За обедом мать снова начала о том, что Роман напрасно прощает "этому головорезу", напрасно. Пусть бы потаскала его немного милиция, пусть. Что же это такое: что хочет, то и вытворяет.
Роман ласково поглядывал на свою добрую, работящую мать.
- Хватит, мама, о нем, ну его к дьяволу! - сказал он наконец. - Тем более что и я повел себя не очень хорошо. Хватит об этом, хватит! Лучше расскажи мне... расскажи... об отце...
Вилка задрожала в руке матери, остановилась над тарелкой, потом звякнула по донышку, и этот дрожащий звук висел между ними долго-долго.
- Почему, как только я начинаю про отца, ты сердишься? - нарушил молчание Роман. - Почему? Почему бледнеешь, глаза отводишь? Разве не проще сказать правду? Разве не легче нам будет тогда? Ведь я могу подумать, что... что ты виновата в его смерти.
В комнате стало тихо-тихо, через открытые форточки доносился шелест пожелтевших листьев.
- Виновата? - мать стояла посреди комнаты суровая и бледная, совершенно не похожая на себя. - Н-не знаю... Не знаю. - Она махнула рукой позади себя, нащупала спинку стула, села. В этих ее скупых жестах было больше обреченности, нежели в словах.
Теперь в Романовой душе зародилось два чувства. Ему хотелось подойти к матери, приголубить ее, успокоить, попросить, в конце концов, прощения за эти бестолковые, ничем не оправданные вопросы... Но еще была и злость. Хотелось криком кричать, чтобы мать рассказала ему все.
Роман поднялся и вышел из хаты. Пошел мимо сарая, тропинкой через огороды к берегу пруда. На старательно убранных, высохших после жаркого лета полосках земли еще кое-где виднелся укроп, островками зеленели буряки, оставленные хозяйками "на вырост", торчали голые стебли подсолнухов.
Возле берега пруда стояли лодки. По пять-шесть приткнулись к каждому столбику: голубые, красные, зеленые, коричневые - прямо радуга на воде. Будний день, вот и отдыхают рыбаки, а в субботу и воскресенье разбегутся лодки во все стороны и застынут в разных местах, на зеркальном плесе. Два рыбака в каждой, четыре-пять удилищ на борт лягут, и будет казаться, что лодки эти сказочные стоят на копьях...
Только за поворотом пруда Роман понял, что идет к Нелле. Огород Воронюков, хотя они и жили на третьей улице, тоже выходил к пруду, потому что вода окружала Малую Побеянку с трех сторон. Он надеялся встретить Неллю на огороде. Почему-то был уверен, что именно там увидит девушку.
Но все огороды стояли тихие и безлюдные. Они как-то грустно сбегали к пруду, необычно пустые. Еще только сентябрь, а картошка уже убрана.
Роман огляделся вокруг. Берег пруда здесь был немного шире, и на нем ровными рядами красовались плакучие ивы. Но что это? У Романа даже похолодело в груди: первый ряд ив, росший ближе других к пруду, лежал в воде. Зеленые крепкие деревья неуклюже покачивались на волнах. Они словно упали на колени. Их кроны, еще зеленые, еще сильные какой-то удивительной внутренней мощью, находились в воде, длинные ветви напоминали косы утопленницы.
- ...Три, четыре, пять, шесть, семь, - шептал Роман, считая подмытые водой полегшие ивы.
Он подошел к одной из них, присел на корточки возле вывернутого корня, под которым мирно плескалась вода. Какая же злая сила таится в ней!
- Эй, парень!
Роман порывисто оглянулся и увидел в двух шагах от себя Мироновича.
- Вы?!
- Я, - улыбнулся старик. - А ты почему здесь плачешь?
Только теперь Роман ощутил на своих щеках слезы. Отвернулся, поспешно вытер их.
Миронович подошел к иве, наклонился, погладил блестящий под лучами солнца ствол - на Романа он уже не смотрел.
- По-моему вышло. Просил укрепить берег, - ведь такой плес, одни ивы не справятся. Но куда там! - Миронович словно и забыл о Романе. - Дурьи головы, сплетники несчастные! - ругал он кого-то, щупая темно-рыжие корни ив узловатыми, как и эти корни, пальцами. Потом все-таки повернулся к Роману: Вот скажи, ты парень грамотный, могут они еще раз прорасти?
Роман не расслышал вопроса. Он представлял в это время рядом со старым рабочим людей, которых хорошо знал: директора школы Василия Михайловича и классного руководителя Ивана Ивановича. Как бы поступил в такой ситуации Василий Михайлович? Придирался бы, наверное, к слезам Романа: а что? а почему? Неужели снова с кем-то дрался?.. Разговор сразу же зашел бы в глухой тупик. А Иван Иванович? Кто знает. Странный он, иногда и на себя непохож...
- Почему ты молчишь? - дотронулся до плеча Романа Миронович.
- А что тут сказать? Вон сколько ив погибло...
- Полагаешь, погибло? - Миронович прошелся между вывернутыми корневищами, обернулся к Роману. - Смотри, они еще питаются соками земли. Если бы выкопать и перенести... скажем, вон туда. Грунт одинаков, а? Заметь: они уже неделю так лежат, а по-прежнему зеленые и крепкие.
