулись еще несколько