"И в самом деле! Поставить их снова в строй - вот было бы здорово!"
Миронович еще раз обошел все ивы, наклоняясь над каждой, как врач.
- Я впервые здесь... - Голос Романа прозвучал глухо и неуверенно. Наверно, пропадут они все же: к зиме идет... - Он умолк, почувствовав, что говорит не то, совершенно не то. Через минуту добавил: - Сюда бы людей, человек десять, потому что мы вдвоем не сдвинем с места ни одной ивы.
- Не сдвинем. - почему-то весело сказал Миронович. - Да и на смену мне. - Он взглянул на часы. - Вот если бы пришли твои друзья, скажем одноклассники, а?
"Одноклассники... Митька Важко, Ваня Микитюк, Левко Нежный, Хома Деркач... Сейчас они, наверно, на стадионе..."
- Они сейчас на стадионе...
- И здесь можно один раз собраться, разве нет, Роман? Я так думаю, Миронович почему-то лукаво усмехнулся.
Роман ничего не ответил. Он пошел вдоль берега, мимо разноцветных лодок, мимо огородов, на которых одиноко торчали стебли подсолнухов, загнутые в грустные знаки вопроса...
Стадион - на околице поселка. Его зеленовато-седое поле вынырнуло из-за хат, открылось перед Романом на всю свою ширину - притихшее под лучами нежного осеннего солнца. Роману захотелось лечь навзничь, раскинуть широко руки и смотреть в небо. И думать о чем-нибудь приятном. Допустим, о Нелле Воронюк. Вспоминать ее лицо, губы, слегка испуганные глаза...
Ребята не играли. Сидели в углу стадиона - белые футболки на зеленом фоне. Несколько пар глаз настороженно уставились на Романа. Ребята были сердиты. Игра не состоялась... Левко Нежный стоял на одиннадцатиметровой отметке и бил по пустым воротам. Когда все пять мячей оказались в сетке, он лениво выкатил их в штрафную площадку и начал снова бить по воротам.
"Из поселка маловато", - отметил Роман, раздумывая, как бы сказать о работе на берегу этим невеселым ребятам.
- Кто это тебя так? - спросил Вадим Коренев, и Роман вспомнил свое разукрашенное лицо.
Он пропустил вопрос мимо ушей.
- Игра, как я понимаю, не состоялась?
- Увальни! - махнул рукой Адамко. - Думают, что у меня работы дома нет.
- А у меня? Да что там говорить! - сказал Левко, и белый мяч закрутился в сетке ворот.
"Настроение у ребят явно не того... Некстати прозвучит предложение", думал тем временем Роман. И тут он понял, что не пойдут они с ним, ни один не стронется с места. Еще и высмеют.
Роман невесело и немного растерянно смотрел в лица ребят. Зеленое поле лежало перед глазами, а на нем белыми пятнами - пронумерованные футболки. Перед ним были одни футболки, а ребят вроде бы и нет. Глупость какая-то, что за наваждение! Ребят нет, только номера на спинах. У Левка - седьмой, у Корнеева - одиннадцатый. Левко - неплохой полузащитник, Вадим первоклассный нападающий... У Адамко первый номер. Вратарь... Начхать им на упавшие ивы!
- Ты что уставился? - спросил Вадим и легко поднялся. Его тренированные смуглые ноги замаячили между белыми футболками. - Так что? По домам? оглядел он ребят.
- Куда же еще? - поднялся и Адамко. - Домой... - Он остановился перед Романом и сказал немного сердито: - А тебя хорошо все-таки разрисовали!
"Чего это он такой злой, словно я виноват, что игра не состоялась..."
- На берегу ивы подмыло. Их еще можно поставить, работы на пару часов, - сказал тихо Роман.
Адамко какой-то миг смотрел на Романа, должно быть взвешивал сказанное, потом едва заметно усмехнулся, пожал плечами и повернулся к ребятам:
- Домой, куда же еще...
"Подумал, что я шучу. А другие?"
Другие вообще, кажется, не слышали Романа. Переодевались, переговаривались, смеялись.
Кто-то тронул его за плечо. Роман даже вздрогнул, - такой напряженный был весь. Оглянулся: Левко Нежный.
- Ромка, ты серьезно про ивы?
- Конечно.
- Вчера я там был. Страшно! Считаешь, их можно еще спасти?
- Спасешь... - процедил Роман и кивнул на ребят, которые уже переоделись и окружили Вадима Коренева. Известно, сейчас все зависит от Вадима. Как он скажет, так и будет. Это понимал, наверное, и Левко. Поэтому и шагнул к нему:
- Вадим, может, попытаемся, а? Пойдем и поставим их! Пусть растут... Помнишь, летом, когда солнце надоедало, мы лежали под ивами, в тени?.. Их еще можно спасти, а спасти что-нибудь - это же прекрасно! - Добродушный Левко смотрел на Вадима Коренева, не замечая его улыбки, затем перевел глаза на Романа, который хорошо понял улыбку Вадима: вон сколько удивления и растерянности во взгляде.
